не уходи

Том знал Роберта с самого детства, однако никогда не мог обойти его хоть в чём-то. Друг словно назло делал всё лучше, лучше и лучше, чем он сам, и это отчего-то раздражало. Том хотел наконец превзойти его. В чём угодно, в любой мелочи, ему просто необходимо было убедиться, что он не лишний в его компании, что он не бесполезен, что его не бросят лишь из-за того, что все его свершения были незначительны по сравнению с тем, что создавал Роберт. Том просто завидовал другу, но никогда не мог признаться в этом даже самому себе, лишь делал очередные исследования, открытия, до которых никому нет дела, и беспомощно смотрел потом на Роберта на презентации его неизвестно какого по счету проекта, понимая, что вновь провалился. Вновь он не смог превзойти его, гения этого мира, который по чистой случайности стал его другом. Кто захочет дружить с таким ничтожеством, как Том, сейчас, когда есть кто-то, достойный большего внимания со стороны всего человечества? Разумеется, никто. Глупый был вопрос на самом деле. Может, всё сложилось бы лучше, если бы простое желание превзойти того, кем все восхищались, не превратилось в больную одержимость этой целью? Возможно, было бы лучше вообще не лезть в науку и углубиться во что-нибудь ещё, чтобы не мешать Роберту с его гениальными идеями, приходящими к нему будто из ниоткуда?.. Не стоило Тому тогда поддаваться своему жгучему желанию сделать хоть что-нибудь лучше него. Не стоило ему использовать чёртово изобретение его же друга на себе и не стоило давать тому оттолкнуть его. Тогда Роберт не попал бы под луч машины, не было бы никаких трёхсот с чем-то способностей, не было бы никаких проблем в будущем. Ничего просто не было бы. Они бы просто пытались соревноваться в этой странной игре науки, в которой всегда был лишь один победитель. Том каждый вечер просто приносил бы Роберту его невыносимо горький чёрный кофе, чтобы он не заснул за разработкой очередного механизма, над которым он работал уже несколько дней без перерыва. Они бы говорили ни о чём, лишь бы отвлечь друг друга от мыслей о банальном сне. Всё было бы так же, как и всегда, но почему Тому нужно было испортить всё то, что строилось в их отношениях долгие-долгие годы? Почему он просто не мог принять все заслуги своего друга, почему пошёл на поводу своей зависти и собственного эгоизма и почему таким глупым образом разрушил их с Робертом дружбу? Ответь, Том, что с тобой не так? Роберт стоит перед Томом, возвышается над ним, едва ли сумевшим подняться на колени, и смотрит. Презрительно смотрит своими красными от недосыпа или чего-то ещё глазами, почти прожигает дыру в его теле, но ничего не говорит, словно анализирует ситуацию, поведение друга или даже его мысли. — Мир ждёт гибель, — негромко произносит он, наконец отведя взгляд от Тома, развернувшись всем телом и собираясь уже уходить, когда до него доносится тихий шёпот. — Не… не уходи, Роберт… — на грани истерики шепчет Том, даже не пытаясь стереть с глаз противную для него влагу, совершенно не обращая внимание на разбитые очки и на то, что в его лицо впилась пара осколков линз. — Не покидай меня… — он опускается на пол, заливается слезами, окончательно хоронит остатки своей гордости перед тем, кого считал едва ли не божеством, перед тем, кто сейчас с такой ненавистью и пренебрежением смотрит на него и раздражённо усмехается. — Прощай, — говорит Роберт перед тем, как раствориться в пустоте, не оставив от себя ничего, лишь хаос в голове и в комнате с его последним изобретением, которое в его нынешнем состоянии уже ни на что не способно. Тому больно, очень больно где-то глубоко в душе, и он впервые признаёт, что ему был очень дорог его друг. Его первый и последний друг за всю жизнь. Что ты сделал с собой, Том? Для чего ты всё это затеял? Неужели не понимал, что всё станет лишь хуже, если ты решишься на этот шаг? Глупый, глупый Том. — Не уходи, Роберт… — Том плачет, плачет почти беззвучно, проливая слёзы снова и снова каждый раз, когда взгляд случайно цепляется за очертания машины, отнявшей у него друга. Том хочет её уничтожить, но он не в состоянии сделать это. Не тогда, когда в его руки впиваются осколки отлетевшего от очков стекла, не тогда, когда он и без того достаточно подавлен для появления желания умереть прямо на этом месте. Том просто плачет и не обращает внимание на сотрудников лаборатории, сбежавшихся на грохот в помещении, пытающихся хоть что-то спросить у него, единственного, кто, они уверены, видел всё, что здесь творилось.

***

Том всегда смотрит на умирающих клонов с холодным презрением к ним. Он ставит над ними опыты, убивает, словно они лишь игрушки, которые совершенно не нужны миру. Тому плевать на клонов, плевать на опыты, но не плевать на то, что по вине этих множественных тварей его единственный друг потерял себя во всесилии. Если бы не тот факт, что в клонах заключены все те способности, что получил Роберт в тот роковой день, вполне возможно, он мог бы дать им свободу. Вот бы всё и впрямь было так легко, да, Том? Разве ты не страдаешь, наблюдая за смертью тех, кто так сильно напоминает тебе твоего драгоценного друга? Разве не страдаешь, зная, что заставляешь страдать кого-то ещё? Том не понимает, что за экспериментами наблюдает кто-то ещё. Вернее, он прекрасно всё понимает, но пока что ему нет до этого дела. Он не пришёл в себя, не имеет права отвлекаться, не хочет концентрировать внимание на чём-то помимо своей основной цели. И с каких пор его основной целью стало спасение Роберта, а не возможность его превзойти?.. Том не обращает внимание на дефектного клона. Пока он не путается под ногами, Тому всё равно на его присутствие. Пусть наблюдает за экспериментами, пусть пытается спасти всех умирающих во вред себе, пусть пытается устроить революцию против него, но пока его попытки освободиться из лап злого диктатора тщетны, Тома это совершенно не волнует. В конце концов, когда его волновало хоть что-то кроме собственных целей? Ах, точно, Роберт…

***

Том никогда бы не подумал о том, что он осмелится заключить сделку с собственным врагом, но у него просто не было выбора. Ему нужна любая помощь в поисках Роберта, а Первому нужна свобода и оставшиеся в живых клоны. С последствиями они могут разобраться позже, а пока… А пока они союзники. — Ты принимаешь сделку? — спрашивает Том, и Первый кивает, со странной решительностью смотря на экраны, на то, как Роберт забирает себе способности, заточенные в его клонах. Оба невесело усмехаются, но ничего поделать не могут: впереди тяжёлая работа, и им останется лишь грустно смотреть друг на друга во время их маленького путешествия.

***

Том никогда бы не мог подумать о том, что сможет возненавидеть Роберта. Том никогда бы не мог подумать о том, что когда-нибудь сможет направить оружие на собственного друга, которого искал столь долгое время, кого отчаянно пытался спасти, жертвуя чужими, пусть и фальшивыми, жизнями. Том никогда бы не мог подумать о том, что Роберт вконец обезумел, о том, что он способен убить человека, пусть даже и своего собственного клона, и о том, что сам Том против него бессилен. А ещё Том никогда бы не мог подумать о том, что своими руками убьёт того, кто стал ему дорог за то небольшое время, что они провели вместе. Но Том никогда не признает того, что это он убил Первого. Он как всегда обвинит во всём одного лишь Роберта, пытаясь сбросить с себя груз вины и нарастающую истерику. Он как всегда подойдёт к нему очень и очень близко, как всегда презрительно посмотрит в его пурпурные глаза и как всегда услышит тихий смешок с его стороны. — Прости, Томми, но кажется, ты и в этот раз проиграл. Он говорит тихо, так, чтобы Тому всё было прекрасно слышно, и ласково улыбается ему, опуская рычаг машины, которая должна вернуть Роберту все найденные им за всё время способности. Том не сразу понимает, что делает, лишь, ослеплённый ненавистью, стреляет из пушки прямо в ту самую машину, что-то яростно шипит в бреду, не слыша самого себя, и смотрит на бывшего друга, что вновь потерял самого себя, став таким, как все остальные клоны, которых он – Том – создал – глупым и наивным. Невидящим взглядом он провожает Роберта, когда тот внезапно исчезает, как в тот раз, когда всё только началось, и поворачивается назад, к окровавленному телу Первого. К нему резко возвращаются все те чувства, что он потерял в истеричном бреду, и он бежит к своему уже точно другу, едва дышащему. Он уже совсем скоро должен умереть, бесполезно что-либо предпринимать, но Том не хочет оставлять всё так. Том хочет лишь немного счастья, но его у него вновь забирают. — Не уходи от меня, Первый… я не вынесу, понимаешь, не вынесу… — Том заливается слезами, бессильно прижимается к телу того, кого уже начал считать близким другом, пытается добиться от него хоть какого-то ответа, пока не стало слишком поздно. Первый приоткрывает глаза, смотрит на Тома так долго, как только может, и едва не захлебывается в собственной крови, когда шепчет: — Не забывай… меня… — из его глаз текут слёзы, ему больно думать о том, как же теперь Том будет справляться с самим собой и о том, какой теперь будет жизнь других клонов, которых Первый так яро пытался спасти всю свою жизнь. — П-прощай… — он слабо улыбается и закрывает глаза, словно не желая видеть, как союзник снова проливает горькие слёзы над его телом, умоляя не оставлять его одного среди всего этого безумия, но Первому до этого уже нет никакого дела. — Нет, не надо, Первый, не… не покидай меня, умоляю… д-давай мы снова пойдём в-в тот парк развлечений? По-пожалуйста, Первый, не оставляй меня, слышишь? Умоляю, Первый… Том прижимает к себе мёртвое тело, совсем не обращая внимание на то, что пачкает себя чужой кровью, на то, что тело уже холодное, словно лёд. Том ждёт чуда, ждёт, что сейчас Первый улыбнётся, как тогда, в те редкие моменты, когда что-то его забавляло, что он просто прижмётся к нему, чтобы хотя бы дать знать, что он не мёртв, что это всё лишь ещё одна глупая фантазия Тома и они вот-вот отправятся на поиски очередного клона, до которого Роберт не успел добраться. Но чуда не произошло. Тома вновь оставили одного.