Расплата

Кошмары не снились ей с самого детства. Солнце скрывалось во тьме, оставляя после себя только ржавый полукруг. Сердце билось о рёбра, Сианна бежала по коридорам, холодным и длинным, как змеиное чрево. Никто не гнался за ней следом, но страх ледяной костлявой рукой цеплялся за одежду, забирался под кожу, сдавливал горло. Сианна бежала от себя. Просыпалась с криком, липкая и дрожащая от страха. Сначала плакала, а потом и слёз не осталось. После изгнания их заменила тихая жгучая ненависть. Страх ушёл, пришло наслаждение. Во снах Сианна обращалась монстром, зубами грызла до кости миловидное личико сестры, рвала волосы клочьями. Изумруды с тиары Анариетты летели и звенели, рассыпаясь по полу. Но вскоре этот образ исчез. Зачем тешить себя сновидениями, когда есть реальные планы? Детлафф должен был стать её чудовищем, отмщением, расплатой. Сианна держала его крепко, как цепную собаку. А потом спустила с поводка. Знала ли, что обманутая, брошенная, скрученная из тугих жил и злобы псина обернётся против неё? Это было очень в духе Детлаффа. Любить — как никто. Ненавидеть — тоже как никто. Сианна помнила ночь перед своим побегом. Детлафф навалился на неё, взобрался, как на суку, руками сжал до хруста. Чуял, наверно, своим звериным нутром недоброе. Вбивался по-животному, как всегда. Другой любви Детлафф не знал. Оставил на бёдрах липкое, пахучее семя. После извинялся, глядел по-щенячьи глазами голубыми и холодными, как льдинки. А вскоре сгинул. Сианна примирилась с сестрой, но кошмары вернулись. В первую ночь, когда поняла, что беременна. Её рвало сначала ужином и уже вошедшим в привычку вином, потом — бесцветной слизью. Спазмы сотрясали всё тело, оно отторгало ребёнка, выталкивало наружу, как рябчика со шпинатом. Уже позже ей приснился кошмар. Небо стало грязно-бурым, как берёзовый дёготь. Солнца не было, всё вокруг затмили крылья — огромные, кожистые, крылья летучей мыши. Нетопырь не просто летел — он падал, и убежать было невозможно. Крылья эти покрывали весь мир. Он погребал Сианну под грудой меха и тёплого живого тела. Умирая, она слышала — громко громом билось вампирское сердце. Нетопырь был жив, а Сианна — нет. Проснулась холодная и мокрая, свернувшись в клубок от страха. Хотелось бежать в ночь к Анариетте, как тогда, в детстве. Залезть под тяжёлое пуховое одеяло, прижаться, обнять, выложить все страхи и заснуть под торопливую болтовню сестры. Сианна прижала острые коленки к груди. Какая слабость и глупость — жаловаться сестрице на ночные видения. Она стерпела изгнание, вынашивала месть, а затем — прощение. Она закалена похлеще, чем её милая сестра, и никуда не побежит. Сомнений не было, ей снился Детлафф. Какая глупость, сонно подумала Сианна, ведь это он мёртв, а она жива и здорова. Мысли эти были спокойные и верные, но кошмары не прекратились. Сианна и не знала чей это ребёнок. Несмотря на обвинения и ненависть простого люда, за несколько недель вокруг неё собралась доверчивая свита. Рыцари, бароны, князья. Глотая слёзы, Сианна поведала, как её пленил вампир — настоящее чудовище — который держал её в своей стае и пил кровь по полнолуниям. А когда Сианна сбежала, он всё равно выследил её и напал на Боклер. Дураки слушали, били себя в грудь тяжёлыми кулаками в латных перчатках, Цаплей клялись отомстить всем вампирам, находящимся близ Туссента. Сианна принимала у себя наивных фаворитов. Принимала их жалость, жалобы, пьяные признания в любви и ласки. От ребёнка сначала хотелось избавиться, задавить, как таракана. Но расчётливость взяла верх. Хорошо бы иметь наследника в обход сестре. И вместе с тем проснулось что-то новое: жёсткое, закалённое в изгнании сердце превратилось в тёплый, податливый мякиш. Она подарит ребёнку любовь и заботу, какой не знала сама. Будет смеяться с ним, строить мелкие козни и срывать Анариетте аудиенции. Сианна верила, что это мальчик. План созрел, решение принято. Сианна млела, окружённая заботой и покоем. Помыкала слугами, которые с ног сбивались, выполняя её капризы. Живот рос, а нетопырь возвращался каждую ночь. За ним всегда приходила боль. Сианна ворочалась в постели. Низ живота скручивало и дёргало в острых, болезненных судорогах. Дышалось тяжело, словно огромная нетопыриная туша ещё лежала на ней, сдавливая грудную клетку и шипя. Призрак Детлаффа мучил её ночами, ребёнок терзал её днём. Кожа побледнела, истончилась, как ветхая бумага, и разве что лоскутами не сходила с мяса. Сколько бы Сианна ни ела — голод ножом резал внутренности. То, что сидело внутри неё, росло жадным и безжалостным. Оно забирало всё без остатка, обгладывало Сианну изнутри. Набухало, крепло и ждало своего часа. Сианна уже едва могла ходить, изнывая от тянущей боли в спине. Одной ночью услышала, как бьётся его сердце — громко, громом. Окоченевшая, обессиленная от страха, она впервые заплакала — так жалко, жалобно, вдавливая слёзы обратно в глаза потяжелевшим рукавом ночной рубахи. Тихо выла в подушку и просила Детлаффа оставить её в покое, не приходить в кошмарах, не мстить. Ночь была мирная, тёмная и пустая. А наутро начались роды. В мутном полубреду Сианна видела раскрасневшееся, мясистое лицо повитухи. Слышала её грубый, гнусавый голос и резкие приказы. Чёрными тенями носились вокруг слуги — притащили воды и тряпок. Кто-то крепко держал её за руку. Боль пырнула Сианну меж ног, лезвием вошла в кишки и там и засела. В воздухе стоял тяжёлый металлический запах ужаса и смерти. Внутри что-то лопнуло, надорвалось. Сианна закричала, разведя залитые кровью бёдра. Живот на ощупь был, как ледяная глыба. Что-то живое шевелилось под кожей, рвалось наружу. Сианна сбила ногами простыни в ржавых водянистых пятнах. Глаза щипало от пота и слёз. Ногтями царапала, била кулаками свой твёрдый, набухший живот, чтобы только это чудовище вышло из неё. Оставило в покое, перестало рвать изнутри. Сианна знала, что в этом ребёнке нет ничего человеческого. Знала и ненавидела, и рвалась задавить своими руками. Роды — мучительные и тяжёлые — шли до полудня. Поговаривали потом, что младенец прогрыз материнский живот клыками. Поговаривали даже, что родился он с крыльями, чёрными, как у летучей мыши. Сианна увидела его перед смертью. Ребёнок совсем обычный, розовощёкий и крикливый, с глазами голубыми и холодными, как льдинки. Она знала эти глаза. Вспомнила кошмары и нетопыря. «Всё-таки ты убил меня, Детлафф ван дер Эретайн». С этим простым пониманием Сианна закрыла глаза. Младенец заскулил, прижался к ней, ухватил клыками и принялся сосать остывающую грудь.