Не то

Не то. Поцелуй не оставлял ничего, кроме пустоты да лёгкой щекотки на губах. Голова, опустившаяся на его плечо, просто давила. Так же, как и рука на животе. Это было глупо. Он лично сделал глупость. Снова. Мальчик, который сейчас обнимал Азирафаэля, только вернулся с войны. В какой-то мере ему повезло: он вернулся с войны. Даже почти целым. К сожалению, ему оторвало шрапнелью кончик носа, и в девятнадцать лет это действительно трагедия. Мальчик пришёл в его лавку, подсознательно ощущая волны всеобъемлющей любви, которая стремительно растекалась от Азирафаэля во всех направлениях. Он потянулся к этой любви, она была нужна ему теперь как никогда, и ангел не мог ему отказать. Но это было не то. Это было от тоски, от отчаяния, от боли, и не принесёт утешения ни одному из них. Мальчик был сиротой, отряд его убит на войне, сам он комиссован с тяжёлой контузией, у него даже не было гражданской одежды. Азирафаэль не знал его имени. Мог узнать, но не хотел. Утром мальчик уйдёт, а Азирафаэль быстро забудет, как проводил пальцами по его рыжим, едва отросшим волосам. Лучшее, что он мог сделать с мальчиком, — это восстановить его нос и стереть память о том, как он его лишился. Азирафаэль позаботится, чтобы мальчик ушёл навсегда, благословит его на прощание и снова останется один в этом печальном 1917 году. Чуть позже в этом году Азирафаэль посещает Париж и становится одним из спонсоров студии, изготавливавшей медные маски для изуродованных войной солдат, ведь не может же он лично излечить каждого[1]. Трудно назвать помощь "Красному кресту" хобби, но ангел пытается. *** Азирафаэль был рад, что осел в Британии. Здесь было так увлекательно (хотя погода премерзкая). Крошечная страна, в итоге подмявшая под себя мир. Прекрасная литература, постоянные изобретения, новинки со всего света, но также и не знающий границ консерватизм — лучшего места обитания для себя Азирафаэль бы придумать не смог. Конечно, первые веков десять после переезда из тёплой ленивой бывшей Римской империи было очень сложно, но уже к пятнадцатому веку ангел полностью втянулся. Азирафаэль иногда посещал Италию и Испанию, когда хотел проведать, чем занят его вечный конкурент. В южных странах можно было наслаждаться вином и крупными сочными звёздами, сидя ночью на крыше, которая дышит в спину накопленным за день жаром. Можно было украдкой поглядывать на своего не слишком друга, но точно не врага. Азирафаэль всегда надеялся, что Кроули не замечает эти косые взгляды из-под ресниц, а если и замечает, то не будет это обсуждать. Потому что Азирафаэль тоже видел его быстрые взгляды, мимолётный росчерк падающей звёзды, за тёмными линзами. И ничего не говорил. Негласное дополнение к их Соглашению, думал ангел. Ещё одним неоспоримым преимуществом посещений был южный ренессанс. Он дарил огромное эстетическое удовольствие на всех уровнях восприятия, хотя Азирафаэль с профессиональной завистью видел во многом приложенную руку демона. Тот действительно разбирался в искусстве, хотя яростно отрицал этот факт. Люди же его зачарованно слушались и творили прекрасное. Ангел, конечно, не одобрял смещение акцентов от божественного к человеческому, но то, что выходило в итоге, не могло не заставлять его трепетать до самого последнего позвонка. Он решил не мешать и пытаться не завидовать, потому что всё равно за ним оставались все северные поэты и певцы, воспевавшие лучшее, что существует для небесных существ, — любовь. Азирафаэль лично служил вдохновением для них, не подпуская близко, но даря благословения и погружая восприимчивых людей в незримое поле ангельской любви. *** К середине девятнадцатого века Британия начала немного надоедать. Причина была проста: демон не появлялся совсем уже около тридцати лет. Не с кем было обсудить прогресс человечества, не с кем было сходить в театр, да просто выпить было не с кем. Люди — это всё не то. Слишком скоротечны, слишком поверхностны, не могут рассмотреть и оценить явления с точки зрения хотя бы даже столетнего развития. В первой четверти века Азирафаэля закидывали заданиями, он совершенно запыхался с ними и только после окончания наполеоновских войн заметил, что они с Кроули пересекались всего лишь несколько раз. Выходило как-то неловко и мимолётно, совершенно не так, как надо. Азирафаэль только приветственно вскидывал руку, как демон отворачивался и мгновенно скрывался из виду. За следующие четыре десятка лет от единственного значимого существа было лишь краткое появление с чудовищной просьбой, ссора, о которой ангел уже тысячу раз пожалел, — и снова тишина. Нет, разумеется, Азирафаэль продолжал наслаждаться благами цивилизации в свободное от работы время: было бы глупо отказываться от удовольствий просто потому, что тебе не с кем их разделить. Но ощущалось всё как-то неполно, будто через невесомую паутину, неправильно. Сначала ангел пытался игнорировать эти непонятные ощущения, потом пытался осознать, как жизнь должна чувствоваться правильно, но не понимал. Иногда он замечал в толпе тёмные очки, и сердце его почему-то заходилось в предвкушении, но каждый раз оказывалось, что это очередной модник нагоняет на себя романтической таинственности. Чайльдгарольды. Тьфу. После тщетных попыток осознания себя ангел лет двадцать (между чтением книг) искал себе занятие достаточно невинное для ангела, но и настолько яркое, чтобы отвлечь его от пустоты, которая сверлила дырочку под второй пуговицей жилета. В один день он подумал, что неплохо бы чем-то занять руки — и хобби пришло в голову само. Несмотря на то, что у него была врождённая способность творить чудеса, ангел захотел научиться создавать чуть более грубые, человеческие, иллюзии. Гораздо веселее заставлять появляться монетки и кроликов точно зная, что максимум, что произойдёт дурного со зверушкой — замятое бархатным мешком ухо, а не случайное растворение в ткани пространства. Ему нравилось показывать фокусы детям. Они не замечали огрехов, но искренне радовались и хлопали в ладоши на каждом спонтанном представлении. За год Азирафаэль достиг неплохих результатов (карты всё ещё выпадали из рукава, но уже гораздо реже[2]). Дырочка в груди никуда не пропала. Всё не то. Нужно было что-то ещё. Кажется, это была уже не скука, а тоска. *** К концу шестнадцатого века Азирафаэль уже перестал на постоянной основе посещать Италию: не было нужды, поскольку демон переехал с материка, возвращаясь туда только с заданиями и изредка для собственного развлечения. Они пересекались уже не пару-тройку раз за столетие, а хотя бы раз в десять лет, порой чаще. Встречались они в основном в тёмных тавернах, подальше от глаз начальства и людей, но иногда Азирафаэль, следящий за всеми премьерами Лондона, приглашал Кроули в театры. Совмещал приятное с приятным. Конечно, демон сжульничал с монеткой тогда, во время премьеры "Гамлета", объявленной ввиду неудачи с аудиторией открытой генеральной репетицией. Зато за время утомительного путешествия Азирафаэля в кем-бы-то-ни-было-проклятую Шотландию, то ли придерживаясь Соглашения, то ли просто желая сделать приятно, Кроули хорошенько поработал над "настоящей" премьерой. Яма Глоуб была набита так, что брошенная монетка не достигла бы пола, все сидячие места (кроме одного маленького, чудесным образом пустого, пространства на одного человека прямо напротив сцены) были заняты. Перед представлением Кроули проводил ангела на его место и с зубастой улыбкой отправился на своё место: на сцену[3]. Демон сидел впереди сцены у колонны, магическим образом сгоняя других модников на задний край, почти к выходу, но так, чтобы они не мешали артистам. Он был прекрасен в своих тёмных, с искрой, одеждах, с ниспадающими на плечи локонами. По нему раз за разом проходились взгляды доброй половины театра, но для Кроули существовал только сияющий от счастья ангел. Ангел же не смотрел на него ни секундочки, поглощённый представлением, которое видел уже несколько раз на открытых репетициях, но каждый раз — всё с тем же волнением. Он даже шептал сквозь прижатые к лицу пальцы полюбившиеся строки. От Азирафаэля распространялись волны радости и любви, и зрители качались на них, мгновенно проникнувшись пьесой до самой последней буквы. Артисты играли с особым вдохновением, которого никогда не испытывали до этого и, возможно, не испытают никогда более. *** Как всякий порядочный джентльмен Азирафаэль состоял в Клубе. С годами, название этого Клуба потерялось где-то в пучинах памяти, но в целом воспоминания остались самые наиприятнейшие. Ангел вступил в него в начале 1880-х по рекомендации одного молодого врача, который внезапно для всех решил связать свою судьбу с писательством, и весьма в этом преуспел несколькими годами спустя. Азирафаэль был уверен, что Кроули бы по достоинству оценил творчество дражайшего Артура[4], да только демон совсем не появлялся уже 21 год после их ссоры. Пребывание в Клубе слегка отвлекало, поскольку вступающие в дискуссии компании людей вызывали почти такие же ощущения, как разговор с одним Кроули. Полное и многостороннее обсуждение всех аспектов, различный опыт, многогранность мнений. Очень этого не хватало, но всё равно было не совсем так. Ангел задумчиво смотрел в окно. Не на что-то конкретное, а, скорее, устремив взгляд в бесконечность, да и мысли его какими-то жалкими клочками носились по голове, так и не оформляясь во что-то цельное. Он вздрогнул, когда почувствовал вежливое похлопывание по плечу. Это был один из модно выглядящих молодых людей из его Клуба. Кажется, Джек или Джон, что, впрочем, одно и то же. Да и какой смысл запоминать, если через каких-то 60-70 лет этого юноши уже не станет. Джеймс (оказалось, его зовут так) предложил Азирафаэлю вступить в клуб иного рода: "Ведь я вижу, как Вы тянетесь к искусству, дорогой друг. Вам точно понравится". И Азирафаэль от выедающей нутро тоски последнего десятка лет с головой погрузился в новое увлечение. Он приходил на Портленд-плейс трижды в неделю, чтобы в компании приветливых мужчин насладиться музыкой и умеренной физической нагрузкой в виде танцев. Ему так понравилось, что даже в своём магазинчике он иногда проделывал пару-другую па, мурлыкая обрывки мелодий. В один из вечеров Азирафаэль был настолько поглощён беседой с Джеймсом, что не заметил, как они вдвоём дошли до книжной лавки. Ангел чтил приличные манеры и без задней мысли предложил собеседнику зайти и закончить беседу за чашкой чая. Однако, когда они вошли внутрь, Джеймс пробормотал: "Я думал, ты меня никогда не пригласишь", мгновенно заключил букиниста в объятья и накрыл его губы своими. Юноша шептал ангелу слова любви между быстрыми поцелуями в лицо и шею, а Азирафаэль просто не мешал ему. Дырочка под второй пуговицей жилета испуганно присвистнула, но ангел более полно осознал, чего же ему так не хватало почти весь век. Он подумал, что лечение хотя бы симптомов лучше, чем его полное отсутствие, как можно более мягко взялся за затылок Джеймса, пропустив рыжеватые волосы сквозь пальцы, и ответил на поцелуи с той нежностью, что была в его груди и уже многие годы не находила выхода. Было неправильно, было не то, не так, не тот. Обычная ошибка людей, которые особо чувствительно откликались на ангельскую любовь. Обычная ошибка ангела как существа, созданного для любви. Жаль, что нельзя было отключить это губительное излучение, от него были только неприятности. Особенно, когда Азирафаэль уже не мог найти себе места от тоски и тревоги, и скуки, и жалости к себе, и беспокойства о судьбе Кроули. Совершенно не то, но дырочка под второй пуговицей жилета, кажется, немного затянулась тонкой плёнкой. Джеймс обязательно забудет о том, что случилось, как только покинет лавку утром. Со временем он забудет и про самого Азирафаэля. Только хобби придётся менять. И кажется, довольно часто. *** Ближе к ночи ангел и демон отмечали успех премьеры "Гамлета" в таверне напротив Глоуб через Темзу. Азирафаэль сиял ярче, чем что-либо в этой Вселенной. Одна его улыбка заставляла людей чувствовать себя лучше, а он щедро рассыпал их ежесекундно. Внезапно ангел задумался. — Ты ведь организовал это всё в рамках Соглашения, так? Мы, получается, в расчёте на ближайшее время? — Боюсь, что привлечение внимания людей к представлению, особенно, моими методами, не имеет ничего общего с нашим Соглашением. Считай, что я хотел сделать лично тебе приятное. Ангел неуверенно пожевал губу. Он знал, что правила приличия требуют симметричного жеста, но не представлял, что это может быть. Он никогда особо не интересовался увлечениями демона вне работы, поскольку боялся разочароваться в своём конкуренте (собеседнике, собутыльнике, соучастнике их серых делишек — кем бы он ни был в итоге). Поэтому он просто спросил: "Могу ли я тоже сделать что-то лично тебе приятное?" Кроули шумно сглотнул и поправил вечные тёмные стёклышки на переносице. — Боюсь, что нет ничего такого, что я мог бы попросить от тебя в ответ. Я просто рад видеть твою улыбку. — И всё же? Хочешь, я оплачу наш обед? Демон покачал головой и начал задумчиво вертеть керамическую кружку с пивом, шкрябая её донышком по столу. Лицо его выражало неуверенность и лёгкую грусть. — Впрочем, знаешь… Думаю, другого случая может и не представиться, особенно, если я сейчас попрошу о том, чего бы хотел, — Кроули продолжал раз за разом проворачивать кружку, пока её шебуршание не начало раздражать его самого. Тогда он решительно опустил её на стол и продолжил: — Что ж. Когда-то очень давно я слышал, что поцелуй ангела — величайшее благословение, которое можно получить в жизни. Я давно не чувствовал ничего подобного на себе. Благословишь меня? Ответ Азирафаэля был прост: он погрузил лицо Кроули в чашу своих ладоней и коротко прижал свои губы к его лбу. Через несколько мгновений губы пропали, но пальцы ангела всё ещё обрамляли лицо. — Это было… — казалось, Кроули совсем перестал дышать, — это было… Не то, что я имел в виду. — Не то? — Азирафаэль звучал обескураженно. Кроули накрыл ладонь ангела своей и чуть сильнее прижался к ней щекой. — Позволь, я покажу тебе, — шепнул он и поцеловал ангела в губы, только приоткрывшиеся для ответа. Азирафаэль чувствовал горькие капельки пива на его губах и захотел их слизнуть. Он скользил языком по ним, собирая все до последней, пока не столкнулся с языком Кроули. Азирафаэль мгновенно прервался, всё ещё не выпуская его лицо из рук. Жёлтые глаза были плотно закрыты, на ресницах блеснула слеза. — Дорогой мой… — Молчи, пожалуйста, — Кроули наклонил голову и прижался своим лбом ко лбу ангела: — Я хочу насладиться тем, что ты мне дал. — Так наслаждайся, — сказал Азирафаэль и вновь вовлёк его в поцелуй, приятный и правильный настолько, будто это должно было быть их единственным занятием во все времена. *** Ангел в одиночестве пил вино в своей лавке. Граммофон ненавязчиво играл что-то спокойное в соседней зоне, отделённой не стенами, но книжными полками. — С днём рождения тебя, единственная радость моих дней! — с этими словами Азирафаэль чокнулся с корешком книги на ближайшей полке. — Он не пришёл, поэтому мы будем отмечать с тобой вдвоём. У лавки была круглая дата — ровно сто лет, ровесница века. Не имело смысла праздновать чаще. Много лет подготовительных работ в конце восемнадцатого века, и вот в 1801 году, наконец, состоялось открытие. Тогда Кроули пришёл. Он был наряжен блистательнее, чем обычно, широко улыбался, в руках держал цветы и коробку любимых Азирафаэлем шоколадных конфет. Жаль, что им помешали архангелы, которые хотели возвращения ангела на небеса и поэтому торчали в лавке. Без слов, только лишь парой кивков, встреча была отложена до вечера. При встрече Кроули привычно сорвал очки и потянулся за поцелуем. Он никогда не требовал чего-то большего, но не упускал возможности заполучить хотя бы один. Неожиданно, он был остановлен рукой ангела, которая твёрдо уперлась ему в грудь. Ангел смотрел куда-то мимо, за спину Кроули, будто даже сквозь пол. — Дорогой мой. Ты видел, что ко мне сегодня приходили. Мне попеняли тем, что я слишком очеловечился, раз уж даже открыл лавку. На небесах считают, что это дурное влияние извне, возможно, демоническое, и пригрозили следить за мной со всей тщательностью. Кажется, мы больше не можем встречаться так открыто, как прежде, по крайней мере, в ближайшие лет сто, пока они не расслабятся. Для твоей безопасности, наверное, лучше не встречаться в принципе. Когда Азирафаэль оторвал взгляд от пола, глаза Кроули выглядели больными. Для него самого этот небольшой монолог был неприятен, но необходим для их спокойствия и безопасности. Весь день ангел метался по магазину, не находя себе места, заламывая руки, думая, как можно мягче предупредить демона об опасности для них обоих. В итоге сказал всё, как есть, надеясь только на взаимное понимание. Кажется, Кроули понимал сам. — Тогда благослови меня на прощание, дорогой, — рука легла на его висок, родные пальцы зарылись в кремовые кудри, — не буду тебя беспокоить до лучших времён. Солёный поцелуй не сходит с губ уже сто лет, и никакие вина не могут его смыть. *** Азирафаэль продолжал надеяться на лучшие времена. Когда-нибудь начальство перестанет следить, когда-нибудь они снова встретятся с Кроули, когда-нибудь он снова почувствует то самое благословение от ангела, тихонечко спустившегося по наклонной. Но пока он крепко обвязал книги пророчеств бечёвкой, надел шляпу и отправился на помощь стране, которая долгие века была его домом.