Огоньки.

      Катарина Клаес вконец запуталась. Все её обожаемые друзья оказались заинтересованы в ней, да и она после их признания внезапно начала проявлять к ним не совсем дружескую симпатию. Они всегда были для неё родными людьми, и Катарина не хотела никого расстраивать или обижать. Она запуталась в своих чувствах.       Вокруг неё — полумрак комнаты, запах лаванды и тлеющих в печи дров, шелковое белоснежное платье с красными капельками дорогого вина на нём. Конечно, сама она не пила, занятая беспокойным наблюдением за другими приглашёнными на праздник друзьями.       Как и ожидалось, те выглядели совершенно потерянно, даже не поднимали головы, смотря либо на свои тарелки, либо друг на друга. София тихо перешёптывалась с Нико, Кит что-то объяснял Мэри, которая грустно и совсем без аппетита и манер ковырялась вилкой в своей тарелке. Другие гости поглядывали на неё дико, не ожидая такого поведения от прекрасной леди. Алан, стоя в другом конце просторного зала, раздраженно цокал на печальную Марию.       Джаред тоже смотрел на их общих друзей. Не так, как его жена, — своим взглядом он скорее выражал триумф и… некоторое презрение? Катарина надеялась ошибиться.       Потом Третий Принц, видимо, устав от всей этой ненужной кутерьмы и суматохи, «случайно» пролил на платье своей невесты немного вина. — Кажется, пора заканчивать церемонию, — прошептал он в её ушко.       Комната для них оказалась маленькой и почти пустой. Разожжённая заранее маленькая печь уже прогрела комнату, и Катарине стало ужасно жарко в её платье. Джаред, видя это, решил ей помочь. Наверное. Иначе зачем ещё он ослабляет тонкие завязки?       А зачем тогда целует в оголившуюся шею, зарывается в каштановые волосы и что-то шепчет совсем непонятное? Почему ведёт себя так странно и необычно? Катарина ойкает, почувствовав небольшой, но заметный укол боли в области затылка. Стоящий позади неё Джаред, должно быть, её ущипнул. Но зачем? Она его чем-то разозлила?       Наконец, он ослабляет платье полностью, и оно, струясь и немного отражая вновь разгоревшиеся огоньки печи, спадает с тонких фарфоровых плеч, и девушка остаётся лишь в корсете и ночной сорочке. Катарина оборачивается и смотрит на Джареда долгим вопросительным взглядом, точно начала о чём-то догадываться. Он сделал шаг в её сторону, стараясь оказаться совсем близко, и она немного отшатнулась назад, спотыкаясь о лежащее под ногами платье, и приземляясь прямо на чрезмерно мягкую кровать. Она запуталась в этом идиотском белом платье.        Джаред улыбается, а его плечи немного содрогаются, и в первые Катарине действительно не интересно почему. Её взгляд блуждает по стерильной красивой комнатке, боясь случайно задеть Прекрасного Принца. Тот тем временем и сам устроился на кровати, поцеловал свою теперь уже жену в лоб и медленно начал приближаться к её губам.        Интересно, зачем всё это? Ах, да. Может, хватит уже вести себя так, Катарина? Тебе 17+16 лет, а ты до сих пор ведёшь себя, как ребёнок.       Катарина крупно вздрагивает, испуганно хватаясь за промелькнувшую в сознании мысль: пусть девушка и не могла определить влюбленность в неё своих друзей, она прекрасно знает, что делают за закрытыми дверями двое влюблённых. Пускай и из отомэ-игры. Ни к чему тут этот цирк. Она запуталась в себе.        Джаред всё же целует её, и у него на губах — вкус дорогого вина, так похожий на отчаяние и обречённость. Катарина же любит его, почему всё происходит именно так?       Девушка вспоминает друзей и почему-то тонет в этих воспоминаниях. Избежать их — выше её сил. Она наконец понимает, что Джаред теперь оградит друзей от неё, как они предотвращали его встречи с ней когда-то.       Парень спускается дорожкой поцелуев на её шею, и Катарина непроизвольно выгибается от неожиданно приятного щекотного ощущения. Её муж ухмыляется и ловит девушку за изящный изгиб спины, находит завязки корсета и неспешно их развязывает.       А перед глазами у Катарины всё мутно. Она вспоминает грустного и всегда доброго к ней Кита, крепко обнимавшего её перед церемонией бракосочетания. Он даже зарылся к ней в волосы лицом совсем не в братском любовном жесте. Девушка вспоминает печальных Марию и Софию. Обе чуть ли не плакали, крепко обнимая свою лучшую подругу.       А ещё потом Алан впервые говорил с ней по-настоящему дружелюбно, и даже обнял совсем невесомо, почти не сжимая в руках её и это неудобное платье. А Мэри и вовсе бросилась к Катерине на шею, поцеловала в обе щеки и прошептала на ухо:       «Давай убежим».       Джаред уже снял тугой корсет, и девушка непроизвольно вздохнула глубоко и долго, выгибаясь ещё сильнее к своему жениху. Она осталась лишь в ночной сорочке. Принц просто забирает то, что положено ему, как мужу. А по щеке Катарины, почему-то, переливаясь в отблесках огоньков печи, скатывается одинокая слезинка.       Но Джаред не видит этого. Он слишком занят её полупрозрачной лёгкой сорочкой, которую он с неё снимает просто немного приподняв девушку над кроватью.        Катарина стыдливо прикрывает руками округлую грудь, видя заинтересованный взгляд Третьего Принца. Но её муж просто успокаивающе ей улыбается, мягко хватает за оба запястья и отводит их в сторону, закрепляя в одной из своих рук у Катарины за головой.       А та вновь проваливается в воспоминания. — Ты точно не хочешь поступать в Министерство? — с грустной улыбкой спрашивает Рафаэль. — Прости, — она отводит в сторону виноватый взгляд, — я не могу поступать туда просто так, не обладая острым умом или хорошо отточенными магическими умениями. Это будет неправильно, да и я не хочу быть обузой. — Всё хорошо. Я понимаю. — и он обнимает её так, как будто прикасается к ней в последний раз Должно быть, так и есть.       Когда Катарина возвращается в реальность, Джаред уже освободился от всей своей одежды. Да, он был красив. Чертовски. Девушка быстро и почти незаметно прошлась по его телу оценивающим взглядом. Белоснежно-кукольная кожа, хорошо развитые мышцы пресса, сильные руки. Ниже пресса она смотреть засмущалась, неловко отводя взгляд в сторону окна со старинными занавесками.       Джареда это явно не устроило, и он мягко, но напористо развернул её покрасневшее лицо в свою сторону, ловя своими глазами взгляд других, голубых, морозных и зимних, двух породистых алмазов.       Его глаза — два красивых омута с чистой, небесного цвета водой. И девушка в них тонет, позволяя себе забыться, отвлечься от воспоминаний и мыслей на некоторое время. Она запуталась в его глазах.       Принц с ней терпелив и нежен, и ей даже и не верится, что это садист из отомэ-игры. Он целует её грудь, останавливаясь на затвердевших нежно-розовых сосках. Втягивает один из них в рот и немного оттягивает. Катарина кусает губу, стыдливо сдерживая первый стон.       Джаред опускается дорожкой из поцелуев на её живот, а затем внезапно слегка прикусывает кожу на нём, из-за чего девушка тихо и порывисто вздыхает, от неожиданности стараясь уйти от прикосновения. И снова погружается в себя. — Теперь, когда я на свободе, я могу исполнить своё обещание, — громко шепчет залезший к ней в окно Руфус, — мы можем убежать в увлекательное приключение.        Он смотрит на неё, протягивая к ней руку. Словно и не замечает свадебного платья. — Прости, — щебечет она в смятении, и вместо платья ей уже мерещатся тюремные оковы.        Из очередного потока мыслей её выгоняет неприятная боль внизу живота. Катарина чувствует дискомфорт и неприятную заполненность, потому инстинктивно старается выбраться, отводя бёдра назад. Принцу это исключительно не нравится, и свободной рукой он надавливает ей на правое плечо, ограничивая в движениях. Наклоняется к её ушку и тихо шепчет что-то успокаивающее, а затем целует в губы и толкается, погружаясь во всю длину.        Катарина вскрикивает в губы мужа и вздрагивает испуганно, а по её щекам медленным неровным строем скатываются небольшие слезинки.        Джаред совсем не даёт ей привыкнуть к новым ощущениям, но двигается очень медленно и плавно, в такт толчкам сцеловывая губами солёные слезинки с чужой кожи. Он явно не хочет причинять ей лишнюю боль, но и в терпении бессилен. Катарина всхлипывает всё тише, постепенно привыкая; боль уходила всё дальше, оставляя после себя уже только небольшой остаток, осадком осевший где-то в испуганном сознании.        А потом и испуг вспорхнул крыльями и улетел одинокой птицей, унося на своём хвосте и сожаление со здравым смыслом. Катарина вконец потерялась