Magic Forest (Creepy, but Fairy Tale-2)

Так они и жили. Вечерами смотря на лес из-под ночника на веранде. Джинсок забирался на качель с ногами, бок о бок к Хёнчолю, и прислонял голову тому на плечо. Хёнчоль придерживал на коленке стаканчик кофе, ещё выпускающий тёплый мерцающий пар в тёмную ночь, и тихонько раскачивал их, отталкиваясь одной ногой. Комары никогда их не беспокоили. Нервные говорили - магия. Джинсок утверждал - химия. И протягивал чужую визитку. Говорят, его друг Пак Сонджун творил настоящие чудеса. Всякий кот не против покормиться у человека, и Лунный - тоже. Бывает, проголодается, спустится на чью-нибудь крышу, и - по дымоходу в дом! Стащит лакомый кусочек и был таков - в камин и по трубе. Вернётся к себе на Луну, ходит, владения проверяет. Весь в саже. Пока всю Луну обойдёт - испачкает. А потом отмывать недели две... Как же тут не оголодаешь. Так они и жили. От Луны до Луны. Хёнчоль никогда не смотрел в лес с тоской и ничем себя не выдавал. И напрасно. Потому что Джинсоку было интересно. Всегда очень интересно. А что - там. Куда каждое полнолуние уходил Хёнчоль по одной и той же тропинке. Джинсок её запомнил, и проследил однажды, шагов на сто пройдя между деревьями. Сто шагов вперёд. И сто - назад. Правда деревьев в их корнях. Глубоко в земле. Или не так глубоко, когда подножки ставят. Но лучше перескочи узловатый корень. Схватит - утащит. Раскроет дерево кору и запрёт дурачка. Век ему потом плутать по кольцам какого-нибудь бессмертного дуба. Правда деревьев в их корнях. Они стоят, и ты стой. Не ходи в лес. Сто шагов назад для щелчка выключателем в кладовке. Даже в ясную лунную ночь сто первый шаг по лесу - только с ружьём. Джинсок был охотник. И однажды, шагов на сто пройдя между деревьями, он вышел на охоту. Только не на волка какого-нибудь, которого в этих краях всего раз-то и видали, а на собственное любопытство. Сто первый шаг в лес, и сто второй, и тысяча двести девятнадцатый после третьего поворота налево сразу за извилистой дорожкой. Ничего. Просто лес. И чем глубже - тем неувереннее свет. И даже любопытство меркнет. А вслед за ним и память погружается в потёмки - Джинсок поправил ружьё за спиной и сглотнул. Он понял, что заблудился. И у него нет с собой ни единой спички. Но он и не принцесса же какая-нибудь, чтобы нервно сейчас закурить. Если ты давно ищешь папоротник, цветущий в сердце леса в лунную ночь, а твои карты вдруг пропали - брось это дело. Если ты вдруг найдёшь папоротник, что цветёт в сердце леса в лунную ночь - не жди чудес и волшебных знаков. Но если ты вдруг нашёл папоротник, что цветёт в сердце леса в лунную ночь, то лучше бы тебе знать, что твоего друга, укравшего карты, этот цветок ещё вчера сожрал. И если ты всё ещё ждёшь знак, это он - беги. Джинсок торопливо пошёл направо и забрал ещё немного правей, потом три поворота с левой руки и двести шагов по прямой, пока не упёрся в дерево, которого не должно быть по дороге обратно. Чаща охнула и затихла, когда Джинсок влажно хлопнул дерево по сочному мху. Он задрал голову и посмотрел в небо, подёрнутое бледно отсвечивающей пеленой. Сердце подталкивало кадык, собственное дыхание резало слух, и где-то рядом жук-короед точил прикорнувшую лиственницу. И вдруг всё свелось до - слева. Тишина во всём мире, только - слева. Рысью по траве. Джинсок понял, что он не один. Почувствовал. Он дёрнулся. Но теперь где-то сзади. Он позвал Хёнчоля на всякий случай и затаил дыхание. Тишина. И вдруг - справа. И Джинсок рванулся. В другую сторону, влево, прочь, бегом. Наперегонки со смертью. Его смертью - если это чужак. Хёнчоля - если он выстрелит. Вода лесных озёр что зеркало предсказательницы. Всё, говорят, сбывается. Если Луну показывает - значит, полнолуние. Посмотришь вот в небо — всё так. А если много в озере звёзд - значит, ясная ночь. Всё правда. А если ближе подойдёшь - вода твоё лицо покажет. Только не подходи. Вода твоё лицо покажет, будто под ней покоящееся. И век тебе потом звёзды на небе видеть. Из-под воды. Всё правда. Джинсок хорошо бегал. Быстро. Ловко. Перепрыгивая через корни и уворачиваясь от веток. С хрустом по кустам. Влево, когда слышал погоню справа. И вправо между стволов, когда слышал, что догоняют слева. За ним гнались, и ружьё лупило по спине, а пот заливал глаза. Джинсок хорошо бегал, и долго, пока не начинали разрываться лёгкие. Его загнали. И он не разбирал дороги. Он перехватил ружьё со спины и со стоном развернулся, направляя дуло перед собой. Джинсок остановился посреди нигде. Даже, если ты бегаешь быстрее всех - усталость всё равно догонит. Джинсок держал лес на прицеле. Он повернулся левее, целясь в шорох, и инстинктивно отступил назад, ища прикрытие со спины. Порхнула птица, и он перестроился в её сторону, ещё на шаг отступая. И ещё шаг назад, пяткой нащупывая почву. Должен же найтись хоть один ствол позади - в конце концов, это же лес лес. И ещё один шаг в надежде. А потом Джинсока ударили. Сбоку. Больно. Сильно. Его толкнули, снесли и повалили. Он упал, и попытался тут же перевернуться, вскочить, но провалился руками в топь. По локоть. И сразу - плечи. И резко подался всем корпусом назад, чтобы не глотнуть жижу. Джинсок лежал на земле, приподняв голову, и смотрел на затаившееся перед ним болото, в которое он пятился мгновение назад. Он был совсем один. Если ты бегаешь достаточно быстро - легко перемахнёшь то, что другие называют пропастью. Ещё и не заметишь. Если не так быстро, но добрая фея подарила тебе крылатые кеды - смелее прыгай. Прыгай и молись. Чтобы не развязались шнурки. Джинсок знал это болото по всему периметру. И то, как добраться от него до дома, что стоит на окраине леса. Долго и нудно, устало чавкая мокрой обувью и полностью продрогнув глухой одинокой ночью. Он щёлкнул внутренним замком, повесил ружьё в кладовую, даже не просушив, вполз в горячий душ и рухнул в кровать. А утром в дверь поскреблись. Точнее - вполне себе постучали. С каким-то протяжным выплеском эмоций и пинком с ноги. Хёнчоль прошмыгнул мимо, и где-то там в доме вслух поприветствовал ванную. Полнолуние закончилось, и он вернулся. И, как всегда, заговорил. В отличие от Джинсока, который разговаривать от усталости не мог, а говорить решил и вовсе ничего не говорить. Выставил на стол хлопья и молоко, и у Хёнчоля глаза радостно заблестели, он это любил. Сам Джинсок только зевнул и направился обратно к кровати, в которой собирался продолжить сон. Но лечь не успел. Упал. Снесли. Повалили. Джинсок перевернулся на спину, готовый вскочить и устроить скандал, но Хёнчоль навис над ним, упираясь ладонями в кровать. Он был счастливый и улыбался. И Джинсок понял. Ночью его снесли точно так же. Говорят, так Джинсок выругался в тот момент - «Пристрелю собаку!» - что у Хёнчоля лицо вытянулось и глаза округлились. Выругался, а потом пихаться начал, в грудь руками и довольно ощутимо. Хёнчоль смеялся, налегая на Джинсока, и придавливая его, чертыхающегося и извивающегося, всем весом к кровати. Джинсок на самом деле понял. Всё. Хёнчоль вёл его, просто вёл, как мог. И вывел из леса. И не дал пропасть. Но загнал же. Совсем загнал. Напугал до смерти. Джинсок пытался выкарабкаться из-под Хёнчоля, нелепо перебирая ногами. Но тот держал его, и никуда. И тыкался в шею. «Я люблю тебя, Джинсоги, я тебя люблю». Говорят, они встретились глазами, и Хёнчоль смотрел прямо. Чуть прямее, чем кто-либо другой. Говорят, Джинсок тогда схватил его за майку, встретил губы губами, и втянул в поцелуй. Говорят, на всякого волка найдётся свой охотник. И так они потом и живут.