***
За окном автомобиля мелькают деревья, непонятные постройки, которые Шото пусть и выучил наизусть, но до сих пор понятия не имел, что это такое и для чего эти незамысловатые здания когда-то служили. Миюки, на удивление, хорошо водит машину, поэтому, чисто теоретически, беспокойство о своей жизни можно спокойно отложить на дальнюю полочку в своем сознании и дать волю всем тем мыслям, что пытались пробиться в первые ряды целый день. О чем можно подумать, пока они все приближались к месту назначения? Тем великое множество, если хорошенько подумать. Но на ум почему-то приходит только сладкое домашнее печенье с шоколадом или какая-нибудь химозная гадость, по типу любимых желейных червячков, коих Шото ел крайне редко, ибо такую еду ему попросту не разрешалось даже приносить домой, если это не какой-нибудь праздник. От таких мыслей во рту тут же скапливается слюна, а желудок не особо приятным способом решает напомнить о пустом себе. Есть хочется прямо здесь и сейчас, не дожидаясь возвращения домой в пол-первого ночи. До геройки бы добраться из этой задницы мира. В машине негромко играет музыка, которую Тодороки по привычке не слышит или попросту не слушает. Он не привык к чему-то шумящему, к чему-то, что издает какие-либо неясные звуки. Шото живет в крайностях: либо абсолютная тишина, от которой даже в ушах уже не звенело, ибо парень по-просту привык к ней. Либо оглушающий грохот и крики, к которым ну никак привыкнуть нельзя и из-за которых он, вероятно, стал хуже слышать. Сказать точно не выйдет, да и не за чем, если говорить откровенно. Как привык думать Шото: «Если крики станут тише — это и к лучшему, а в тишине и слышать то нечего.» Размышления, как выяснилось, довольно сильно утомляют, особенно после долгого и изнуряющего дежурства: Шото довольно быстро засыпает, расслабившись на заботливо опущенном его агентом пассажирским сиденьем.***
Shoto Хей Катсу? Нужно что-нибудь домой? Я в магазине. King.Gr.0 Возьми что угодно, но если не хочешь спать на полу то тащи уже свою задницу ДОМОЙ Shoto Может взять что нибудь? Вкусностей например? King.Gr.0 Черт да возьми ты уже своих червей и при домой King.Gr.0 Дите малое King.Gr.0 Если не вернешься через полчаса, будешь спать на полу ЗА ДВЕРЬЮ King.Gr.0 А если не ответишь что нибудь сейчас же то и жрать не будешь недели три Shoto Звучит как угроза King.Gr.0 Это она и есть King.Gr.0 ПРИ ДОМОЙ У ТЕБЯ ОСТАЛОСЬ 29 МИНУТ Shoto Оу***
Дорога домой ведь всегда кажется легче, правда? Отпустить агента домой, сложить сумку с костюмом, открыть три тысячи девяносто два замка, и вот. Заходишь в квартиру, где тебя ждут. Становится все теплее, несмотря на то, что пальто и ботинки уже успели снова занять свои законные места в шкафах. В квартире приятно пахнет чем-то определённо вкусным и Тодороки отчаянно старается угадать чем, пока моет руки и переодевается в домашние черные штаны и непонятную майку, которую он когда-то стащил у Бакуго. Главное, что неизменно в этих стенах — тишина. Есть не так много вещей, вызывающих звуки здесь: шкварчание какой-нибудь еды на плите, телевизор, который оба привыкли смотреть по вечерам, оставляя звук для Шото, и топот босых ног Бакуго, никогда не носившего тапочки, и навряд ли знающего, что это вообще такое. Тодороки аккуратно, почти на цыпоках, будто его кто-то услышит, пробирается на кухню, где у плиты стоит все тот же силуэт. На плите что-то потихоньку шкварчит, в нос бьёт вкусный аромат домашней еды, а разноцветная голова как-то сама оказывается на плече, пока руки сцепляются в замок на чужом торсе. — Привет. Шепчет куда-то в шею, чтобы нежность слов скучающего целыми днями Тодороки дошла до адресата. В ответ «адресат» мирно склоняет голову на бок, удобно устраиваясь ухом на макушке Тодороки. В их мире не нужны слова и картинки, в их мире достаточно прикосновений, через которые передается абсолютно все: от ласкающей нежности до жмущей грубости. Тодороки аккуратно касается губами шеи блондина и отходит к столу, пока рука нехотя покидает чужую талию. Взор падает на включенный телевизор у кухонного окна. «Неужели Катсуки смотрел телек?» Обычно подрывник не любит смотреть что-либо в одиночку, предпочитая заниматься чем-нибудь полезным в гордом одиночестве, оставляя все безделие на вечер. Когда усталое тело наконец опускается на мягкий диван в гостиной, где можно нагло устроиться на груди Тодороки, и мирно уснуть, зная, что проснешься обязательно в кровати. Вскоре на кухне начинают оживлённо греметь посудой, ставя на стол только что приготовленный кацудон со стаканом воды и ежедневными витаминами. Двое уставших, по разным причинам, парней, наконец садятся за стол, чтобы поесть, вероятно, впервые за день. Тодороки буквально не жуя съедает абсолютно всю свою огромную порцию, спеша поблагодарить Бакуго за прекрасный ужин. Но его планам не суждено сбыться так быстро: его останавливают на полпути к раковине, заставляя обратить на Бакуго внимание. Уловив взгляд Шото, Катсуки бегло, но уверено решает отчитать своего парня за такое халатное отношение к своему здоровью. — «Не хватало еще с тобой дома сидеть и лечить твой желудок, идиот.» Несмотря на и без того сложную систему языка жестов, на ругательства Катсуки и тут не скупился. Однако, характер подрывника сильно изменился с того признания.***
— Они сказали, что я стал хуже слышать из-за моей причуды. К 20 годам я, блять, совсем оглохну. Оказывается, природа та еще сука, раз не позаботилась о моем слухе, — предательская слеза слетает с щеки, несмотря на привычный оскал на пол-лица. Двое парней из 3-А, тщетно страющиеся скрыть свои «неадекватные» чувства друг к другу, продолжают откровенничать на крыше геройской академии UA. Тодороки смотрит будто куда-то сквозь Бакуго, пытаясь подобрать побольше нужных слов прозапас. — Почему молчишь, а, двумордый?! — подрывник поднимает полное слёз лицо к Тодороки. — Ты понимаешь вообще, что это значит?! Мне нахуй больше не сдалась эта академия! Мне нахуй больше ничто не сдалось! Шото не придумывает ничего лучше, чем просто сгрести Бакуго в объятия, пока тот совсем без движения стоит перед ним, сглатывая каждый новый поток слёз. Он просто бессилен. Они оба бессильны. Совсем. Шото ничего не может сделать с тем, что его покане-парень совсем скоро замолчит навсегда.
В 20 Бакуго как можно сильнее старается вбить себе в память 4 слова «Я люблю тебя, Шото». Он повторяет это изо дня в день, лишь бы никогда не забыть. Лишь бы он всегда мог сказать то, что действительно хочет. В последние дни, когда парень уже практически ничего не слышит, они лежат на кровати в съемной квартире, Тодороки мягко пропускает сквозь пальцы жёлтые колючки, обладатель которых мирно устроился на любимом месте: на груди Шото. И в полной тишине можно услышать лишь отчетливое «Шото, Шото, Шото, Шото, Шото…» Под эту мантру оба засыпают, проснувшись уже в новой жизни.
***
— Хэй… — Тодороки мягко целует блондинистую макушку, на что сам Бакуго сонно поворачивается лицом к парню. — Не спишь? — «А сам как думаешь?» Хах, взгляд у Катсуки более чем говорящий. — «Что случилось?» — Сон плохой приснился. Не люблю вспоминать плохое. Бакуго подгребает одеяло и устраивается как можно ближе к гетерохрому. — Лю-юб-блю т-теб-бя-я. Выходит довольно коряво, но Тодороки никогда об этом не скажет. Никогда. Ведь эта фраза — единственное, что Катсуки мог сказать. И эта единственная фраза, которую Катсуки мог сказать искренне. — Я тоже тебя люблю, Катсу. Шото мягко кладёт руку на щеку блондина. В ответ Бакуго осторожно проводит пальцами по злополучному шраму. Тодороки не любит вспоминать о нем, но здесь куда не денешься — придется вспомнить. — Два неудачника нашли друг друга, да? А в ответ недовольная морда с закатанными вверх глазами. «Идиот»— У тебя здесь кожа хоть немного чувствительна? — подрывник впервые касается шрама уженаконецтобожесвоего полусонного парня. Тодороки вскакивает с кровати, резко просыпаясь и тут же наворачивается, больно удараясь рукой об шкаф. — Господи, ты что спал блять? — Бакуго помогает парню подняться, после чего сразу же принимаясь осматривать его на ушибы. — Да. Не стоило так пугать… Блондин осматривает лицо Тодороки, намереваясь наконец поднять эту жутко бесящую челку на левом глазу. — Ты хоть когда-нибудь ее убираешь, идиот? Зрение — тупая фигня для малолеток что ли или я… Подожди, — внимание цепляется за беспорядочно бегающий по комнате взгляд бледно-бирюзового глаза, — Ты чего это? Че у тебя с левым глазом, а, придурок? Что за тики идиотские? — Это неважно, — Тодороки с привычным спокойствием приглаживает красные пряди на лице. Уровень терпения Катсуки Бакуго довольно быстро доходит до предела. — Слушай сюда, — блондин хватает парня за руку, не давая и шевельнуться. — Как спать со мной — так все нормально, а как объяснить, че за хуйня у тебя творится со здоровьем — так мы стесняемся видите ли, — Бакуго подлезает так, чтобы видеть оставшийся глаз гетерохрома, — Выкладывай. — Долгая история. И ты ее уже знаешь, но без подробностей, — Тодороки наконец выпремляется, так что оба парня наконец могут сидеть на кровати ровно, — Моя мама не просто облила мое лицо кипятком, позже она попыталась исправить все льдом. Правда в панике не справилась с причудой и сделала лишь хуже, — Тодороки убирает челку с левого глаза, — А теперь скажи мне, каковы шансы на спасение зрения в таких обстоятельствах?
***
— А разве я не прав? «Прав, прав, спи давай» Оба с улыбкой на лице закрывают глаза, пока Тодороки аккуратно прижимается всем телом к спине Бакуго, утыкаясь носом тому в шею, и тихонько посапывая от радости, как настоящий котяра. А Катсуки лишь сильнее прижимает чужую ладонь к лицу, понимая, как хорошо найти своего человека. С такими жуткими заморочками и такими родными глазами.