пятна

      Если задуматься, всё же у них много общего.       Огонь льётся из обоих сердец. Во время боя глаза Кацуки горят так, как не умеют даже у Деку в моменты, пока он наблюдает за Всемогущим. Тодороки же менее совращён животностью своей причуды, отдавая предпочтение технике. Хотя сталь в глазах всё равно плавится. Огонь не просто льётся, он ещё и насыщает. Один этому рад и наполняется силой, клацая при этом зубами абсолютно не по-человечески, тогда как второй готов голыми руками вынимать из себя все тлеющие угли, при этом замораживая каждый остывающий участок души.       У них нет нужды в поддержке. Конечно, у Шото есть некоторые взаимоотношения с Мидорией и его шайкой белых-пушистых, он даже рад, и курсивом это не выделяется, но тем не менее чувства безопасности рядом с ними никогда не бывает: скорее, наоборот. Кацуки также себя морально отдохнувшим не чувствует. Когда он в очередной раз отмахивается от объятий, а красноволосый смотрит при этом с лицом побитого щенка, хочется запустить в того чем-то.       Их боль постоянная, и никто ничего с этим поделать не может. Всякий раз, когда Изуку с выпученными глазами спрашивает про то, что на душе у Шото, да ещё и при всех — время, кажется, замирает. Смотрит каждый. Но только Кацуки смотрит с тем блядским пониманием, которое поражает сначала немного, а после, когда тяжёлая рука ложится на плечо Мидории и твёрдый голос защищает: «Отъебись от людей и не лезь с глупыми вопросами, Деку», то по спине пробегает настоящий ток, ведь, ну, какого хера? Это не должно волновать. Уходя, Каччан не оборачивается, но чувствует взгляд. Взгляд Тодороки и, чёрт побери, он также обжигающий. Ток становится их общей проблемой на ближайшие дни.        Их мир не соткан из желания помочь другим. Когда на занятии поднимается главная цель геройства, Кацуки хмыкает чуть громче, чем фыркает Шото. Для них желание помогать людям — нечто крайне второстепенное, ведь, откровенно, оба убегают от загонов в своей голове лишь в тот момент, когда всё тело напряжено. Бой — безопасность, где смерть кажется не более чем подтверждением собственной никчёмности. Именно поэтому они никогда не проигрывают, а когда их смеряют недовольными взглядами Урарака и Иида — закатывают глаза и спокойно, хотя люди за Бакуго просят открыть окна, а за Шото — наоборот ёжатся, ждут следующего полезного занятия — физкультуры.       Им нравится побеждать. И скорее каждому по-отдельности, чем в команде, потому что, давайте откровенно — вся эта херня про дружбу и помощь нужна людям вроде Изуку, который одним ударом сносит пол, а после и себя, а также его подружке, которая может только печенье с верхней полки доставать. Этот азарт, что моментально захватывает сознание, вирусом распространяется по крови и заставляет жажду победы умножаться, тогда как инстинкт самосохранения получает тяжёлый удар и приходит в негодность. Им чертовски нравится, и поэтому, когда очередной злодей повержен, по туалету разносятся тихие и резкие выдохи.       Им обоим нужно разряжать демонов внутри. Поэтому, когда ладонь, горячая до невозможности, накрывает член Шото, тот недовольно огрызается, теперь уже по-животному, и отправляет под рёбра Кацуки несколько ледяных игл в отместку. Выверенные движения последнего поражают своей холодной сдержанностью. Кто же знал, что агрессивный и взрывной Бакуго способен на ублажение других, а не только себя? Шото обязательно съязвит, просто позже. Сейчас его сознание заполняется новым вирусом — беловолосым и отвратительным до невозможности. Когда чёрная перчатка пачкается чужой спермой, а виски наполняются сталью от крышесносного оргазма, в два мозга приходит одинаковая мысль: «Повторять, блять, не стоит».       И именно в этот момент появляется ещё одна общая черта.