Письмо другу

      «Мир по прежнему прекрасен… Как ни посмотри, даже этот затхлый город выглядит величественно при закате… Жаль, что мы не сможем посмотреть на него вместе снова, отец».       Скала, словно подиум, вытягивала вперёд свою вершину. На самом краю стоял камень, тень от которого укрывала старую колею. Этот камень, ещё в юном возрасте, сюда перетащил мужчина, что лицезрел давний пейзаж. Вдаль уходила широкая река, изгибая своё русло в непонятной линии, простирала свои ветви во все стороны света, пронзала, будто стрела, огромный город, в центре которого, красовался величественный дворец. Город не имел стен, он был окружён лесом, словно сама природа охраняла его.       — Не пойму я тебя, отец… Почему ты его защищал? И почему я возвращаюсь сюда?.. Снова и снова… — говорил мужчина своему умершему собеседнику. — Быть может, ночь покажет?       Он услышал, как в небе раздался соколиный крик. Птица вошла в крутое пике, приземлившись на выставленную руку. На груди её висел свёрток бумаги с печатью, какую использует лишь один народ.       Мужчина развернул письмо, пересадив сокола на голову:       — Хм… Фадзбин… — сказал он себе.       Надеюсь, письмо дошло до тебя, друг мой. В деревне всё наладилось. Мы стали более тщательно осматривать въезжающие повозки, однако вряд ли это спасёт нас в следующий раз. Быть может, за нами всё ещё присматривают древние… Прости, я снова ушёл в себя, но… всё никак не могу оправиться от того, что произошло. И больше не от нападения людей, сколько от той зловещей фигуры… Тот образ до сих пор стоит перед глазами, смотрит своим пустым взглядом. Взглядом алых диких глаз. Пусть и прошло чуть больше месяца, но… страх засел у меня в сердце… И в то же время было что-то успокаивающее… такое знакомое, будто сам один из древних предстал перед нами.       Теперь я даже не знаю, как мне поступить. Когда ты принёс этого мальчика и объявил одним из нас; мы, конечно, не поверили, но он доказал обратное. Стоило ожидать, что дети деревни его не примут, как и большинство взрослых, однако я не оставлял его ни на шаг, как ты и просил, учил его контролировать то, что заложено в нас, как ты и просил. Со временем он освоился, перестал обращать внимание на то, что его никто не признавал. Я стал его авторитетом, как ты и просил, но… мне так стыдно за то, что произошло.       Я видел, как люди набросились на стражей… как они начали рубить всех подряд… как воины ринулись вперёд, чтобы задержать их, дать время женщинам и детям сбежать… Нет, стыд охватил меня не за мою трусость… Я ринулся в бой в первых рядах! Я боялся, но не отступал! Я бился до последнего, используя все накопленные знания, но они шли и шли… Их становилось всё больше и больше, пока они не взяли нас в круг… Я увидел его…       Рун… Он стоял и смотрел, как жители бегут прочь, как мы дали себя окружить… Он видел всё с самого начала… И по его щеке потекла… кровь… Его глаза засияли, словно две огромные звезды, а затем… он будто взорвался! Он закричал… закричал так, что остановил войска за стеной, а нас сбил с ног. Мы ещё глаза не успели открыть, а он уже стоял рядом с тем самым мечом в руках, что ты оставил, а вокруг трупы… море трупов…       Через ворота ринулось всё войско, туда же ринулся и Рун. Без страха в сердце, без единой эмоции, он насылал цунами, черпая воду из воздуха, вызывал землетрясения, словно это было для него обыденностью, пускал смерчи в стан войска, управлял кристаллами, не давая людям приблизиться к себе, нагонял страх в их сердца, обращая солдат в бегство… Все мы увидели его хранителя… Его образ был соткан кристаллами…       Высокий, угрюмый, преисполненный гневом… Ощутилась такая безпомощность, словно мы были маленькими детьми, не способные даже выговорить слова. А он стоял… стоял и смотрел… а вместе с ним и Рун…       В этот день от мальчика, которого ты привёл, не осталось и следа. Он переродился в такого же угрюмого взрослого, готовый на всё ради защиты близких… Он отправил в сторону людей волну яркого зелёного пламени, но потерял свою руку. Он пожертвовал своей конечностью, чтобы удержать волну сверх своих возможностей… Чтобы спасти нас, тех кто не желал принять его как родного и близкого… И мне стыдно…       Когда от войска не осталось ничего, он упал на колени… кричал во всё горло от боли, от страха… Его рука превратилась в обугленный скелет, и всё же… Он нашёл в себе силы, чтобы жить дальше… Он сам спас себя, превратив правую руку в кристальный отросток…       Дети, взрослые… С того дня, все пришли, чтобы извиниться перед ним, попросить прощения за то, что избегали его… И он простил… но сам стал избегать их… Мы поменялись ролями… Теперь Рун смотрел на всех с презрением, но не на меня… Меня он чтил, как своего авторитета… И мне стыдно за то, что я не знаю, что мне теперь делать… Я не хочу, чтобы он становился тем, кто оберегал его в тот день, но также не хочу, чтобы он был похожим на нас…       Друг мой… прошу, ответь… что мне делать?       — Вот значит как… — по щеке мужчины прокатилась слеза. Ему давно было известно о вторжении людей, но о подробностях узнал лишь сейчас. — Зачем ты так, отец?       Мужчина достал из кармана шариковую ручку и лист бумаги, чтобы написать ответное письмо…       Когда я был совсем юн, отец рассказывал мне о своей жизни, чаще всего заостряя внимание на странной земле, где люди, сами того не ведая, убивали самих себя. Когда те времена прошли, ему на глаза попалась книга двух писателей. Она не сильно заинтересовала его, но пара строчек навсегда отложились в его памяти: «волчица говорит своим волчатам: «Кусайте как я», — и этого достаточно, и зайчиха учит зайчат: «Удирайте как я», — и этого тоже достаточно, но человек-то учит детеныша: «Думай, как я», — а это уже преступление».       Он приговаривал, что не станет показывать мне, как правильно управлять магией, потому что никто не показывал ему. Он знал ценность совершения ошибки, ведь ошибка куда ярче отложется в голове, чем давно и всеми продуманный вариант. Фадзбин, никогда не сомневайся в своих действиях, и никогда не сомневайся в действиях Руна. Покажи ему этот мир, пусть совершает ошибки, пусть получает ушибы и царапины, но не дай ему думать и мыслить однообразно… Будь уверен, он вырастет тем, кем должен быть.       Твой дург, Иоанн.       — Лети, пернатый! — крикнул мужчина, подбросив сокола в небо. Птица умчалась вглубь леса, а Иоанн окинул пейзаж беглым взглядом, чтобы потом отправиться в путь.       — Так вот ты где… — перекрыла ему дорогу девушка. — Странно, что я сразу сюда не пришла.       — Думаешь? А по-моему, кто-то просто тугодум, — ухмыльнулся он, на что девушка резко подошла к нему и дала пощёчину.       — Хам!       — Да-да, я знаю…