Збс

– А вот ДмитрМихалыч, – Зинка икает ей на ухо так, будто сейчас даст сблёву, и поэтому Анечка Хашибирина тактично кидает её мордой в снег. Ну, а чё? И одёжка чистой останется, и пидружка протрезвеет – изи катка же. К тому же, от разговоров о ненавистном мамином ебырьке у Анечки у самой что-то в животе побурливает. Она из-за этого мудилы всю жизнь у деда с братом прожила, и выросла из-за этого в... не в леди, кароч, выросла, ага, хоть лицо и смазлявое, как у куклы – она его за очками даже в минус тридцать три прячет – райончик-то у них неспокойный, извратами полнится. – Дми-кхе-трий Михалыч... Не будет он с тобой, дура! – Чё бля? Для справки: любая другая девочка их окружения на её месте сказала бы «естественно, он же мне отчим, да и старше в два раза, да не очень-то и хотелось (хотя кому я вру, по ДмитруМихалычу вся паралель течёт, как труба в девичьем тубзе)...» Но на месте Анечки Хашибириной есть, была и будет лишь Анечка Хашибирина, и поэтому полуночный мрак взрезает громогласное «НЕ ПОНЯЛА?». – Да меня кто угодно трахнуть хочет! Даже этот твой, Компотов твой, ебырь благоверный. – Камодов, – на автомате поправляет Зиночка, и встаёт наконец со скользкого, и только потом до неё доходит. – чего!? – Ладно, не Камодов, он чистый, как икеевская простыня, но... – Женичка бы никада! – А ДМИТРМИХАЛЫЧ КАДА! Зиночка опять икает – от нервов, всё от нервов, а не из-за абсентика на долгожданные свит сикстин. – В смыслах... – Спорим, еба. – Анечка лепит из чистого снега кругляш и примеряется им Зине в носик. – кароч, до конца школы мы с ним точно того-этого. С пруффами, во. – Он твой отчим, дура! – Настолько хуёвый, что практически «не». «Не» сопровождается броском снежного смешарика прямо в Зинкины красивые янтарные глаза. Синяк будет – Дедуля ещё дополнительно доподдаст. Лёжа на снегу в позе мёртвого воробья, Зиночка приходит к умозаключению, что у них у всех не жизнь – а пиздовата, и считает секунды до скорой гибели от кровоизлияния в мозг. Кровоизлияния не происходит, Зиночка не знает – радоваться, или взгрустнуть (и попереться к приболевшему Камодову в этом шлюханском деньрожденном платье с али – печаль гасить). Зиночка говорит голосом типа «ничего больше не ебет»: – ДмитрМихалыч не будет с тобой, Ань. В неё летят ещё три снежка, потому что Анечка Хашибирина не знает, что бить лежащих – моветон. – Тогда я его убью.