+++
Кристо – имя божие на латыни, коим заклинают демонов и просят о защите свыше. Кристо – имя-выдох. Имя-молитва. Имя-воззвание. Сколько раз, сколько раз слышал он его вот так – ложащимся на губы обрывком застрявшего в горле дыхания, вонзающимся в слух криком дикой боли, исступлённой мольбой о прощении и искуплении? Он слышал всё. И ничего – от Эдуардо. Он не произносит его имени никогда. Не здесь. За дверями, где НИИ, где халаты, отчёты и периодическая инвентаризация – негромкое «Кристобаль Хозевич» или «товарищ Хунта», но здесь он молчит, задушенный собственными мыслями, заставляющими его зажиматься и, пряча лицо в тяжёлой ткани простыней, горячечно, болезненно краснеть – темноте не скрыть. О темноте просит тоже он – будто страшась видеть их при свете, будто так – это не они, не с ними, не он изламывается и мечется под каждым прикосновением… - Хороший мальчик, - на грани слышимости шепчет Кристобаль. Эдуардо молчит, не выпуская ни единого слова, молчит, зажмуривая глаза настолько тёмные, что пять веков назад за один взгляд его послали бы на костёр, молчит, дико содрогаясь под руками Хунты, молчит, резко, секундно всхлипывая и глуша сорванный вскрик закушенным запястьем. - Святая Мария, как же ты реагируешь…- выдыхает Хунта в несуществующее пространство между губами и влажной кожей. О, это самое сладкое. Самое сладкое - наблюдать за тем, как Эдуардо медленно теряет силы удерживаться, как ломаются стены внутри него. Как горячим воском по тающей свече стекают капли его смущения и стыда, окрашивающего кожу задыхающимся румянцем, как сгорают запреты его хорошего правильного мальчика, опаливая лицо волной жара, как он сдаётся своим желаниям и подчиняется полностью – послушный, раскрытый нараспашку, лишённый защиты. Голову ведёт, как от густого вишнёвого кьянти, проливающегося прямо в кровь, когда Кристобаль касается пылающей кожи и чувствует, как прямо в пальцы толкается сердце. Хунта видел лишь однажды подобное – когда при нём был заперт древний демон. И тогда, глядя на то, как бросалось на стены стеклянной своей тюрьмы, заговорённой навеки, исчадие ада… он ощущал почти то же, что и сейчас, чувствуя, как бьётся живое дикое пламя под кожей, вздрагивающей от его касаний. - Не сдерживайся, мой мальчик, - Хунта ведёт пальцами по губам Эдуардо, приоткрывая его рот и вдыхая судорожные выдохи, - бог мой, ты бы только себя видел сейчас, ты так красив, ну же… И когда его Эдуардо, выгнувшись и вцепившись в спинку кровати, замирает, пламя внутри него сжигает Кристо дотла. Но вокруг него - по-прежнему тишина.+++
Кристобаль не сразу понимает, что разбудило его – резким сильным толчком. Шторы всё ещё плотно задёрнуты, в комнате всё та же темнота, но… Эдуардо нет рядом, понимает он. Эдуардо у окна на коленях, понимает он. Господь всемогущий. В НИИ индифферентны к чужим религиозным убеждениям – креационизм, дарвинизм, инвазия, Белый Тезис, инвентаризация – выведите формулу и верьте во что заблагорассудится. В конце концов, происходящее вокруг них ежедневно способно настолько оглушать своей невозможной реальностью, что вера – или в чём ещё уважаемые магистры предпочитают находить успокоение – давно считается личным делом каждого, не касающимся прочих. Но тихий шёпот в темноте комнаты оказывается для Кристо полной неожиданностью. Эдуардо шепчет слова молитвы – сбивчиво, неразборчиво и, приглядевшись, он понимает, почему – его ладони не сложены, а прижаты к лицу. А потом Кристобаль вслушивается. И дьявол бы побрал этого черноглазого мальчишку, чувствует, как слабеют колени. Молитва за молитвой. Pater Noster. Ave Maria. Credo. Sub tuum præsidium. Angelus. Знает наизусть, понимает Кристобаль, но, но… сбивается, раз за разом… - Gratiam tuam, quaesumus, Domine, - тихо шепчет Эдуард, отняв ладони от лица, - mentibus nostris infunde: ut qui, Angelo nuntiante, Chri… Christo… Лезвием - по живому. - Christi Filii tui incarnationem cognovimus… per passionem eius et crucem, ad resurrectionis gloriam perducamur. Per eumdem Christo… Christo… Chri… Имя-выдох. Имя-молитва. Имя-воззвание. - Кристо, - едва различимый, осколочный шёпот падает в темноту. – Кристо… Кристо… Пальцы немеют. Он молится его именем. - Кристо, - последний отзвук тихим всхлипом тонет в ладонях. Кристобаль медленно закрывает глаза, чувствуя, как пережимает горло. Непрошеной, оглушающей, вспарывающей нежности столько, что ему не двинуть даже ладонью – он почти видит, как от любого движения готовы сорваться с запястий быстрые тяжёлые капли крови, распускающиеся тёмными цветами на светлом полу. Его это не останавливает. Встав, Кристобаль неслышно подходит ближе. Как можно ближе, ближе – и пальцы, одну лишь долю секунды почти незаметно, неразличимо вздрагивающие, скользят по щеке Эдуардо, накрывая пересохшие губы. Неведома ему воля того, кто смотрит на них сверху – лишь в общих чертах Хунта догадывается, что последнему Великому Инквизитору уготовано место в одном из лучших котлов со смолой. Но ради одного этого момента, ради этого мальчика, ради его тихого шёпота он готов взять на себя грехи всех тех, чьи костры поджигали по его слову. Ад ждёт его, но рай, наверное, всё же ближе. Кристобаль медленно опускается на колени перед ним. - Amen, - звучит в темноте. И тишина отступает.+++