Ни в какие рамки

— Уговор какой был?! Ты приходишь на ужин, строишь из себя мистера совершенство и клянешься в верности и бла-бла-бла, будто ты правда мой парень. Так? — Так. — Так какого чёрта ты творишь?! От тебя требовалось прийти один, мать твою, один раз, Гию! Прекрати захаживать ко мне домой! Я уже не помню, когда ужинала в последний раз без твоей компании! Шинобу, не стесняясь, кричала на Томиоку посреди улицы, наконец дав волю накопившемуся за неделю негодованию. Где это было видано, чтобы липовый парень становился настоящим? Это же не кино, не романтическая комедия! Да и Гию на главного героя не тянул, максимум, на чудика второго или третьего плана, добавленного чисто ради гэгов. Иногда Шинобу думала, что было бы лучше, относись Канаэ к ней с должным безразличием, не выпытывай она подробности личной жизни, которой у младшей Кочо, к слову-то, и не было. Какие романы, когда на дворе декабрь, и сессия уже не робко маячит где-то вдалеке, а нагло кричит тебе в лицо о том, как сильно ты проебался. И ужин этот ещё дурацкий. Приведи своего парня, хоть посмотрим, а то тебе уже за двадцать, а ты ещё поди ни того, ни этого. Вот с чем-чем, а с «тем» и «этим» каждый должен разбираться без вмешательства дорогой родни. Хотя, если вспомнить Генью, которому брат устроил фееричную потерю девственности, по его собственным словам (Шинобу не хотела знать, нет), то некоторым всё же нужна была помощь. Да к хренам собачьим этих Шиназугав с их ебнутыми отношениями! Что теперь делать с Томиокой? Нет, он отыграл прекрасно. Сказал, как сильно любит, как они познакомились, назвал любимые её блюда, в общем, ни по одному заранее выученному вопросу не проебался, только посыпался на моменте, когда Канаэ интересовалась, сколько они хотят в будущем детей. И пока Шинобу от такого фортеля приходила в себя да откашливала вино, попавшее не в то горло, сукин сын Гию ляпнул: — Четверых. Трёх мальчиков и одну девочку. — Так много? Гию-кун, а ты не размениваешься по мелочам! — Да, только если вы не имеете ввиду рост Шинобу. Шутник хренов. Самой большой его оплошностью стало обещание заглядывать к ним на огонёк почаще. Судя по количеству его посещений (семь за неделю, а сегодня пятница), он у них прописаться вздумал. Шинобу начинала бояться, что ещё немного, и она проснётся в одной кровати с долбанным Гию Томиокой, который будет в красках расписывать, как они назовут своих четверых детей. — Прекрати шляться у меня дома! — Тебе не нравится? — Охренеть, Гию, да! Мне не нравится! Не нравится, когда у меня по дому бродит одногруппник и воркует мило с моей старшей сестрой о нашей, якобы, свадьбе! Мне не нравится, что ты готовишь мне обеды в университет и провожаешь до дома! Мне не нравится, что ты хочешь назвать нашу будущую дочь Макомо, хотя я твёрдо сказала, что она будет Канао! Мне, Гию, не нравится всё! Она глубоко вздохнула, глядя в непроницаемое лицо одногруппника, который как стоял каменным изваянием, так и стоит. Безэмоциональный, спокойный и отстранённый. — Если ты так против Макомо, тогда я согласен на Канао. Но мальчиков называю я. — И как? — Зеницу, Иноске и Танджиро. — Что за бред?! Ты б их ещё Гонпачиро и Моницу назвал! Это ни в какие рамки, Гию!