Противоположны

      Макс хочется до крови кусать нижнюю губу, когда она видит небрежный взгляд Уилера, обращенный на нее. Он что, серьезно? Стоит, обнимая ненаглядную Джейн, но смотрит на нее. Единственное, что хочется с ним сделать, так влепить звучную затрещину, чтобы наверняка. Макс не то чтобы слишком кровожадна, но иногда ей хочется быть чуть хуже, чем она есть на самом деле. В конце концов, кого это волнует? Билли, который больше внимания уделяет своему внешнему виду или очередной шлюхе, или может быть родителей, которые плюнули на ее воспитание? Или ее друзей, которые так отчаянно пытаются не допустить их столкновение с Уилером? Знают же, что все вокруг пострадают. Макс уже еле выносит его ехидные подколы, а Майк корчится, когда видит, как она карикатурно изображает его. Макс не нравится присутствие Уилера в ее жизни; и если быть предельно откровенной, Майк выбешивает. Мэйфилд могла бы сказать, что ненавидит его. Чистой, искрящейся, как языки пламени, ненавистью. Но Макс считает, что это слишком громкое слово и яркая эмоция для Уилера. Мэйфилд является воплощением огня, но предпочитает лед.       Именно его и видит в ее холодных голубых глазах, бездонных, как сам Тихий океан, Майк каждое чертово утро. Ему каждый раз хочется поежиться под этим стеклянным взором, что обращен лишь на него. Даже от вечно ледяных ладошек Джейн тепла больше, чем от Мэйфилд, что готова воспламениться, загореться как спичка, стоит лишь ее разозлить. И как жаль, это единственное — что так хорошо получается у Уилера. Он не замечает никого вокруг, когда слышит очередное оскорбление от наглой рыжеволосой девчонки; он мог назвать ее сукой, но предупреждающий взгляд Лукаса не дает ему опуститься до банальных оскорблений. Майк повторяет, как мантру, что ему стоит научиться терпению, и не поддаваться на глупые провокации Мэйфилд. Макс твердит, как заученное стихотворение, что Уилер не достоин и ее взгляда — и продолжает смотреть на него, упиваясь его гневом. Это становится неким ритуалом, что невидимой нитью связывает двух подростков. Взаимные подколки и шутки давно перешли грань, теперь они бьют по больным местам. И оба несказанно рады, когда оскорбление попадает в самую точку. На Макс иногда снисходит озарение, что все это — до жути неправильно. Потому что, когда Уилер подходит ближе, что-то внутри нее приятно сворачивается в тугой узел, и, рыжеволосая может поклясться, что это точно не бабочки в животе, о которых ей постоянно толкует Джейн. Это что-то дикое, отчаянное, не похожее на простую неприязнь. Майк замечает это, когда после очередного оскорбления щеки Макс розовеют, а сама она опускает глаза, не в силах смотреть ему прямо в лицо. И все догадки юного Уилера оправдываются, когда в очередном сне главной героиней становится не привычная Джейн, а его самый страшный кошмар в лице Макс. Чертова Мэйфилд снится ему; Майку кажется, что он сходит с ума. Особенно в тот момент, когда в разгар дежурного спора, он неосознанно опускает глаза на ее алые губы. И моментально забывает, в чем была суть их перепалки, любуясь тем, как Мэйфилд облизывает их своим язычком. Острый язык Макс — то еще оружие, которым чертовка умело пользуется. Уилер видел их с Лукасом в школьной подсобке; ее, прижатую к деревянному шкафу, с неистовым натиском целующую Синклера, словно пытающуюся доказать самой себе что-то. Уилер видел — и больше всего хотел, чтобы на месте друга был он. Это было неправильно, отвратительно, паршиво, но Уилер хотел почувствовать вкус губ Мэйфилд. Майк просто не мог ничего с собой поделать, когда на следующий день прижал Макс к ее же шкафчику, чтобы начать их ежедневную перепалку. Ее дыхание было сбитым, частым; как и его. Казалось, все существо Макс готово испепелить его в это же мгновение, но глаза — грозились заточить его во льдах. И Уилер мог поклясться себе, что восхищен этим контрастом, которого никогда не было в Джейн. Майк выбирал Макс, зная, что это уничтожит его. И Мэйфилд сделала самую глупую вещь в своей жизни — выбрала Уилера.