Белый лотос

Вёл машину Джисоп аккуратно и очень законопослушно. Не зная зачем, Тэхён сидел рядом и анализировал каждое движение господина Со, искал поводы довериться ему, искал причины заподозрить его в преступлениях – всё сразу. Мужчина, перед тем как завестись, заглянул в свой портфель, достал оттуда распечатки текстов, пролистал их, шевеля беззвучно губами, будто припоминал что-то заученное, убрал обратно, и только потом поехал. Ви не учился в университете, и последним человеком, который ему что-либо преподавал, был мастер Ли, но почему-то глядя на господина Со он именно такими и представлял себе людей науки, преподавателей университетов, очень собранных, и в то же время боящихся упустить что-то, перепроверяющих самих себя, внимательно обращённых к окружению и одновременно с этим постоянно что-то пропускающих, потому что знания и информация копошатся в голове, отвлекая от реальности, не давая на ней сосредоточиться. Как говорил тот же мастер Ли: «Чрезмерная сосредоточенность мешает сконцентрироваться». От напряжения и берётся рассеянность. Тэхёну хотелось поговорить с Джисопом, хотя бы начать, но, оказалось, тот обещал захватить Сэрим и её бабушку, и когда последняя села на заднее сидение, это было сродни включению приёмника, довольно громкого, не приворачиваемого и бесперебойного. Около получаса езды она не смолкала ни на мгновение, не дав вставить ни двух связанных слов внучке или кому-то из мужчин. И если Ви, пытаясь абстрагироваться, медитируя на проплывающий за окном пейзаж, не внедрялся в качестве слушателя, то Джисоп, добродушный и участливый, кивал бабушке, поддакивал, проявлял полнейшую вовлечённость, так что Тэхён не понял, настолько это открытый и беззлобный человек, что не устаёт от стрекочущих пенсионерок, или настолько равнодушный и безынициативный, что не прочь посмеяться над старушкой, делая вид друга. - Как же хорошо, что вы заехали за нами! Господин Со, вы такой замечательный человек! Знаете, я удивлена, что Сеул вас не испортил, в столице живут одни озабоченные деньгами болваны – вы совсем другой, вам там не место! Говорю вам, это удивительно, что такая тонкая, честная душа, как ваша, ещё не высохла в этой обители разврата. Что творится по ночам в столице! - А что? – заинтересованно посмотрел в зеркало заднего вида водитель. - Разврат! Неужели вы там ни с чем таким не сталкивались? Всё ваше воспитание, в духе покойного Учителя Шихёка – не замечаете дурного. Такой светлый человек, как вы, дурное заметить не может, оно к вам не пристаёт! А я по телевизору как новости посмотрю – жуть! Какая там жуткая молодёжь! Преступления, и физические, и нравственные! А что в этих клубах делают? Ой, и подумать грешно! И как туда только кто-то ходит? До чего же надо быть бесстыдниками, чтобы пойти в подобные заведения, у нас тут, к счастью, ничего подобного нет! - И не говорите – рай земной, - покивал Джисоп. - Вот и обосновались бы в нашем раю, господин Со, что вы там всё со своими лекциями? Кто поймёт ваши высокоморальные слова? Современное поколение глухо и слепо, когда речь идёт о душе, о Боге, им лишь бы деньги, деньги, деньги, и этот их… Сэрим, заткни уши! Заткни, бабушка при тебе не скажет! Вот. Прости Господи, секас всем подавай! Ничего хорошего, господин Со, в Сеуле вы не найдёте. – Ви невольно покосился на Джисопа, считает ли тот секс таким ужасным действом, что от него надо бежать подальше? – А возраст-то у вас уже такой, что надо семью заводить. - Вы считаете? – с уважением, как за советом к гуру, обратился Джисоп к старушке, и только тонко-тонко дёрнувшаяся в косом изгибе бровь выдала беззлобное лукавство. - А как же! Что за человек без семьи? Всё равно, что в пустыне, обречённый на погибель. Нет, никуда не годится! Жена обязательно должна быть. И дети. А кто присмотрит за вами в старости? А ухаживать кто будет? А хоронить? А могилу навещать? Знаете, моя Сэрим… - Бабушка! – не выдержала девушка. - Что? Ты что, не заткнула уши? Я тебе что говорила? Ви уткнулся в кулак, отвернувшись к окну и похихикивая беззвучно. Джисопу можно было поставить памятник, потому что, судя по всему, нечто подобное повторялось каждый раз, как он сюда приезжал. Тэхён на его месте либо предпочёл бы оплачивать бабуле такси, либо уже сказал бы что-нибудь резкое. Ему было жаль Сэрим, он представлял, как той должно быть неловко. Хоть в какой-то степени, но неловко было всем присутствующим, кроме бабушки, не замечавшей ничего предосудительного в своих речах. К тому же, такие старики, как она, всегда всё оправдают своими годами, ведь чем дольше прожил – по их логике – тем больше на всё имеешь прав. Ви когда-то тоже всецело доверял авторитету возраста, но постепенно переосмыслил эти установки учения учёных*. А как же быть с такими, как Дзи-си и ему подобными? Долгая жизнь не всегда приносит мудрость, не всегда проживается достойно, не всегда характеризует прожившего как того, кто чего-то добился или выстрадал себе эту долгую жизнь. Часто долгожителями как раз становятся не замаравшие своих рук, не гнувшие спины, чьё здоровье не подкосила тяжёлая работа, вроде Дэвида Рокфеллера или британских монархов. Или того же Мун Сонмёна, крестьянского сына, который через свои проповеди и послевоенную борьбу с коммунизмом как-то вдруг стал миллиардером. Из-за добровольных подаяний прихожан? Ну да, конечно. Тут даже обычным мошенничеством вряд ли обошлось, скорее кто-то не прошёл мимо политических интриг, откупов и сотрудничества с «западными капиталистами». Тэхён припомнил дорогу, по которой Джисоп привёз всех в одноэтажное здание с табличкой, гласящей, что это христианский молитвенный дом. На автобусе, давным-давно, они с дедушкой проезжали немного иначе, потом шли от остановки. А вот дядя и тётя Сухёка подвозили тем же маршрутом. Через дорогу стоял небольшой пресвитерианский храм, но Ви не помнил, чтобы дедушка когда-нибудь обращался с речами там. Пусть он сам и не делал особой разницы между различными религиями, но церкви смешивать себя с буддизмом или ещё чем-то «сомнительным», на их взгляд, не позволяли. А если позволяли, то становились ересью и сектой, как Белый лотос. Ни его названия, ни его изображения в молитвенном доме не было, однако Тэхён не сомневался, что собирающееся общество называет себя так. Пусть не всё, но какая-то его более посвящённая часть. Люди с приколотыми к груди жёлтыми ленточками уже подтягивались и наполняли зал, куда прошли Сэрим с бабушкой и они с Джисопом. Внимательно оглядывая помещение и окружающих, Ви не мог прекратить искать знаки. Нет ли числа «десять»? Или чего-то связанного со временем? Или какой-то другой стороной жизни. Хоть чего-то! Ему хотелось подумать, уйти в свои мысли, для чего лучше было бы сесть с краю, с Сэрим по другую сторону, но её бабушка не дала молодому человеку приземлиться возле внучки, и опустилась на соседний с Тэхёном стул сама. На этом моменте с покоем и мыслями он простился. Заведшийся в машине магнитофон включился снова: - Ты, конечно же, помнишь, когда утонул Севоль… - Я был слишком молод, - попытался отболтаться Ви. На самом деле он в том году ещё учился в Логе, а до туда подобные новости не доходили. - А сколько тебе было? Должно быть, учился в старшей школе? Тогда это не могло тебя не затронуть! Из твоей школы никто тогда не погиб? - Нет, - процедил Тэхён пока ещё спокойно. «Тогда – никто, но из той школы, которая меня взрастила, погибали и продолжают погибать выпускники. И это не менее печально, чем та трагедия…». - А из знакомых? - Я соболезную произошедшему с паромом так же, как и вся страна, - уточнил Ви, - моё сердце тоже горюет и осознаёт, какая невосполнимая это потеря для семей. - Это всё из-за Пак Кынхе**, - покивала со знанием дела старушка. - Я думал, у штурвала был капитан, - сыронизировал Тэхён, но его шутка не сбила идею бабушки Сэрим: - У власти не должно быть женщины! Место женщины – дома, она должна приглядывать за детьми, ждать с работы мужа, следить за уютом и стараться ради счастья вокруг собственного очага. Когда женщина забывает о своём долге, то случается беда. Женщины не должны быть президентами, вот первая же стала – и пожалуйста! Сразу чёрти что творится, Небо посылает наказания. Какие ещё доказательства нужны, когда повсюду трагедии? Это ли не очевидный знак? Иисус не дремлет! – подняла палец старушка. Ви не очень понял, как пересёкся Иисус с Небом, поскольку это, как говорится, из разных сказок, разве что под Небом подразумевался Бог-отец, а не всеобъемлющая сила восточных верований, но в связи с тем, что упомянуты вновь были знаки, отвлёкся временно на них, умудрившись прослушать не слушая ещё целую эпопею о злоключениях президентства Пак Кынхе. Стал бы дедушка оставлять знаки где-то здесь, где бывают постоянно разные люди? Нет, вряд ли. Тут-то точно всё могло поменяться сотню раз. Тэхёну казалось, что дедушка излишне понадеялся на его находчивость или проницательность. Или, что ещё хуже, на то, что они друг друга хорошо знали и понимали, поэтому Тэхён сумеет проследить верный ход мыслей, но всё оказалось не так. Если Шихёк знал своего воспитанника, то тот своего учителя – нет. И как теперь быть? Господин Со, когда все собрались, положил начало церемонии памяти короткой речью, после чего уступил место пришедшему священнику. Бабушка шёпотом, как она считала тихим, но слышным на всю аудиторию, подозвала его к их ряду: - Господин Со! Я заняла вам место, вот тут, с Сэрим, пожалуйста. Мужчина, чтобы не продолжать привлекать внимание и не затягивать мешающий шум – а бабуля наверняка бы принялась настаивать на своём – покорно уселся возле своих знакомых, увлечённо устремив взгляд к говорящему на кафедре. Старушка на какое-то время замолчала, трепетно наслаждаясь присутствием господина Со, на которого имела свои планы, и Ви, пользуясь этим, тоже стал слушать типичную христианскую проповедь о невинных агнцах, отправляющихся в рай безгрешными, о посмертном воздаянии, о воссоединении душ с Богом, о преходящем, тленном, предопределённом. О неисповедимых путях. Паства состояла из людей пенсионного и предпенсионного возраста, изредка попадались лица между сорока и пятьюдесятью годами, молодёжи, кроме Сэрим, не было. Всем, судя по их одухотворённым взглядам, ложились на душу слова священника о том, что погибшие школьники обрели вечное блаженство и уподобились ангелам. Несколько женщин прослезилось. Но никакого фанатизма не замечалось, никто не уставился в одну точку пустым взглядом, никто не раскачивался и не осуществлял песнопения. Всё было чинно и не выдавало признаков сектантства. Проповедь звучала монотонно, размеренно и крайне мелочно. Ви удивлялся, как никто не морщится и не критикует, насколько ненужными подробностями снабжает священник свою речь. Не то желая казаться в этом провинциальном уголке эрудитом, не то неуверенный в себе и ищущий опоры в древности и именитых предшественниках, он насыщал речь уточнениями, примерами из Писания, цитатами отцов Церкви, неуместными сравнениями с жизнью апостолов и много чем ещё. В глазах малообразованной в делах религии общины, это всё выглядело мудрёно, недоступно их пониманию, а потому заслуживающим доверия. Простота и непросвещённость, сталкивающиеся с какими-то догматами, часто быстрее готовы уверовать в необъяснимое, чем доступное и элементарное, что кажется им невозвышенным, а потому недостойным поклонения. Священник вещал едва ли не час, пока не подозвал господина Со, прося завершить это собрание. Тэхён приготовился окончательно уснуть, но был легонько пихнут бабулей в плечо: - Вот господин Со умеет говорить, а этот сегодняшний… какой-то зануда! Наш славнейший Учитель Шихёк тоже всегда с трудом находил стоящих проповедников. Я считаю, что к этому нужен талант. Не всем дано глаголить с кафедры и завоёвывать умы. Порой думаешь, сидел бы лучше дома, не позорился. Чего вылез? Нет, конечно, говорить перед людьми должны не те, кто сам захотел, а кто призван свыше это делать. Да разве же таковых много?.. Ви сосредоточился на том, что стал говорить господин Со. Достав свои листы, как подсказку, он, однако, поднял от них лицо и, принявшись ораторствовать, туда больше почти не заглядывал, превратившись в уверенного, точного, опытного и знающего своё дело. Он превратился в настоящего лектора, убеждённого и умеющего убеждать, говорящего без запинок, не зависающего в паузах забывчивости, не повторяющегося и не льющего воду. Золотой, едва не вернув свою привычку распахивать рот при интересном и любопытном, за которую когда-то был прозван товарищами галкой, заслушался с удовольствием. Джисоп говорил о личной ответственности каждого, о непрофессионализме, приводящем к трагическим последствиям, о личных амбициях, которые влекут неспособных людей на какие-то посты, на должности, с реализацией полномочий которых они не справляются. Конечно, в первую очередь речь шла о причине трагедии Севоля, но Джисоп предостерегал от повторения ошибок и заставлял задумываться всех над собственными поступками. Если священник переливал из пустого в порожнее произошедшее, ничего не советуя и не зная, что порекомендовать, принимая беды как кару Божью или неумолимый злой рок, то Джисоп настаивал, что в руках людей изменения, что общество способно избавиться от таких несчастий, если займётся настоящим. Нужно думать о будущем, оглядываясь на прошлое, а не жить прошлым, упуская настоящее. - Вместо того чтобы торопиться, стремиться достичь материальных благ или хотя бы пункта назначения, ради чего зачастую превышается скорость, хорошо бы останавливаться и задумываться над тем, а способны ли мы преодолеть этот путь без потерь? – Джисоп, ища глазами понимания, проводил ими по присутствующим. – Способны ли мы без ущерба для себя и других распорядиться тем, что получим? И что нам даст то, что мы обретём? Когда мы говорим о такой трагедии, как затонувший паром Севоль, неважно, неумело выполненный резкий поворот послужил причиной того, что судно опрокинулось, или техническая неисправность, не обнаруженная вовремя, в обоих случаях виноваты люди, либо не обладавшие достаточными знаниями в управлении паромом, либо безответственно проверявшие готовность судна к отплытию и не удостоверившиеся, что с ним не всё в порядке. И то, что случилось, в большей или меньшей мере повторяется каждую минуту по всему миру. Люди выполняют свои обязанности спустя рукава: где-то не превозмогли лень, где-то поддались алчности и за взятку закрыли глаза на недочёты, где-то над нами возобладали эмоции и, вместо мыслей о своей деятельности, мы отвлеклись на злость или грусть, которые захватили нас и лишили внимательности. И если в лучшем случае от такого недочёта подгорит завтрак, то в худшем… Мы с вами видим, что может быть в худшем случае! Можно ли знать заранее, где халатность пройдёт незамеченной, а где послужит причиной гибели сотен людей? Нет, нельзя. Но почему бы всем изначально не допускать этой преступной халатности в свои сердца и разум… Господин Со перешёл на рассуждение о том, что никто не застрахован от ошибок, но в таком случае все должны нести за них ответ. Однако экипаж парома Севоль – взрослые люди – поняв, что что-то пошло не так, бежали с тонущего судна, как крысы с корабля. «Впрочем, почему «как»!» - добавил Джисоп. Бабушка Сэрим, продолжавшая кивать на протяжении нескольких минут, наклонила голову к Ви и шепнула: - Вообще, конечно, не обошлось без японцев. Паром купили у них, причём достаточно старый! Когда бы и что хорошее сделали японцы для Кореи? Я, к счастью, родилась после того, как японцев отсюда повыгоняли, но моя мать познала от них все ужасы. Это не люди – звери! Как можно было вообще у них что-то приобретать? Японию надо обнести забором, чтобы они оттуда не вылезали больше. - Это остров, забор снесёт приливом, - подсказал Тэхён. - Тогда заминировать по периметру. Да! Так делают в войну. Плавучие мины! Уж тогда они оттуда не вылезут, - прищурилась, погружаясь в коварные планы, старушка. Ви украдкой вздохнул, обводя глазами зал. Более разумные и рациональные речи господина Со меньше волновали стариков, они с удовольствием слушали о том, что ждёт за порогом неизбежной и такой уже для них недалёкой смерти, а вот нравоучения от того, кто годился им в сыновья, их не радовали. Как и бабушка Сэрим, они считали любые знания того, кто моложе них, менее достоверными, чем те, какие даровал им личный опыт. Если бы не виды бабушки на Джисопа в качестве мужа для внучки, кто знает, возможно, и она бы не так щепетильно относилась к его красноречию? Тэхён задумался, а может, местным пенсионерам действительно это не нужно? Господин Со подготовил прекрасную речь, но прогадал с публикой. Бывает и так. У тебя есть что-то прекрасное, необычайное, драгоценное, неважно, материально или духовно выраженное, но ты натыкаешься не на тех, кто в состоянии это понять и оценить. Окружаемый подобными «глухими», даже самый мудрый усомнится в том, что имеет что-то стоящее. Впрочем, самые мудрые обычно уходят в отшельники и предпочитают не навязываться в качестве наставников. Ви помнил, что дедушка с годами всё меньше любил приезжать сюда и обращаться к людям. Он так и говорил мальчишке, что чувствует себя не советчиком и учителем, а артистом цирка, который развлекает, но ничего не меняет. Да и можно ли изменить природу человека, если он не человек лотоса, не обладает чистотой и светом, которые не замарать и не скрыть? Принятие возможности перемены приводит к равенству, к ощущению общего пути для всех, в то время как одно простое отрицание того факта, что кто-то переделываемый, что зло и «неправильность» искоренимы, даёт начало для расизма, религиозных войн, межполовых баталий… Ведь это очень важный вопрос! Истребляемо зло в человеке или нет? Живя на Каясан, Тэхён и его друзья привыкли к тому, что золотыми воспитываются, становятся, хотя есть те, кто не доходит до конца, ломается, не выдерживает. Но его не записывают в неправильного и плохого, скорее, как в игре в «мафию», он делается «мирным жителем», которого более сильные и выносливые золотые обязаны защищать. Мир делается как минимум трёхгранным, в отличие от двухгранного понимания Белого лотоса: либо ты хорош, либо плох. Это радикально, а радикализм всегда служил отправной точкой для насилия. С которым борются золотые. Джисоп закончил свою речь, и вечер памяти подошёл к концу. Присутствующие стали вставать со стульев. Некоторые подходили к священнику, некоторые опускали пожертвования в специальный ящик, который Ви заметил ещё при входе. Господин Со спустился с небольшого возвышения к тем, кого привёз. - Тэхён, я обещал вам поискать телефон Сухёка, идёмте в кабинет? – Ви кивнул, радуясь, что мужчина не забыл его просьбу. – Подождёте нас немного? – обратился Джисоп к Сэрим и её бабушке. - Конечно-конечно, господин Со, сколько угодно! Мы пока поболтаем с кем-нибудь! – просияла старушка излишне довольно, и повела внучку к какой-то своей знакомой из общины. Мужчина провёл Тэхёна через коридор, в который выходила боковая дверь у кафедры, и, завернув за угол, открыл там небольшую комнату, которую Ви тотчас вспомнил. Да, дедушка тут, бывало, сидел и делал какие-то дела, к нему сюда заглядывали люди. Над потёртым креслом, справа от окна, на стене висело изображение белоснежного, цветущего лотоса. - Лотос… - произнёс Тэхён как бы между прочим, обозначив то, что увидел. Джисоп, успевший подойти к бумагам на столе, поднял голову, проследил за взглядом Ви, потом повернулся к нему обратно, улыбнувшись: - Да, символ учения. - Тут все до сих пор ждут, когда он в них расцветёт? Джисоп хохотнул: - Мало кто, остальные уже отчаялись по возрасту. А если серьёзно, то община ещё при Учителе Шихёке была мало проникнута идеей лотоса, самосовершенствования и чистоты. Вы же видели, тут в основном старики. Они скорее спасаются от одиночества на наших собраниях и проповедях, чем ищут какого-то практического решения проблем, просветления. Им уже не до этого. - Я заметил. Но мне понравилось то, что вы говорили. - Правда? Спасибо, - Джисоп, параллельно разговору, копошился в записках, листочках и бумажках на столе, заглядывал в блокноты и тщательно их пролистывал. - В университете вы читаете подобные лекции? - Редко. Я преподаю в женском университете, - Джисоп продемонстрировал собеседнику взгляд, наполовину наполненный отчаянием, наполовину снисхождением к юным девочкам. – Мысль о личной ответственности и необходимости преобразовывать мир через себя у них нынче не в моде. Сейчас в моде феминизм. Они считают, что все требования надо направить к парням, и когда те станут самим совершенством, тогда и мир сделается лучше. А с женщинами уже всё в порядке, их нужно любить, баловать, холить и лелеять – так студентки мне говорят. - Ну, с какой-то стороны это верно, - пожал плечами Ви. Золотых примерно так и воспитывали, что все претензии к ним, мужчинам, и для него ничего необычного в заявлениях студенток не было. А оказывается, это называлось феминизмом. Это что же, он феминист? – Девушки слабее нас, не нам ли о них заботиться? Джисоп на мгновение остановил поиск, покачав головой. - Сила и слабость здесь ни при чём. Сильный всегда должен поддерживать слабого, независимо от пола. Существуют сотни характеристик помимо этого: терпение, понимание, честность, отсутствие злословия и жадности, умеренность во всём, в том числе в своих желаниях. Почему это должны в себе воспитывать только мужчины? Женское и мужское должно находиться в равновесии, тогда будет гармония. А если женщина старается для себя, и мужчина для неё же, то случается перевес. Никакой гармонии не будет. Один из принципов самосовершенствования – самоотдача. – Он вернулся к поискам, опять перебирая листок за листочком. В одном из блокнотов он нашёл визитку: - Ага! Вот он, - Джисоп протянул её Тэхёну, - номер Ли Сухёка. - О, спасибо! Сейчас запишу, - Ви достал мобильный и стал вносить туда номер. На визитке, под именем, красовалось звучное и весомое «генеральный директор». Действительно, его друг детства высоко взлетел. Поправив потревоженные стопки, господин Со выпустил Тэхёна из кабинета, и вышел сам, прикрыв дверь. Народ в зале разошёлся, оставалось от силы старушек пять, в том числе и бабушка Сэрим. Сама девушка скучающе стояла возле неё. Увидев мужчин, она немного оживилась, чувствуя спасение из престарелой среды. - Что ж, едем домой? – поинтересовался Джисоп, подойдя к ним. - Да-да, конечно, - отвлеклась бабушка, начав долгое прощание с другой старушкой: - Так я тебе говорю, ты не правильно делаешь, надо сначала солить, а потом перчить – это всё сильно меняет! Столько лет живёшь на свете, и элементарного не знаешь! Всё-всё, я иду, - бросила она в сторону внучки, хотя та ничего не сказала, но бабушка опять вернулась к разговору: - Ну, нам пора ехать, господин Со так любезен, что подвезёт нас. Тебе-то хорошо, ты живёшь тут рядом, а я, знаешь ли, со своими ногами… - Мы подождём на улице, - почтительно поклонился Джисоп и, кивнув Тэхёну на выход, неспешно, но ловко ретировался. Они вышли к машине, где становилось прохладно из-за садящегося солнца. Ви достал сигареты и закурил. - Вы очень терпеливый человек. - Вы о бабушке Сэрим? – улыбнулся он. – Ничего особенного. В университете с целой аудиторией молодых девочек, непоседливых и невнимательных, куда тяжелее, но это хорошо закаляет. - Вы, значит, не женаты? - Нет, не довелось. Да и, боюсь, мои Грации будут ревновать. – На удивлённый взор Тэхёна Джисоп ответил: - У меня три кошки. Доса, Моха и Лобха. Округлив глаза, Ви засмеялся, нестройно выдохнув дым: - Злость, невежество и вожделение***? - Да, - похохотал за компанию с ним Джисоп, - у меня до них была собака - Дхарма, но она умерла от старости, и после неё я сполна познал, что такое кошки****. С одной стороны это невинность, красота и любовь*****, но невинность зачастую всего лишь невежество, любовь оказывается не более чем вожделением, а красота… Красивые женщины такие злые, - развёл руками мужчина. - Вы буддист? - Нет, я религиовед, - поправил Джисоп. – Я не придерживаюсь никакой веры, в том числе и учения Лотоса, которое проповедовал Учитель Шихёк. Меня не захватило за всю жизнь ни одной религией, наверное, я слишком рационален и скучен? Я остался сторонним наблюдателем и исследователем. Вера – не моё, предпочитаю знания. - Наверное, так и лучше. Не теряешь здравомыслия, пока способен анализировать. - Да, но проблема религиоведов во взаимопонимании с верующими. Те считают, что если верят, то знают свою религию лучше, потому что они внутри, а я снаружи. Особенно отрицают возможность понимания религии со стороны фанатичные приверженцы конфессий. А мне, в свою очередь, часто бывает неприятно говорить с человеком, не знающим ни истории своей веры, ни причин её появления и социального фона, сопутствующего этому, ни её развития, ни заимствований из других религий, и в то же время абсолютно уверенным, что знает всё доскональнее, чем я, потому что он молится или читает мантры по сто раз в день, а я этого не делаю. Так что терпеливость моя только внешняя, внутри я полон негодования и страстей. Когда дело касается науки. - Я, собственно, тоже всегда считал, что наука и вера несовместимы… как можно изучать то, во что можно только верить? - Религия – это не то, во что верят, а то, как надо верить. Человек может верить во что ему вздумается – в макаронного монстра или Ктулху – тут спору нет, я не могу знать фантазии человека лучше, чем он сам, ведь в чужую голову не залезешь, но когда он начинает это материализовывать и делать как-то – это уже касается окружающих и общества, не так ли? Надо ли построить его кумиру домик – храм, или его надо кормить? Чем? Зерном или человеческими жертвоприношениями? А надо ли как-то подстраиваться под кумира и соответствовать его требованиям? Посты, аскетизм, гедонизм? Верующие часто не понимают, что вера остаётся верой только до тех пор, пока не выходит за рамки их головы, мыслей, воображения. Её проекция во внешний мир – уже религия, а религия – вполне изучаемый материал, потому что складывается из общественных нужд и компромиссов, а иногда наоборот, интересов меньшинства. Тут уже можно процитировать Махатму Ганди: «Тот, кто утверждает, что религия не имеет ничего общего с политикой, не знает, что такое религия». Поэтому нас, религиоведов, можно назвать философствующими политологами… - Джисоп увидел выходящих, наконец, из молитвенного дома Сэрим и её бабушку. – Простите, я как всегда увлёкся, сел на своего конька. - Мне это на самом деле интересно, - докурил Тэхён и, выбросив бычок в урну, загрузился в машину. Обратный путь бабушка пыталась уговорить Джисопа зайти к ним на чай, поужинать, отдохнуть, но сеульский преподаватель вежливо отразил все приглашения и, высадив двух дам, довёз Ви до дома покойного Небесного мастера. Посмотрев на наручные часы, он побарабанил пальцами по рулю. - А вы надолго тут? – спросил он у Тэхёна. - Не знаю, вообще, думал уезжать сегодня. Задержался-то до сих пор только потому, что хотел познакомиться с вами: Сэрим говорила, что вы были близки с дедушкой. А вы уже торопитесь? - Так-то время ещё есть… - Тогда, если вы не против, продолжим беседу за чаем в доме? – предложил Ви. Господин Со с готовностью заглушил мотор. - А давайте. Нам, преподавателям, только дай подискутировать, - заулыбался вновь он. Да, если бы он согласился пойти к Сэрим и её бабушке, там ему вряд ли бы дали произнести много слов. Устроившись на кухне, они сели друг напротив друга, взяв по чашке найденного в закромах полок и тут же заваренного зелёного чая. - А вы, стало быть, раз знаете о доса, моха и лобха, буддист? – поинтересовался Джисоп. - Я – да. Думаю, вам лучше обращаться ко мне на «ты». - Хорошо, тогда ты тоже можешь звать меня Джисоп. - Нет-нет, я себе этого не позволю. - Что ж, ладно… А к какой буддистской школе ты принадлежишь, Тэхён? - Тхеравады, - не думая, хотя не готовился к подобному вопросу, ответил золотой первое пришедшее в голову. Господин Со проверял его, точно ли он буддист, или это профессиональное любопытство? - Вот как! Интересно. Никогда бы не подумал из-за твоей причёски******. Ви улыбнулся, в какой-то степени нагло обманывая: - Но я же не монах. Я всего лишь изучал это направление, а не погружался в него, - не моргнув, выкрутился Ви, - как и вы. Я тоже не слишком ревностный верующий. На самом деле, спроси Тэхёна, какое именно направление буддизма проповедовали на Каясан, он бы не ответил. Учение золотых охватывало собой всё: и буддизм, и даосизм, и христианство, и западные философии, и «Четырёхкнижие» с «Пятикнижием»*******, и родные древние тотемизм и шаманизм, отразившийся в легенде про дух тигра. Это было золотое учение, и чёрт его знает, из чего оно состояло. - И ты тоже холост? – указал глазами на свободный безымянный палец Джисоп. - Я сказал Сэрим и её бабушке, что женат, - нашёл гениальное решение ответа Тэхён. Он не хотел бы, окажись господин Со хорошо притворяющимся фанатиком из Белого лотоса, чтобы у них были какие-то зацепки и повод для поисков Элии. И одной фразой он вроде как и признал, что женат, и отверг это утверждение. - Понимаю, - улыбнулся Джисоп. – Ты, смотрю, уже успел понять, что тут к чему? - Да, вполне, - Тэхён посмотрел на остановившиеся часы на стене. – Сэрим говорила, что вы следили за сохранностью всего после смерти дедушки… - Да, - мужчина обернулся и тоже посмотрел на часы. Потом опять на Тэхёна. – Ты наблюдательный. - Или везучий. Я случайно заметил. Время остановилось на десяти часах и здесь, и в гостевой спальне, - золотой здраво решил, что Джисоп не настолько дурак, чтобы за четыре года со дня смерти Шихёка тоже не заметить этого. Поэтому местами надо говорить прямо, так быстрее придут к результатам. - Да, это так. - Это дедушка просил остановить время на десяти часах? - Думаю, он сам это сделал. Меня он просил лишь следить за сохранностью каждой детали. - И… вы уверены, что ничего не изменилось? Ведь тут бывают люди. - Я не настолько наивен, чтобы полагаться на свою память. За пару дней до смерти Учителя я сделал снимки каждой комнаты, со всех ракурсов, - Джисоп улыбнулся, - только благодаря этому я заметил одинаковое время, когда изучал снимки. Тэхён сделал глоток, желая понять всё это, разгадать. Не простой же это был каприз умирающего? - Как вы думаете, для чего он просил сохранять всё? - Он ждал кого-то. Кого-то, кто должен прийти. Сердце Ви сделало перебой, гулко ухнув в груди. - Он говорил об этом? - Не совсем прямо… но это было понятно. Учитель говорил, что всё должно стоять на местах, потому что это укажет тому, кому надо, где найти истину. - Так он признался, что оставил какие-то подсказки? – удивился Тэхён. Джисоп пожал плечами: - Это можно воспринять и как желание погрузить кого-то в воспоминания и ностальгию. - Так кого же он ждал? Он называл имя? - Нет, никогда. Возможно, он не хотел, чтобы кого-то нашли прежде, чем кто-то пришёл бы сам, - многозначительно сказал господин Со. – Возможно, он ждал тебя? - Как бы узнать… - растеряно повертел чашку Ви, заметив, что Джисоп достаточно проницателен и умён для верных замечаний и такой же подозрительности, какая поселилась в Тэхёне относительно самого господина Со. - Если ты поймёшь, что хотел сказать Учитель, то тебя, если не поймёшь – то не тебя, - подытожил с победной логикой мужчина. - Резонно. И у меня нет никаких идей о десяти часах. Если бы я был тем, кто должен был явиться, я бы всё сразу понял. - Ты назвал себя везучим из-за случайности, натолкнувшей тебя на мысль о часах. Как произошло это открытие? - Да как-то в ряду прочего… я просто был здесь, собрался заночевать… а потом вспомнил о надписи на могиле… - Ты уже побывал там? - Да, конечно. - И перевёл эпитафию? - Перевёл, но не понял до конца… - Ви озарило. Раз Джисоп назвал кошек по-буддийски, не знал ли он санскрита? – А вы знаете перевод? - Да. Что именно ты не понял? - Другая сторона жизни. Речь вроде бы о смерти, но учитывая многозначность других слов и фраз… мне кажется, что подразумевается что-то иное, но я никак не могу понять – или вспомнить – что! Может, дедушка и говорил когда-то о чём-то похожем, но я не вспомню. – Тэхён смотрел на Джисопа с надеждой, ведь именно ему дал последние указания перед смертью Бан Шихёк. И надежда оказалась не напрасной: - Тут всё прозаично и просто. Учитель всегда говорил, что жизнь – это движение, но чтобы задуматься о чём-то, человек должен останавливаться. Мыслить и делать что-то одновременно достаточно трудно, а потому полное отсутствие движения – это царство мысли, однако оно же и есть смерть. - Кажется, я припоминаю что-то такое… - Так что надпись на могиле призывает всего лишь помыслить. То есть, хорошенько подумать о чём-то. Ви приложил ладонь ко лбу: - Так усиленно я не думал ещё никогда в жизни, у меня скоро расколется голова. – Он посмотрел в лицо Джисопу: - Кстати, в одной из книг дедушки вырвана страница – так всё и было? Господин Со нахмурился. - В какой именно? - Десятом томе истории Китая. Мужчина поднялся и, ничего не говоря, точно зная, где находится эта книга, пошёл по лестнице на второй этаж. Тэхён поспешил за ним, и видел, как Джисоп достал тот самый том из шкафа, пролистал его и убедился, что одной страницы не хватает. - Вот как… - произнёс он себе под нос. - Это не я сделал, - заверил на всякий случай Ви. - Да, но я представления не имею, кто… - А вы давно проверяли, всё ли тут на месте? - Очень подробно – года три назад, даже больше. Не помню, заглядывал ли я в книгу… - А что в ней было? Какие отметки? Что-то было подчёркнуто? – полюбопытствовал Тэхён. - Вроде бы нет. Я держал её в голове, как и ты, наверное, потому, что это десятый том, а раз на часах десять… ну, видимо, - хмыкнул Джисоп, - мы следовали одинаковой логике. Я листал этот том, но ничего в нём не находил. - Кто-то, видимо, нашёл. - Знать бы, как давно… - А когда последний раз тут были посторонние? – помня о Богоме, задал вопрос Тэхён. - Да тут регулярно кто-то останавливается. Кажется, совсем недавно приезжал какой-то молодой человек. - Не от вас? - От меня? – Джисоп посмотрел на золотого. – Нет, я уж полгода никому приюта тут не давал. Обычно я поддерживаю каких-нибудь потерявших работу бедолаг или других несчастных, не знающих, куда податься, но за последние месяцы они мне не попадались. - А ещё каким-то образом люди сюда попадают? - От общины. Это надо было сегодня в молитвенном зале спросить. - У священника? - Не обязательно. Там есть старичок, счетовод и сторож, он отвечает за подаяния и связь прихожан друг с другом. У него тоже есть ключ от дома. - Вот как… - задумался Тэхён о том, что уезжать отсюда, видимо, рано. Джисоп закрыл книгу и поставил её обратно на полку. - Боюсь, что за три года тут было несколько десятков людей, и мы с тобой не найдём мелкого вандала. - Жаль. - Но, уверен, ты поступишь так же, как я – найдёшь электронную версию этого тома и ознакомишься с пропущенной страницей. – Они улыбнулись друг другу с пониманием: - Такая мысль у меня уже была. Мужчина опять посмотрел на наручные часы. - А теперь мне точно уже пора ехать. Завтра лекции в университете, пока доеду и подготовлюсь, там уже и ночь. Советую тебе остаться ещё на пару дней, подумать, посмотреть… вдруг что-то прояснится? Если Учитель Шихёк ждал тебя, то другого пути, кроме как искать и думать, у тебя нет. - Наверное, я воспользуюсь вашим советом. - В таком случае, я откланиваюсь, - Джисоп достал свою визитку и сунул её Ви, - если будут вопросы – звони. Может быть, если не уедешь до выходных, я сюда ещё загляну, и мы увидимся. Золотой закрылся за посетителем и, плюхнувшись на диван в гостиной, выдохнул. Итак, дедушка всё-таки однозначно дал понять, что оставил послание, сообщение, причём такое, которое поймёт лишь один человек. Избранный. И что же это за человек? Он ли – Тэхён? Как-то это неубедительно. Почему именно он? Надо бы напрячь память. Когда Джисоп стал говорить о словах Учителя о движении и мысли, то это всплыло в памяти. Много ли ещё такого кануло в колодец забвения и нуждается в том, чтобы его достали? А что посодействует воспоминанием лучше, чем воспроизведение атмосферы ушедших лет? Тэхён достал мобильный и нашёл там свежезаписанный номер Сухёка. Друг детства рядом – отличный инструмент для реконструкции прошлых дней. Ви нажал на вызов. - Алло? – раздался какой-то совсем незнакомый, сухой и низкий голос взрослого мужчины. - Сухёк? – на всякий случай решил убедиться золотой. - Да, а кто это? - Это Тэхён. - Тэхён? – переспросил, не очень понимая тот. - Помнишь Судонмён? Намъянджу. Дедушку. Ну? - Тэхён?! – радостней воскликнули с той стороны. – Господи, неужели тот самый? Тэхён, ты?! - Да, я, господин генеральный директор, - усмехнувшись, повторил Ви прочитанную должность. - Боже, да оставь ты это! Где ты, как ты? Какими судьбами? - И с какого вопроса начинать отвечать? - Со всех! – засмеялся Сухёк. – Нет, серьёзно, где ты? Очень занят? Надо встретиться! - Я не против. Если у тебя найдётся время. Говорят, ты очень занятой стал… - Да, есть такое… но для тебя я всегда освобожусь! Завтра подойдёт? - Завтра? Почему бы и нет. - Ты в Сеуле? - Нет, я как раз в Судонмёне. А ты, видимо, в столице? - Да, но я приеду. Это не проблема. Судонмён! Надо же, давно там не был… - Дедушка умер, ты же знаешь, да? - Да, как раз с самых его похорон я туда и не возвращался… но сколько же всего хочется спросить и обсудить! Всё, Тэхён, завтра же мы встречаемся! Боже мой, ну надо же, я думал никогда уже тебя не увижу!