Белый лотос

Вымоченные в щелочном растворе из золы, которую Элия разводила в больших деревянных бочках, смешивая то с мелом, то со спиртом, то с содой – в зависимости от того, какого характера имелись пятна, озеленённые от травы или наляпанные за обедом, тобоки выстирывались до прекрасной белизны, выбивались вальком, полоскались, после чего развешивались на ещё не очень сильном солнце весны, приходящей в горы чуть позже, чем в города и низины. Ви помогал ей в этом занятии, закидывая рубашки и штаны на веревки, растянутые возле прачечной. Свежий ветерок, то утихая, то приподнимаясь, колыхал хлопающими парусами одежду и холодил мокрые руки. Запах чистоты – вода для полоскания бралась всё из тех же горных колодцев – был до того звеняще-хрустальный, что ласкал дыхание. - Я не знаю, как надолго уеду в этот раз… - ходил Ви рядом с девушкой с одной из бельевых корзин, подступая к главной части заведённого разговора. Элия подняла над головой рукав очередного тобока и посмотрела на просвет на маленькое желтоватое пятнышко. - Ну вот, проглядела! Надо будет пойти, замочить ещё раз… Тэхён забрал у неё рубашку и повесил в ряд, к предыдущим: - Когда мы сами себя тут обслуживали, никто так не заморачивался. Они всё равно уже завтра всё заново испачкают. Это же мальчишки! - Они и сейчас всё сами делают, я больше руковожу процессом, чем тружусь, - Элия покосилась на рубашку с пятном, к которой её не подпускали. Потом на Ви. – Приятно же смотреть на опрятных адептов! - Я говорю, что не знаю, когда теперь вернусь… - Я не люблю эти разговоры, - помрачнела внучка настоятеля. – Я знаю, что вы постоянно в опасности, но не хочу думать о том, что… что это иногда слишком опасно. – Элия перенесла корзину с мокрой одеждой чуть дальше и, поставив её, с тревогой обернулась к молодому человеку. – Ты вернёшься. Я знаю. Это главное. И не надо внушать мне других предчувствий! Я, может, больше не ясновидящая, но кое-что ещё могу. - Дело не в этом, я хотел сказать другое… - Ви взял её за руку и, оторвав от занятия, подвёл к лавочке. Усадив, сел сам бок к боку и серьёзно посмотрел Элии в лицо. – Моё новое задание… Я не посвящал никого в подробности. Только ты поймёшь, почему. Помнишь, что я говорил тебе? О своём секрете. - Помню, - кивнула она. - Это связано с Белым лотосом. Парни же не знают о моём прошлом, а я… я должен внедриться обратно. То есть, выдать себя за одного из них, будто ничего не изменилось. - Почему выбрали для этого задания именно тебя? - Я сам вызвался. Эя, я знаю об этом обществе, я знаю кое-что о тех людях. Они… вряд ли доверятся кому-то новому. На это уйдут годы. Мне это будет сделать легче. - И ты… на какое-то время воссоединишься с ними? - Да, именно. Я должен буду оборвать все контакты с нашими. Правдоподобно перестать быть золотым. Понимаешь? Это может затянуться. Возможно, даже нашим парням придётся поверить, что я больше не золотой… Но, что бы ни произошло, что бы ни последовало за этим, ты же знаешь, кто я на самом деле, какой я? Ты будешь верить мне? - Я буду верить тебе, Тэхён, - улыбнулась Элия, сжимая его ладони. - Что бы ты ни услышала, что бы ни приключилось… верь мне. - Я же сказала – да, да! Ох, милостивый Амитабха! Тэхён, мне страшно от твоих слов, потому что я подвержена сомнениям, и если произойдёт что-то, в чём я не разберусь, в чём я запутаюсь… я, конечно, могу потерять голову и надумать лишнего. Но я буду очень стараться, чтобы не сомневаться в тебе. Ты никогда не сделаешь ничего дурного и неправильного. Я знаю. Но почему бы тебе не предупредить ребят? - Мне кажется это не лучшим решением. Узнай они о моём прошлом, наоборот, станут подозревать. Зададутся вопросом, почему я молчал раньше? И что я им отвечу? - Как мне – скажешь правду! - Нет, Эя, уже поздно. Им необходима твёрдая уверенность сейчас, я не могу подточить её. – Ви посмотрел на башню настоятеля. – Я должен поговорить с твоим дедушкой перед отъездом. - Конечно. Он мудрее всех нас, он может дать какой-нибудь совет. - А сначала, давай закончим работу, - напомнил Тэхён, опуская глаза к корзинам с тобоками. Завершив помощь девушке, золотой поднялся на верхнюю площадку и, разувшись на пороге самой возвышающейся надо всем постройки, сунулся на второй этаж, где почти всегда можно было найти старика Хенсока. Но того там не было. Спустившись обратно, Ви окликнул Чонгука, стоявшего на калитке, и поинтересовался, куда делся настоятель? Привратник указал на теплицы с лекарственными растениями, и Тэхён пошёл к ним. Старик Хенсок совал семечки в узкую разрыхлённую грядку. Его пальцы были в земле, а лицо – в счастье. Прожив на белом свете больше семи десятков лет, он находил радость в трудном, простом, обыденном, в том, что другим показалось бы скучным или грязным. В то время как современный мир покидал деревни и стремился в города, считая, что землепашество и земледелие – не престижные и принижающие занятия, старик Хенсок, воспитанный в конфуцианстве, почитал простую крестьянскую долю за самую достойную. Мало было наук и профессий, которые он превознёс бы над садоводством, огородничеством или фермерством. - Настоятель, - дал Тэхён о себе знать, сообщая голосом о присутствии. Тот, не поворачиваясь, покивал: - Да-да, мальчик мой? - Я хотел поговорить с вами… мне подождать в башне? - Нет, зачем? Ты мне не мешаешь. Говори. - Ладно, - Ви взял низкую табуретку, стоявшую у входа. На ней настоятель обычно пропалывал свои грядки, но сейчас, подложив под колени циновку, чтобы не запачкать хакама, он обходился без неё. – Я… ну, вы обо мне всё знаете, - пользуясь тем, что на него не смотрят, Ви повернул к глазам свои запястья и посмотрел на них. - Всё мы не знаем даже о самих себе, - пробормотал Хенсок, - но то, что я о тебе знаю, мне определённо нравится. - Вы знаете, где я был до Лога… - Не в Логе, - остановившись, обернулся с улыбкой старик. Тэхён хохотнул, согласно мотнув головой. - Да, я был не в Логе, вы правы. И… мне нужно туда вернуться. - Прямо туда? – Хенсок отложил оставшиеся семена, дойдя до конца грядки, и, кое-как перевернувшись с колен, сел на циновку, подбирая под себя ноги. Опомнившись, молодой человек вытащил из-под себя табурет, поднёс его старику и, помогая приподняться, усадил на седалище, после чего опустился перед ним на корточки. - Прямо туда, - подтвердил Ви. – Наши парни… в общем, ситуация в Сеуле вынуждает. Я много лет ничего не знал и не слышал о… Белом лотосе. Но он объявился. И лучше меня никто не раскопает о нём ничего. Я сам вызвался, - на опыте беседы с Элией уточнил он. - Дело хорошее. - Раскопать информацию о Белом лотосе? - Вернуться к истокам, разобраться в себе, - настоятель пожал плечами, - тебе ведь хотелось столкнуться с этим ещё хоть раз? - Ну вот, а сказали, что не всё обо мне знаете, - улыбнулся Ви, принимая проницательность настоятеля, - конечно, я уже много лет испытывал страх этого столкновения. А от страхов нужно избавляться. Я не мог бы узнать, проиграю или выиграю, не встретившись больше с опасностью. Она была нужна мне, чтобы поставить точку. - Чего именно ты боишься? По-прежнему того, что не сможешь сделать выбора? - Да, - признал Ви, стараясь не отводить взгляда. – И хотя сейчас, тут, в полном здравом уме я понимаю, что меня ничего не привлекает там, я не могу предугадать, как на меня подействует окружение Белого лотоса. - Но ты же понимаешь, что поступить так, как тогда – уже не выход? Тэхён всё-таки опустил глаза вниз. - Понимаю… Хенсок взял его за руки и развернул, открывая шрамы. - Когда ты сделал это, и я лечил тебя, дурня эдакого, помнишь, что ты сказал? - Я много тогда чего сказал. Я рассказал вам свою тайну тогда… - Ты сказал, что у тебя была семья, подаренная Белым лотосом. А теперь появилась ещё одна. И тебе легче умереть, чем сделать выбор. – Тэхён прекрасно помнил, что так и заявил. И ещё долгое время считал именно так. Когда Рэй покинула монастырь, спустилась с Каясан, и он понял, как тяжело расставаться, насколько дороги ему новые друзья: Шуга, Джин, Чонгук, Рэпмон, Хоуп, Чимин и остальные, он осознал, что не сможет вернуться в Лотос и быть одним из них, как прежде, будто ничего не произошло. Он уже не мог предать товарищей, ставших родными, как братья. Он готов был отдать за них жизнь, как же можно было говорить о каких-то доносительстве и разоблачениях? Но Белый лотос! Они поддержали его в самые тяжёлые времена жизни в приюте, они дали ему тепло, в котором нуждался сирота, они всегда относились к нему с любовью, заботой, нежностью. Они любили его, и он любил их. Мог ли он отвернуться от той своей семьи? Это разрывало юношу и, в результате, много лет назад ему показалось единственным правильным выходом наложить на себя руки, чтобы не мучиться угрызениями совести в невыносимой дилемме, на чьей стороне оказаться окончательно. Но и тогда, за лежавшим в монастырской лечебнице с перевязанными запястьями, за ним ухаживал, как за младшим братом, Шуга, не спавший ночами и следивший, чтобы Тэхён не начудил второй раз. Привязанность, волнение, переживания, нужность – всё лишь усугублялось и подрывало прежние основания для предательства. В душе делалось больнее. Он не заслуживал такой самоотдачи. Юнги никогда не спрашивал о причинах его поступка, у него самого в прошлом был момент, о котором не хотелось говорить, и он с абсолютным пониманием отнёсся к молчанию лучшего друга. Что он там думал об истоках драмы Ви – неизвестно, возможно, считал, что в приюте творилась мерзость и гадость, и прошлое, не покидающее головы, обращалось в кошмары и изводило. И так бы и было, если бы однажды не появился Белый лотос и не сделал его существование не просто сносным, а порой и счастливым. Разве видел он от них когда-либо зло? Нет. И потому так странно и дико было видеть и слышать сейчас то, как проявляла себя секта – секта, вот что они оказывается такое! – с золотыми. – А сейчас ты бы выбор сделал? – вывел его из раздумий старик Хёнсок. - Сейчас? – моргнул Тэхён. – Конечно, о чём речь? У меня Элия, и все мои друзья… - Нет, мой мальчик, ты не прав, - покачал головой настоятель. – Мы тут учим не шпионажу и не дезертирству, а благородству, благодарности и справедливости. Если Белый лотос действительно для тебя делал только хорошее, почему ты должен отвернуться от него? - Но если они, оказывается, зло? Если я был введён в заблуждение! - Это ещё доподлинно неизвестно, - вздохнул старик. – Я кое-что о нём слышал. Жизнь у меня была долгая, и невольно со многим сталкиваешься, пока живёшь. Подумай, Тэхён, можно ли назвать золотых безупречными и идеальными, если они убивают и карают? Близкие люди тех, кого мы наказываем, никогда не проникнутся нашей идеей независимого судейства, они не увидят в нас совершенномудрых Яо, Шуня и Юя, а, скорее, жестоких убийц и преступников. Мы боремся со злом, сами делаясь им временами. Мы заменяем большое зло своим – меньшим, постепенно пытаясь низвести его до ноля. Белый лотос… у них похожее учение, и наверняка они им с тобой поделятся, когда ты попадёшь к ним, поэтому лучше будь готов заранее. Они борются со злом, только немного другим образом. Западный философ Ницше сказал: «Падающего – толкни». Лучшего девиза для Белого лотоса они не изобрели бы и сами. Если мы пытаемся предотвратить готовящееся преступление или позже поквитаться с тем, кто его совершил, то у них другой метод. Они пытаются не допустить зла вовсе. Каким способом? Они толкают людей, склонных к жестокости, насилию и несправедливости в бездну, на какие-то поступки, которые приводят к плачевным результатам для этих людей. Они вытаскивают зло наружу, истребляют на корню, пока ничего не случилось, обнажают его и наблюдают, как человек погибнет сам. Поэтому нам бы это показалось провокацией и незаслуженной карой, ведь по-нашему – нет преступления, нет и наказания. Мы пытаемся помогать и исправлять, если есть возможность, а они считают, что помогать нужно не только в хорошем, но и плохом, потому что природа – неисправима. И ты тому лишь подтверждение. Они заботились о сироте. Но при этом они же могли бы завербовать к себе человека и выкачать из него деньги, лишив всех средств. Я не возьмусь утверждать, но, кажется, у них есть какие-то критерии отбора. - В Сеуле они распространяют наркотики, - сказал Тэхён, озвучивая узнанное Хосоком, - они считают, что ничего плохого не делают, и только дурная молодёжь польстится на это пристрастие. Это как раз то, о чём вы поведали. - Белый лотос – прежде всего религиозная организация, поэтому у них нет воинов, как у нас, поэтому они не могут сражаться, как мы. Это нужно иметь в виду, Тэхён. У них в руках хитрость и дипломатия, которыми они овладели в совершенстве, пока мы махали боевыми палками. - Но тогда… должны ли мы вообще с ними бороться? Если их цели схожи с нашими, и только методы… - Противоречат нашей морали? Да уж, зарезать мечом красивее, чем отравить героином, - снова вздохнул старик, положив ладони на колени, накрытые хакама. – Сейчас речь не о борьбе с ними, а о том, что нужно до конца понять, кто они такие. Если бы ты мог в этом посодействовать… возможно, ты бы смог и им объяснить, что такое на самом деле золотые. Разве не за этим они отправляли тебя к нам? Разобраться и узнать. А если бы мы смогли с ними сотрудничать? Подружиться? - Это… - растерялся Ви, - не приходило мне в голову. - Как странно, разве Лог в первую очередь научил тебя не дружелюбию? - Не знаю, в первую или в какую, но, конечно, научил. - Я говорил это многим выпускникам, мальчик мой, но повторю и тебе. Жизнь золотого – одна из самых трудных потому, что она должна заключать в себе абсолютно всё, только тогда он станет цельным, наполненным. Золотым. И для этой наполненности нужно уметь не только делать выбор, но и не делать его. Иногда призванию воина пытается мешать любовь, иногда встаёт вопрос между любовью и дружбой, личным счастьем и долгом. Что тогда нужно делать? Отказываться нужно от того, что заставляет тебя ставить перед собой мучительный выбор. Правильная, нужная составляющая жизни не входит в противоречие со всем остальным, а органично с этим сливается. Наше учение не неволит, не заставляет надламывать себя, - Хёнсок довольно расплылся, хлопнув одной рукой по коленке, - Чонгук тут мне привёз хорошую фразу от нашего, так сказать, антагониста. «Выбирать что-то одно – прерогатива нищих». А? Каково! Но я с этим полностью согласен! Уж не дурак поди наш враг, раз мы с ним долго воюем? И если материалист подразумевает под этим всем то, что надо хватать всё и сразу, присваивать дома, богатства и деньги, то что подразумевают золотые? У нас, Тэхён, в первую очередь богатая душа. В ней должно быть всё, в ней есть место всем. В этом ключ к пониманию. И в этом ключ к примирению. Если ты почувствуешь, что люди из Белого лотоса по-прежнему тебе дороги, что они не изменили к тебе своего отношения, то ты не должен делать выбор. Не надо мучиться и отрубать часть себя, особенно если она – не тёмное прошлое, а светлое. Как говорил Мо-цзы: «Взаимоисключение – причина главных бедствий». Одна нация не любит другую, одно поколение несогласно с другим, одна вера с другой, богатые с бедными, начальство с подчинёнными, одно учение порочит другое, называя его лукавым и еретическим. Если бы все признавали за окружающими право на собственную истину, как мало было бы проблем! - Но они – я о Белом лотосе, - могут попросить какой-то информации о нас, о золотых. Я не хочу быть информатором. Я знаю, что Шуга посчитает меня предателем, если я выдам там хоть что-то. - Ты достаточно опытный золотой, чтобы точно знать, какие секреты нужно хранить, а какие можно раскрывать. Почему друзья должны отвернуться от тебя, если ты станешь парламентёром? Если ты объяснишь кому-то, что золотые – не враги. Договориться с Белым лотосом и действовать заодно – почему бы нет? Если мы убедимся, что у них благородные конечные намерения. И что мы можем немного подправить их методику, - прищурился в хитрой ухмылке Хёнсок. – Ни о чём не волнуйся, Тэхён. Вспомни Сандо, скольких он убил, чтобы подтвердить свою верность Утёсу? Он боялся, что придётся действовать бесчеловечно и крайне жестоко, но нанимали его в основном бандиты против друг друга, и что дурного вышло, что год за годом он убивал злодеев от лица нанимателей, а не нашего братства? Жестокость была оправдана. А в результате он сумел избавить мир от Эдисона Чена, и сколько спас этим жизней, одним Небесам известно! - Спасибо за всё, что вы сказали, - склонил голову Ви. – Я постараюсь не забыть каждое слово. - Слова не столь ценны, - настоятель потыкал указательным пальцем в его грудь, - не забывай чувствовать, Тэхён. Только когда люди перестают чувствовать, слова покидают их головы, как ничего не значащие. Молодой человек вышел из теплицы и увидел, как по лестнице поднимаются Чимин и Элия, приведшая прачечную в порядок и покинувшая её, наконец. Они о чём-то по-дружески болтали. Тэхён подошёл к ним, заставив тех остановиться у тропинки, уводящей в сторону от главной лестницы. Он мельком посмотрел на белоснежную, как не растаявшая льдинка, девушку, не останавливая надолго взгляд, чтобы не потянуло обнять и прижать к себе. На территории монастыря это делать запрещено. Было смешно и в то же время ответственно до дрожи, что даже теперь, когда она не только возлюбленная, но и жена, он не может, как где-нибудь в городе, селе, на природе за границей Лога, при желании положить ладонь ей на талию, поцеловать. Приходилось ждать момента, идти с Элией прогуляться за калитку, и только там давать свободу чувствам и рукам. - Ну что, как миссия? – спросил он у Чимина. - Вернон согласился. Сейчас махнёт крылом товарищам, соберётся и поедет с нами. - Отлично. - Вернон очень хороший парень, - похвалила его Элия, - присматривайте за ним! Берегите его. - Мы с ним не на линию огня едем, - успокоил Чимин, - а по клубам. - Тогда не влияйте на него дурно. - Он с Запада, кто на кого ещё повлияет, - изобразил обиженную невинность Чимин. - Ты другим рассказывай, - усмехнулся Ви. – Пока Гук на воротах, ты нашёл себе второго пилота? - Я не такой. - Тебе напомнить, что тут нельзя врать? – Чимин поднял руки в сдающемся жесте. Они рассмеялись. Наступала пора прощаться на неизвестное время. Тэхён старался не думать о том, как может всё обернуться. Да и мог ли он знать? Разговор с настоятелем обнадёжил и приободрил, но, что бы ни было сказано и какие установки ни делались сейчас, обстоятельства чаще всего оказываются непредсказуемыми и удивляющими. Оставалось только начинать действовать и разбираться по мере поступления проблем.