Безумно влюблённый

Ограничители отключены. Мотоцикл на бешенной скорости несётся по шоссе. Вокруг только лес, тяжелый морозный воздух и горная река. Руль поддаётся каждой дрожи рук, отчего переднее колесо ведёт по кривой. Гилберт кладёт свой транспорт матом, пытается выровнять его, не заехать на встречную, не разбиться об ограждения. "Нужно вернуться домой" - вертится в тяжелой голове. Немец выпрямляется как может, вдыхает воздух, освежает своё горящее лицо. Усталость наполняет тело, прижимает к креслу, пробивая оборону разума перед гонимыми мыслями. От них сжимается сердце, скручивается живот, кровь и жар заполняет тело с новой силой. Образ скривившегося лица колет глаза, свет фестивальных огней слепит, размазывает силуэты его друзей, оставляя его одного с этим лицом. Бледным лицом с очками в тонкой серебрянной оправе, с родинкой в уголке губ, с подозревающим уверенным взглядом. Он смотрит на него, сжимается, отдаляется, надевает вежливую маску, и тоном, которым он разговаривает с наглыми коллегами, произносит: - Это лестно. Но я не могу ответить вам взаимностью. *** Гилберт с тяжелым стоном переворачивается на другой бок. В голове будто шары перекатились, звонко бьясь об черепную коробку. Матрас жесткий, неприветливо принимает тяжелую тушу Гилберта, упирается и в плечи и в таз. Воздух незнакомо холодный, без своего привычного запаха. Гилберт приоткрывает глаза. Нет, это не его комната, а гостинная. Он укрыт пледом, на его ногах нет бутс. Бледные лучи Солнца проходят сквозь слегка зашторенные окна. Уже заполдень, если знать, что он живет на западной половине дома. Гилберт с трудом вспоминает вчерашнее утро. Он помылся, оделся, пошёл на работу. Пообщался со своими друзьями, проторчал за бумагами до обеда. После пошёл в столовую обедать, где его подловила Элизабет. На этой мысли он остановился. Он понимает, что произошло дальше, но не хочет начинать этот день с этих мыслей. Гилберт продолжает лежать на диване, наслаждается спокойными минутами своей жизни, дрейфует по далёкому и неизведанному. Но вот его разум цепляется за призрачный образ нежного гиганта, и в груди начинает щемить. "И вовсе он не был нежным" - Гилберт переворачивается на другой бок. Мысли мечутся по черепной коробке. Они вновь цепляются за хрупкий образ, но уже более четкий и настоящий. Гилберт сжимает зубы, вскакивает. Мир перед глазами темнеет, но немец удерживает равновессие и практически наугад идёт на кухню. Холодная вода обжигает лицо и горло. Руки немного дрожат. Чтобы унять их дрожь Гил хлопает ими друг об друга пару раз. Он усиленно вдыхает воздух. Немного расслабляется и разминает шею. А после ставит чайник греться. *** Он разговаривает с бретонкой, та что-то произносит, они оба смеются. Его лицо на секунды оживляется, глаза наполняются теплотой, губы растягиваются в улыбке, собирают щеки под скулами. Что эта женщина ему сказала? Не были ли эти слова про него? Что тогда он подумал? Почему они внезапно так разговорились друг с другом? Какие у этих двоих отношения? Гилберт стоял под деревом, сжав в ладони догорающую сигарету. Наверное, она была уже третьей за последние десять минут наблюдения. Немец совершенно не понимает, зачем наблюдает за их разговором. Он понимает, что хочет видеть то как они разговаривают, пусть их взаимное дружелюбие вводит его в ярость. Будто бы они могли сделать что-то нехорошее без его присутствия. Понимает, что будет неприятно, если они заметят его, поэтому сидит за густым кустарником, сквозь который возможно видеть действо на другом конце небольшого сада. А ещё понимает, что он ведёт себя как последний дурак, фактически сталкеря Родериха и вмешиваясь в его взаимоотношения с людьми. Взаимоотношения… Гилберт скрежеточит своими зубами, вперившись в лицо девушки из Франции. Если у них именно такие отношения, то он мог бы отодрать её личико. Возможно на глазах у Родериха. Мог бы. Если бы не понимал, что ведёт себя как последний дурак. - О боже, ты серьёзно этим занимаешься? - голос Франциска прямо под ухом пугает Гила. Он вовремя заткнул свой рот и просто отталкивает его подальше от своего поста наблюдения. - Совсем рехнулся? Не пали меня. Немец оттащил француза подальше, там, где их не услышит Родерих. Франциск недоволен. Гилберт уже догадывается, что притащился он сюда из-за недостатка своей любви в своей жизни. - Ты ведёшь себя как сталкер, - на лице не очень хорошего друга появляется наигранный ужас. - И без тебя знаю. Гилберт сжимает сигарету в руке, ощущает как она жжет его руку. Франциск смотрит на него искренне, беспокоясь, но прикидываясь, что эта ситуация его веселит. Они оба молчат. Родерих и та женщина ушли в офис, но Франциск закрыл другу обзор, будто Гилберт не мог понять этого. Но всё же он благодарен ему - даже смотреть на этих двоих он не мог. Хотя хотел. Гилберт берёт из кармана пачку и достаёт ещё одну сигарету. Франциск отводит его руку от зажигалки. - Идём обедать. Сегодня нам обещали пармезане, - он подмигивает. - Проверим их слова, м? Немец смотрит в искренние глаза друга. Он чувствует усталость, ему хочется вернуться домой и лечь на диван, смотреть на то, как свет заходящего Солнца передвигается по гостинной и чувствовать как спокойно у него на душе. - Да, идем. *** По аллее раздавался смех и нелепые фразы. Франциск и Антонио вторили голосу Гилберта, хотя их сильные акценты не давали попадать в унисон с его владением немецким. - С копейкой и с полтиной расстанусь я легко: копеечку — на воду, полтину — на вино. Хозяйки, лишь завидят, кричат: «О, Боже мой!», «О, нет!» — кричат девчонки, когда иду домой. Гилберт улыбается, раскачивается с друзьями под такт песни. На душе легко, мир оказывается так прост, запертый в этой ночной аллее и идущий чуть дальше по тропинке к тротуару, где весёлые молодые люди, расхаживают, общаются, веселятся. Нет ни раздражения, ни злости. Руки не горят, глаза не колет, душу не щемит. Хочется только болтать о чепухе, смотреть на красоту ночных улиц и чувствовать зимнюю, запускающую свои руки под ворот, прохладу. А ещё хочется пива. И чего-нибудь перекусить. И чего-нибудь поделать. Трио плетётся вперёд, запинаясь об ноги друг друга. - Ребят, - Гилберт останавливается, но Франциск и Антонио продолжают идти, из-за чего он спотыкается. Антонио хватает немца под руку и пытается его поднять, но запутывается в своих ногах и хватается за Франциска, что также попытался поднять Гилберта. Они, вскрикивая, пытаются выровнятся, хватаясь за всё что их окружает. Но единственное что окружало их - они сами. Не найдя опоры, заливаясь смехом, все трое упали на каменную брусчатку. Франциск отцепляет от себя руки Антонио и довольно резво, для принявшего на грудь человека, встет. Через четвереньки. Антонио смотрит на это и сдерживается, чтоб не засмеяться, пока Гилберт трёт свой лоб, поцеловавшийся с камнем. Франциск, приняв вертикальное положение, оттряхивается от пыли и видит, что оба его друга лежат на земле. - Ну и чего вы здесь разлеглись, - он слегка тыкнул носком своих туфель ногу Антонио. - Удобно, - улыбается лежащий испанец. - Зато холодно, - Гилберт перестал нежить свою шишку и начал вставать. - Дай помогу, - француз протягивает Гилу руку. - Я сам. Крутые парни могут сами встать, - Гилберт отталкивает ладонь Франциска и застывает в позе козы. Или барана. Франциск не знал на что происходящее может быть похоже. Гилберт складывается напополам, но быстро раскладывается обратно. Потом он разводит руки и ноги, согнув их под прямым углом. Постояв и подумав над ситуацией, он подгибает под себя ноги и плотно ставит их меж расставленных рук. Он привстаёт, но садится обратно. Немномо посидев, он расставляет ноги пошире, отчего напоминает лягушку. Франциск прыснул в кулак, а Тони захлебнулся немым смехом. Гилберт игнорирует их реакцию и начинает вставать, пытаясь не представлять то как он сейчас выглядит. Он останавливается на полпути к завершению дела, стоит, чтоб перевести дух, и видит как на них пялится проходящая мимо парочка. Гилберт начинает ржать, представив то, как он выглядит со стороны. А Антонио и Франциск рассмеялись ещё громче. Последний чуть не упал обратно, но вовремя ухватился за устойчиво стоящего Гилберта. Они пошатнулись, но удержались. Выпрямившись и отсмеявшись, Гилберт ощущает как голова теперь не норовит увести его в сторону. Франциск продолжает посмеиваться, а Антонио сам начал вставать. Гилберт подает ему руку помощи. Тони кивает. - Спасибо. Они немного проторчали на одном месте, успокаиваясь от смеха. Аллея вновь стала тихой. Франциск смотрит на Гилберта. - Так, что ты хотел сказать? - Я хочу ещё пива. - Не много ли тебе будет, - вмешивается слегка протрезвевший Антонио. - Я не знаю слова много, - Гилберт едко смеётся и хватает друзей под руки. Вдоль проезжей части выстроились ряды разнообразных домов. Первые этажи были забиты магазинчиками вещиц, развлекательными заведениями, кафешками. Улица освещена более ярко, на небе можно разглядеть только самые яркие звёзды. - Идём. Идем, - немец подгоняет друзей к бару. - А ты уверен, что он не закрылся... Гил осматривается, пытается сориентироваться. - Да. Он, вроде, до девяти работает… Его взгляд цепляется за образ в толпе. Очаровательная блондинка прижимет к себе его руку. Улыбается и тащит его за собой. Он идёт за ней. Он улыбается. Он смотрит на неё. Смотрит с такой нежностью и теплотой. С такой, и на кого-то другого. Того, кем он никогда не станет. Кровь приливает к голове и рукам, глаза замирают на одной точке. *** - Вставай, - звон железа резко бьёт по ушам. Гилберт морщится и смотрит в сторону источника звука. - Да, ты. Вставай и выходи. Зазвенели ключи, заскрежетал замок, открылась железная дверь. Гилберт пытается рассмотреть того, кто стоит в дверном проёме. - Ещё не очухался, да? Человек из проёма подходит, и не успевает Гилберт даже встать, тащит из комнаты под руку. - Не ерзай, - незнакомец встряхивает немца. Гилберт немного приходит в себя. Мимо него пролетают решетки, сменяется коридор, и они выходят в промещение. Здесь стоят ещё двое в форме. - Протрезвел? - произносит мужчина у стола. - Да. - Помнишь что сделал? Гилберт кивает, но на самом деле не понимает что происходит и где он. Он помнит как после работы пошёл выпить с друзьями. Они хорошо посидели, а после пошли гулять вдоль реки. Было холодно, поэтому они пошли искать более теплое место. Они нашли хороший магазинчик, но их оттуда выгнали и назло ему подложили куличик. Гилберт замешкался Неужели его положили в обезьянник из-за этой пакости? Но он отчетливо помнит как они пели на какой-то аллее, где они упали. А после как вышли на сияющую улицу. Они туда пошли из-за того что Гил хотел выпить ещё… Гилберт застыл. Родерих. Девушка. Зовущие выкрики его друзей. Недовольные лица прохожих. Вот он идёт. Вот хватает девушку за руку. Вот кричит. Ярость кипит и брызжет. Разрывает руки изнутри. Раздувается в груди всё сильнее. Гилберт обрывает воспоминания. Представляет то, как чувствовали себя его друзья, как чувствовала себя девушка, как чувствовал себя Родерих. Это отвратительно. Он был отвратителен. Гил закрыл глаза, вдохнул. Попытался прийти в себя, но лицо Родериха, искаженное возмущением и яростью… - Хорошо. Выводите его, - голос незнакомца будто влепил ему пощёчину. Мужчина в форме ставит росчерки в какой-то книжке. Его берут под руки и выводят в другое помещение, где сидит Антонио. Тот молчит, выглядит подавленным. Увидев обычно весёлого Тони таким, Гил ощутил повторную волну стыда. Единственное до чего он смог додуматься - извиниться, но это получилось невнятно, почти неслышимо. Антонио услышал его - или нет, - улыбнулся ему. Устало, непривычно. Если бы Гилберт не повёл себя так - Тони не был бы таким. Если бы он не полез с кулаками… Гил получил документы. Их выпроводили на улицу. Они зашли в машину Антонио. Тони завел двигатель и вывел машину на дорогу. Тихо. Не спокойно. И Антонио молчит, хотя раньше им с Франциском приходилось напоминать ему про дорогу. Раньше они подпевали магнитафону, обустраивали салон против воли Тони, и внутри сиял люминисцент, лампочки или ещё какая-то белибирда. Он помнит как им влетело из-за лица президента на заднем сиденьи. Их отсчитывал Родерих. Он говорил что-то про воспитанность. Он злился, но злился как-то по другому, нежели чем в тот момент… - Мне жаль… Мне очень жаль, - голос слабый и охрипший. Он кажется чужим, хотя он исходил из его рта. Антонио посмотрел на него в зеркале заднего вида. Улыбнулся более привычно. - Не нагружайся. Ситуация действительно неприятная, но не смертельная. Гилберт улыбается в ответ, но всё равно не чувствует облегчения. Они подъезжают к дому Гилберта. Немец выходит из машины, чтоб открыть парковку для жильцов и позволить Антонио припарковаться. Его малышке пришлось потесниться на её законном месте. Гилберт немного поныл над своим мотоциклом, а после они поднялись к его квартире. Гилберт осматривается. Квартира знакома, но что-то было не так… - Я немного пожил у тебя, пока ты был в обезьянике, - Антонио нервно улыбается Гилу. - Как долго я там был? - Сутки, наверное, не больше. Гилберт садится на диван, осматривает гостинную, заглядывает в комнату, в ванную, на кухню, где Тони поставил чайник. В квартире будто чего-то не хватало. Или рядом с Антонио. - Где Франциск? - вопрос вызвал у друга небольшую, но заметнуя дрожь в руках. - Он… на работе. Сказал, что разрулит всё. - Всё что? Гилберт уже подозревает, что ответ кроется в том, что он натворил. - Всё совсем хреново? - Гилберт непроизвольно понизил голос. Перед глазами замаячил образ сонного с рабочего утра Родериха. Но Гил попытался запихнуть его подальше. - Не совсем. Брат той девушки, конечно, был в бешенстве, но… Скажем так, девушка оказалась достаточно скромной, чтобы не заявлять на тебя. Это можно назвать удачей… Или не можно, - Антонио совсем замялся. Чайник закипел, привлекая внимание испанца. А Гилберт стоял ошарашенный. Да он вспомнил как ему врезали, как на него орал незнакомец. Он что-то произнёс невразумительное и тот бросился на него с кулаками. Он говорил какой-то бред. Он думал о том, что Родерих не улыбается ему так тепло, не идёт за ним под руку. И говорил то, что думал. А думал он только о том, что Родерих не с ним. Это так стыдно…. - Гил, - Антонио достаёт пакеты с едой быстрого приготовления. - Давай поедим. Антонио выглядит усталым. Гилберт хотел было извиниться, но закрывает рот. Лапша залита водой и настаивается. По стаканам разлито вино. - Меня уволят? - Не думай об этом, парень. Давай просто отдохнём. Они разговариваются, ведут бессмысленную беседу. Смеются над шутками. Обсуждают новости. Но в мыслях Гилберта вертится эта ситуация. Он не доволен опекой Франциска. Хотя и догадывается, что опекает тот из насколько возможными чистыми намереньями. Гилберту нужно извиниться перед Франциском за принесённое неудобство, а после обьяснить, что крутые парни должны сами разбираться с натворенными ими же проблемами. Они смотрят какой-то сериал. Практически в тишине, изредка перебрасываясь фразами об происходящем на экране. Гилберт честно пытается втянуться в просмотр, но то, как он себя повёл. То, что он говорил. Родерих его коллега. Он не чувствует к Гилберту что-либо. Ему не стоило вестись на поводу у чувств. Ему не стоило кричать на ту девушку. Возможно, он помешал их отношениям. От этой мысли Гилберта передёрнуло. Антонио хватает его за плечо и наклоняет его к себе. - Мы можем посмотреть фильмы Франциска. Те которые он не любит показывать. Гилберт мнгновенно вздрогнул и ужасом посмотрел на Антонио. - Что? Нет! Тот лыбится. - Да ладно тебе, заметно, что тебе наскучил этот сериал. Можем и глянуть что-то поострее. - Нет, - немец вскакивает, разворачивается и идёт в спальню. - Я сонный. Я пошел спать. Испанец хватает его за руку. - Гил. Завтра извинишься перед Родерихом, а я буду из кустов тебя поддерживать. Только не волнуйся, Род не из тех кто отвергает извинения. Остальное же не имеет значение. Немец напрягся, но взял себя в руки. - Добрых снов. - Спокойной ночи. Гилберт ложится на кровать, но не может заснуть. Сердце колотится, волнение не уходит. То с кем встречается Родерих… То что он чувствует. То как он живет. Его интересы. Его жизнь. То как он улыбается. Как злится. Как говорит. Как жестикулирует. Это действительно не имеет значения. Также как и чувства Гилберта к нему. *** Небольшой сад залитый лучами Солнца. Родерих стоит у стены и зажигает сигарету в своей руке. Гилберт смотрит на его усталое лицо. Возможно, было бы лучше оставить его в покое, не напоминать об инциденте. Но Антонио позади Гилберта смотрит на друга. Ждёт, что он подойдёт к тому человеку. Гилберт сглатывает ком в горле, поправляется воротник, идёт к Родериху. Тот замечает его, сжимается, упирается взглядом, следит за каждым его жестом. С подозрением. - Добрый день, - Гилберт нервно смеётся. - День довольно жаркий. - Да, есть такое, - Родерих резко становится равнодушным, но он всё равно следит. Гилберт сжимается, чувствует как готов вот-вот убежать. Он вдыхает воздух. Лучше поспешить. - Мне жаль за произошедшее. Я приношу свои извинения тебе и твоим друзьям. Родерих напрягается при последнем слове, будто от отвращения. Гилберт замечает это, чувствует как от этого сердце наполняется надеждой. Но он тут же затыкает ёкающее сердце. Его не должно волновать то, в каких отношениях и с кем состоит Родерих.