Красный бархат

При виде нее глаза Дамзел вспыхивают адским огнем; Анарх вскакивает, роняя стул, опускает с размаху кулак на столешницу, которая проминается под ее рукой, словно картон, с сухим треском. Дамзел кровожадно скалится, выдвинув вперед нижнюю челюсть, выгибает спину, как кошка, готовая к прыжку, но Рейн не трогает ее ярость, дампир знает, что Бруха, озлобленная, как сотня бешеных псов, не посмеет напасть: присутствие Найнса держало ее крепче всякого поводка. - Что она здесь забыла?! - рычит Дамзел, кривя рот; в гневе ее бледное лицо загорается румянцем. - Она же отродье Кейгана, проблемы к ней липнут, как блохи - к бродячей шавке! Пусть убирается отсюда, Найнс. И лучше бы ей самостоятельно унести отсюда свою задницу, если она не хочет, чтобы ей помогли. - Для лакея она слишком много болтает, - замечает Рейн с ленивой светской улыбкой и довольно щурится, когда Бруха, тонко взрыкивая от бессильной злобы, принимается полосовать когтями ни в чем не повинный стол. Острые, как у пумы, они оставляют на столешнице глубокие борозды; Найнс следит за ее вспышкой, сурово сведя брови, и Дамзел, поймав его взгляд, немного успокаивается. Похабно выругавшись сквозь зубы, она отходит от истерзанного стола, пиная стул носком тяжелого ботинка; стул отскакивает в угол комнаты, бьется об стену и замирает, перевернувшись на бок. От удара висящие над ним рамки перекашивает, уголки смотрят в сторону, и изображенная на винтажном плакате брюнетка в косухе, надетой на голое тело, несется на мотоцикле со склона горы. Брюнетка развратно улыбается, прикусив губу, смотрит томно сквозь ресницы; у Дамзел от злости лицо сводит судорогой, а взгляд пылает обещанием Геенны, стоит Рейн только дернуться. - Все равно для меня она - папочкина сучка, проклятое семя, - выплевывает Дамзел с такой ненавистью, что дампиру становится невольно жаль ее; у бедняжки слишком живой характер для вампира и слишком много горечи в душе. - Раз ты считаешь, что ей есть, что нам сказать - ладно, черт с этим. Но не говори потом, что я тебя не предупреждала! Со стороны двери раздается хриплый смешок, который бьет Рейн будто пуля; обернувшись резко, что вплетенные в ее волосы ленты взметаются в воздух, дампир видит Джека. Зажатая в зубах сигарета ничуть не мешает ему широко улыбаться. - Не будь такой стервой, Дамзел. Разве так принято встречать дорогих гостей? - раскинув руки, Джек делает шаг к рыжей, одновременно растерянной и обрадованной. Она не успевает и моргнуть, когда вампир сгребает ее в объятия и стискивает так, что кости трещат, словно в инквизиторских тисках. Невольно Рейн смеется, отталкивая Джека, от которого пахнет подворотней, сигаретным дымом и бензином. Его борода противно колет шею, а тлеющий кончик сигареты находится в опасной близости от лица Рейн; дампир упирается каблуками в пол, но в следующий миг ее ноги отрываются от пола, а сама рыжая взмывает к потолку, словно на карусели. Джек, по-человечески задорно хохоча, кружит ее на руках, шелковые ленты летят вслед за ней, играя точно хвосты воздушного змея, подол красного бархатного платья чуть задирается, и Рейн чувствует, как глаза Найнса ползут по швам на ее чулках, а туфли готовы вот-вот слететь с ее ступней. Дампир поджимает пальцы на ногах, сгибает колени, цепляясь за плечи Джека, который внезапно разжимает руки, и рыжая начинает падать. Пара секунд в воздухе, когда все тело сковывает напряжением, а разум ошпаривает ожиданием удара, но уже в следующий миг Джек снова подхватывает девушку и, озорно ухмыляясь, аккуратно ставит ее на пол. Рейн силится выровнять сбившееся дыхание, поправляет платье, соскочившее с одного плеча, от чего в вырезе выглядывает кокетливое кружево лифчика. Взгляд Джека стекает ей на грудь, и дампир внезапно смущается: Джек был старше всех не-мертвых, находившихся в этой комнате, вместе взятых, и рыжая отчего-то чувствует себя школьницей, которая щеголяет перед учителем в форме, надетой на голое тело. От неуместности сравнений девушка фыркает и улыбается Джеку уголками губ, когда он, приобняв дампира за талию, подводит ее к столу. - Не обращай внимания на Дамзел, кровавая принцесса. Она готова запустить зубы в каждого, кто рискнет подойти к Найнсу ближе, чем на шаг. Очаровательная привязанность, не правда ли? - вампир скалит в улыбке крупные желтоватые клыки; пепел с его сигареты осыпается прямо на пол. - Я давно говорю ему: присмотрись, Найнс, где ты еще найдешь такую девушку, да разве же кто-нибудь слушает старину Джека? - Умолкни, - шипит Бруха, искоса глядя на Родригеза; лицо у Дамзел сердитое, но глаза - широко распахнуты, и вместо пламени преисподней в них лучится нежная заря, которая быстро гаснет, стоит ей увидеть отсутствие интереса у Найнса. Анарх сидит, согбившись и сцепив руки в замок; лоб его изборожден морщинами, глаза бликуют в неровном свете, как лед на солнце. Он утомленно опускает веки, когда Джек со смешком опускает ладонь на его плечо. - Ну же, Родригез, чего ты такой кислый? Ты как будто не рад, что кровавая принцесса почтила нас своими визитом, а? - вампир выкуривает сигарету одной затяжкой до самого фильтра и выпускает дым через нос, словно дракон. От тяжелого горького запаха саднит в носу и горле, щиплет глаза, но Рейн даже не морщится; она смотрит на Найнса, который угрюмо пялится в стол, а его темнокожий приятель буравит дампира из-за спины Родригеза. - Разве так принято встречать даму? - Джек продолжает дурачиться, глумливо усмехаясь. - Или вы дурной крови нахлебались, и с головой стало туго? Забыли, что значит явление Кровавой Рейн? - Хватит, ты уже переигрываешь, - Дамзел коротко дергает плечом. - Перед ней расшаркиваться никто не обязан. - Я говорю не о расшаркивании, моя маленькая кровопийца, а об обычной вежливости, - голос Джека звучит непривычно серьезно, без обычной насмешливости и ехидства, отчего Рейн ощущает внутренний холодок. С длинными волосами и жесткой окладистой бородой он похож на викинга или первобытного жреца, который преподносил на алтари древних богов кровавые жертвы; Найнс рядом с ним кажется обиженно отмалчивающимся мальчишкой. Дампир закусывает губу: стоило предупредить о своем приезде, это позволило бы Анархам подготовиться; нет, не к визиту дампира, которая даже среди не-мертвых считалась проклятой, а к тому, что в скором времени в Лос-Анджелес явится сам Кейган. - Еще скажи: чаю ей предложить, - бурчит вампир из-за плеча Найнса и криво скалится, выставив клыки, крупные, как у тигра. Рейн, закинув ногу на ногу, лучисто улыбается, хотя голова тяжелая от напряжения и гнетущих мыслей, а кулон, который держит на шее черная лента, тянет ее к земле, будто ярмо. - Знаешь, чай - это не такая уж и плохая идея. Черный с молоком, если позволите, можно без сахара. - Нет, ну вы это слышали?! - вскидывается Дамзел. - А ты не обнаглела? Ты не на прием к английской королеве явилась. Может, некоторые и называют тебя принцессой, но не слишком-то обольщайся - я знаю, что на деле ты не более, чем поганое отродье психованного старого кровососа. - А ты - брехливая шавка, которую рано или поздно удавят за слишком громкий лай, - чеканит Рейн, не глядя на вконец рассвирепевшую Дамзел, и поворачивается к Найнсу. - Может, тебе и по вкусу это сотрясание воздуха, но мне это слушать надоело. Усмири ее, или это сделаю я. - Роскошное будет зрелище, - причмокивает губами Джек и заходится сиплым смехом; Дамзел, сцепив клыки, кидается к дампиру; Бруха двигается быстро, но с изяществом медведя-шатуна, Рейн ничего не стоит плавно уйти от ее хука справа, поднырнув под рукой Дамзел. Тело у Анарха крепкое, жилистое, а Рейн - далеко не поклонница рукопашного боя; швы на платье трещат - оно совершенно не приспособлено для драк. Дампир высоко вскидывает ногу, вминая живот вампирши длинным острым каблуком. Бруха отшвыривает к столу, она проезжается по нему спиной и падает, но уже через осколок секунды вскакивает, сжимая кулаки. Берет сбился набок, лицо перекошено от гнева; Дамзел с такой силой вцепляется в стол, что Рейн кажется, будто Анарх сейчас начнет размахивать им как битой. - Эй, Дэмз, остынь... - начинает приятель Родригеза, чье имя дампир так и не смогла вспомнить, но его весело перебивает Джек: - Не лезь, дай девочкам самим разобраться! - Ну, сучка, я тебе сейчас покажу, - шипит Дамзел, - прихлопну как муху - и одним из деток Кейгана станет меньше. - Ты в своем уме?! - злой голос Найнса хлещет плетью, Дамзел упрямо скалится, но разжимает пальцы, хотя в глазах еще бьется жажда крови. - Что ты, твою мать, тут устроила? Я разрешил Рейн прийти, здесь она под защитой Анархов. - Она и с Камарильей, и с Шабашем знается! - возражает Дамзел как-то жалобно. - Подставляет свою задницу тому, кто больше даст. Не удивлюсь, если она всех нас дурит, а на самом деле работает на Кейгана. - Ты сама не понимаешь, что несешь, - устало бросает Рейн, одергивая платье, и с сожалением замечает расползшийся шов на боку. Сердито пригладив волосы, она полосует ледяным взглядом по Найнсу: - Меня утомил этот бред. Не желаю больше быть свидетелем припадков твоей истеричной подружки. - Дамзел - не подружка, она - моя сестра-Анарх, - спокойно отвечает Родригез; лицо у рыжеволосой Бруха становится таким, словно это Найнс, а не Кровавая Рейн, заехал ей с ноги в живот. Ее привязанность к Родригезу все равно, что кинжал, который она держит за лезвие нагими ладонями - приносит в основном боль; дампир не может считать Анархов своими друзьями, но они полезны друг другу, а Кейган, чей мозг жажда власти извращает сильнее, чем проклятие - Малкавиан, их общая проблема. Найнс презирает Кейгана так же, как и ЛаКруа, но не рискует выступать против него открыто, а если и действует, то только в тени Рейн. Дампир его понимает: Найнс, в отличие от нее, не одиночка, а Кейган не знает жалости. На Камарилью и Шабаш мало надежды - они мнят себя молотом и наковальней, воображая всех остальных сталью, из которой они могут ковать все, что им вздумается, а вот отец считает себя кузнецом и за прошедшие века обзавелся влиянием на обеих сторонах; дело времени, когда он решит захватить власть, и, насколько Рейн знала Кейгана, к своим союзникам он не будет ни щедр, ни милостив. Бог и Царь может быть лишь один. - Оставьте нас, - просит Найнс, и Анархи послушно бредут к выходу; Джек, насвистывая, подмигивает дампиру на прощание. - И не забудьте чай для нашей гостьи. Дамзел разъяренно оборачивается, но ее выталкивают из комнаты прежде, чем она успевает что-то сказать; дверь закрывается с тихим стуком, и Рейн выдыхает, потирая переносицу. - Как будто в клетке с бешеной гиеной побывала, - ворчит она, и Найнс невесело усмехается; он поднимается на ноги и подходит к рыжей, пряча руки в карманах джинс, присаживается на край стола подле нее. Лицо Анарха смягчается, взгляд теплеет и больше не переливается льдом, а, скорее, солнцем, пробивающимся сквозь грозовые облака. У него приятная улыбка, губы рыжей невольно подрагивают в ответ, но Дамзел успела слишком вывести ее из себя, и поэтому она решительно отмахивается от обаяния Родригеза и хищно щурит глаза. - Я своим сестрам не позволяю говорить со мной в таком тоне. Не думай, что для твоей сестры я сделаю исключение. В следующий раз она не отделается так легко. - Дамзел - натура вспыльчивая, как динамит. Но не волнуйся, - тяжелая рука Найнса ложится на плечо Рейн, - скоро она поймет, что ты нам не враг. - Я и не волнуюсь, - дампир встает, скидывая ладонь Анарха, - и не думай, что я буду ждать, когда на нее снизойдет озарение. Она болтает потому, что ты ей это позволяешь. - Я не могу заткнуть ей рот. По крайней мере, Дамзел честна в своих словах и поступках. - Я бы сказала - глупа и недальновидна, но раз ты так думаешь... - Рейн ядовито улыбается и получает понимающую ухмылку Найнса в ответ; мужчина опускает глаза на расползшийся шов, торчащий разорванными стежками, и рыжая подавляет желание прикрыться. Протянув руку, Найнс касается пальцами нежного бархата, темно-красного, как лепестки чайной розы. - Хорошо выглядишь, - замечает он негромко. Рейн высокомерно фыркает. - Я знаю: во мне больше жизни, чем по всем твоем отряде мертвецов. - Одна из причин, по которой тебе не доверяют. Ты - творение одного из самых старых каинитов, но от человека в тебе гораздо больше, чем в любом из нас. Ты - персональная заноза в заднице Кейгана, однако он до сих пор тебя не уничтожил. После всего, что ты натворила. Почему, как ты думаешь? - Ну... мне везет, - с деланным равнодушием Рейн пожимает плечами, стараясь не показать, как ей неприятен вопрос Родригеза; она и раньше спрашивала себя об этом. При всех своих возможностях отец давно мог с ней расправиться, но почему-то так и не смог убить непокорную дочь. Неужели у него конкретные планы на Рейн? Или ее руками он хочет избавиться от самых слабых отпрысков? Девушка строптиво трясет волосами; неважно; что бы ни задумал Кейган, что бы ни думали о Рейн, она остановит отца. - Да уж, ты везучая. Я бы даже сказал - счастливая, - Родригез почти на голову выше Рейн, он смотрит на нее сверху вниз, не мигая, словно зверь, и дампиру отчего-то становится неловко; Родригез смотрит на нее, будто чего-то ждет, но рыжая знает, что ждет он напрасно. Рейн давно сделала свой выбор. - Ты приехала одна? - спрашивает Найнс почти тепло. - Тебе есть, к кому еще обратиться? ЛаКруа не понравится, что ты здесь. Мы тебя не выдадим этим напыщенным камми, но ты же понимаешь... - Не волнуйся, я большая девочка и могу о себе позаботиться. Свидание с князем у меня как раз назначено на следующую ночь. Анарх сжимает зубы. - Осторожнее с ним. ЛаКруа не менее опасен, чем Кейган. - ЛаКруа - беззубый младенец по сравнению с отцом. Но он кажется мне забавным: такие манеры нечасто встретишь в наши дни. - Вот уж не знал, что тебе нравятся такие манерные хлыщи, - дергает верхней губой Родригез, - на французиков потянуло? Раньше тебя все немецкое привлекало. - И сейчас привлекает, - отрезает дампир, не желая продолжать этот разговор; в этот раз она приехала одна, без Зигмунда, который должен присоединиться к ней через неделю вместе с братом и Морой. К Симону Найнс относился несколько снисходительно, как к младшему обращенному, а в старшем Кригере Анарх видел соперника, хотя Рейн ничего ему не обещала и не позволяла. Отсутствие Зигмунда Родригез воспринял как надежду, но дампиру нечего было ему предложить, кроме помощи в борьбе с Кейганом. - Вот, значит, как, - Найнс отворачивается, поджимая губы; он не выглядит сердитым, скорее, обиженным мальчишкой, которому не досталось сладостей. Все мужчины в душе мальчишки, думает Рейн с улыбкой, когда дверь в комнату открывается резко, как от удара ногой, и порог переступает хмурая Дамзел. - Ваш чай подан, - возвещает она громко, едва не срываясь на крик; Бруха хмурится при виде мрачного Найнса, но молча ставит перед дампиром керамическую кружку, над которой клубится пар, пахнущий молоком и бергамотом, но Рейн больше не хочет чая. Ей тяжело находиться между подозрительной, ревнующей Дамзел и Найнсом, который ведет себя так, словно она ему не перезвонила после первого свидания, однако рыжая подавляет в себе детское желание сбежать и в один глоток выпивает половину кружки, не обращая внимания, что чай обжигает язык и небо. - Кейган приедет через месяц, может, раньше. Семейка явится в полном составе, что уже нехороший знак - отец редко собирает всех детей вместе, так что советую быть настороже. - Мы всегда настороже, - парирует Дамзел, смотря на спину безмолвного Родригеза; Найнс только кивает, не оборачиваясь, и Рейн хочется закатить глаза; Анарх стоит с таким постным выражением лица, что рыжая жалеет, что нельзя отвесить ему подзатыльник. - Не исключено, что Кейгана привлекли слухи о саркофаге, - продолжает дампир, - он всегда тяготел к таким древним штучкам. - Тогда он будет не единственным, кто облизывается на этот гроб, - задумчиво произносит Найнс, потирая подбородок, - может, это и к лучшему. Тогда вся эта свора передавит друг друга, как пауки в банке, а оставшихся прикончит Общество Леопольда. - У тебя и там есть приятели, верно? - едко склабится Дамзел, но Рейн даже не утруждает себя ответом; у "Бримстоуна" есть связи в Обществе, однако если интересы охотников и "Бримстоуна" вдруг пересекутся, дампиру придется отстаивать свою точку зрения с помощью клинков и "Карпатских драконов". Сделав еще глоток чая, рыжая отставляет кружку. - Мне пора. Спасибо за чай. - Заходите еще, - издевательски бросает Дамзел; Найнс лишь сухо кивает. - Осторожнее там. Твоя удача не вечна. - У меня есть талисман, - говорит Рейн с оттенком самодовольства, но почему-то чувствует себя виноватой и раздраженно встряхивает головой, будто желая сбросить это мерзкое липкое ощущение. Не ее вина, что Дамзел ведет себя словно припадочная, а Найнс смотрит на дампира с надеждой и страстью, как на пламя революции, которое спалит ко всем чертям ЛаКруа и ему подобных и согреет его не-мертвое сердце. Но дампиру это не нужно; ее сердце отчаянно жаждет смерти отца и всех ее проклятых родственников. И что бы Зигмунд поскорее приехал в этот застывший в ожидании город; Рейн холодно и одиноко без него, и только столь любимый им красный бархат напевает рыжей о его любви, и что скоро они снова будут вместе.