Great war

POV Бервальд

      Раньше меня считали максимально безэмоциональным человеком. Во-первых, потому, что я, к счастью или несчастью, швед. Так уж видят нашу нацию. Я и сам старательно поддерживал этот образ. Каменное лицо, словно у робота.. Но некоторые всё равно умудрялись пробиться.       Зачем я это делал? Потому что знал, что людей нельзя подпускать слишком близко к себе. Мне очень не повезло с семьёй, вероятно. Моя мать скончалась сразу после родов, а отец не выдержал этого и сбежал, оставив меня в детском доме. И даже несмотря на то, что меня быстро забрали, я это помню. Всё же, отец бросил меня, когда мне было уже 6 лет.       Когда началась война, я уже был к ней готов. Моя семья переехала в Данию незадолго до её оккупации. Ещё до того, как мне успели что-либо запретить, я вступил в британские войска. Британцы всегда были в почёте, да и много датчан туда уходило. Я уже твёрдо решил, что больше никогда не буду под чужим контролем. Тем более мне не хотелось связываться с нацистами. Иногда я даже жалел, что не остался в Швеции, ведь она сохраняла нейтралитет. Я прекрасно знаю, что это время уже не вернуть.       Мне повезло попасть в 11-ю танковую дивизию (1), когда её только переформировывали. Танкист из меня поначалу был так себе, но я быстро освоился. Мне достался Крусейдер(2). Такой неустойчивый. Я удивлён, что не умер ещё тогда. Однако, их быстро заменили. На Кромвели(3). Честное слово, это было самым лучшим. Нас было пятеро: Артур, его брат Скотт, я, Хенрик и Эмиль. Хенрик был датчанином, Эмиль - норвежцем. У нас получилась забавная компания: три пьяницы и два "камня". Мы быстро сдружились. Операции в Нормандии нас вымотали. Скотт чуть с ума не сошёл на "Эспоме"(4). Провальная операция, увы, однако мы продолжали продвижение. Двигались всё дальше и дальше. Затем был "Гудвуд"(5). Много тогда погибло. Мы чуть не потеряли танк. Опять провальная операция. Тогда пили все, - единственная причина ожидать этого несчастного отдыха, - от мала до велика. 1944 год ознаменовал для нас абсолютный крах.       Я не знал, что уже в декабре мы окажемся в Бельгии.       Старый потрёпанный танк не был чем-то устойчивым, но мы были нужны в Арденне(6). Именно наша двадцать девятая танковая бригада осталась помогать, когда остальные были отозваны. Мы знали, что ничем хорошим это не кончится. Мы чувствовали. Постоянные вылазки быстро нас измотали, и всё же мы отгоняли немцев всё дальше и дальше. Это немного поднимало наше настроение. Мы играли в карты, ночами говорили о наших жизнях до войны и горько смеялись. Чувство конца преследовало, смерть уже несколько раз нас почти достала, но каждый раз мы выбирались живыми.       Хенрик всегда говорил, что мы пробьёмся. "Пробились тогда, пробьёмся и сейчас!" - говорил он. Выпивая третью бутылку виски. Мы только смеялись над ним. По ночам спалось всё хуже. Я просыпался от каждого шороха. Декабрь выдался слишком тяжёлым. Приходилось пить всё больше и больше, чтобы засыпать более или менее крепко. А наутро снова в танк. Трудно быть механиком-водителем. Наш танк уже считался старым. Нам в этом плане повезло.       Понемногу мы стали мечтать о том, чтобы получить какое-нибудь ранение и отправиться в госпиталь на некоторое время. Я все чаще стал задумываться о том, как провёл бы время со своей семьёй. Иногда мы посылали друг другу письма, и всё. Последнее своё письмо я отправил неделю назад. Ответа, само собой, не последовало. Они очень осторожны.       Мы гнали немцев всё дальше, наступая им на пятки. Почти буквально. Я уже даже не могу вспомнить, скольких мы убили и скольких ранили. Мне это не больно нравится. Для поступления в армию у меня были причины. Я чувствовал, что обязан. Там, под гнётом нацистов, моя семья. Те, кажется, нервничали всё сильнее, усиливали свой чёртов режим. Я боялся, что моих родных арестуют. Я слышал, что в Дании было движение Сопротивления (7), которое всё время пытались накрыть. Страх возможной потери моих, пусть даже и не кровных, родственников не давал мне покоя даже на фронте, когда было гораздо больше забот.       Думаю, это я виноват в том, что произошло. Наплевал на запреты и напился. Больше не могу выдерживать эту войну. Мечты реальны. Я мечтал о ранении - я его получил. Пусть не в том виде, о котором мечтал. Мы не можем выбраться из танка. Температура нарастает, Хенрик нервничает.       - Отставить панику, - ворчит Эмиль, продолжая толкать руками люк.       - Да уж. Если мы сваримся тут заживо, то это будет самая глупая смерть пяти человек в истории, - Артур в своём репертуаре.       Я молчу. Думаю. Что я могу сделать? Мне кажется, мы слишком молоды, чтобы умирать. Мы прошли такой длинный путь. Мы видели столько трупов. И сейчас... Сейчас, очевидно, нас бросили. Мы умрём здесь. Уже слишком жарко. Время на исходе. Его совершенно нет. Как и выхода, я тут самый сильный. Я тут самый сильный, кое-как пытаюсь открыть башню. Не получается. Кровь стучит в висках. Я чувствую, как жжёт мои руки. Мне пытаются помочь. Сжимаю челюсти сильнее. Снимаю очки, рвано дыша. У нас совсем нет времени, температура повышается. Скотт кричит где-то на заднем фоне. Его придавило. Чёрт. Перед глазами уже плывёт. Чувствуется запах жаренного мяса.       - Огонь! Чёрт. Огонь! - Это уже Артур. Все паникуют, хотя нельзя паниковать, нужно действовать.       - Ну же, Бервальд, ну же! - сипит Эмиль.       Кажется, они пытаются тушить огонь. Я вспоминаю, что Эмилю всего лишь 20 лет. Артуру и Скотту по 23, Хенрику — 25. Мне и самому всего 24. Мы все здесь ещё слишком молоды. Пытаюсь звать на помощь, уже не чувствую рук. Вспоминаю Тимо, который умер так же. Мы его опознали лишь по уцелевшим ботинки. Он погиб месяц назад. Люк начинает поддаваться. Мне кажется, я бьюсь, как раненый зверь. Этот танк не станет моей погибелью! Чувствую свежий воздух на лице. Люк, наконец, открывается.       Я должен уйти последним. Первым выскакивает уже обожённый Эмиль, за ним я поднимаю Хенрика. Мы со Скоттом едва его вытащили. Огонь почти у наших ног. Когда Скотт и Артур выбираются, я остаюсь один. Я не издаю ни звука, хотя мне нужна помощь. Руки внезапно стали гореть. Ожоги. Вообще-то, мои руки уже буквально чёрные. Я не слышу голоса своей команды.       Внезапно чьи-то руки меня хватают. Я всё ещё молчу, пытаюсь надышаться перед смертью. Я чувствую огонь каждой клеточкой своего тела. Я чувствую ужас и отчаяние. По крайней мере, я спас остальных. Как же больно. Я слышу чей-то крик. Может, это мой?       - Ну же, чёрт тебя дери! Помоги мне! - где-то на задворках сознания я чувствую удивление. Меня вытаскивает Артур. Не Эмиль, не Хенрик, а этот вечно отстранённый англичанин, - Ну уж нет, ты у меня тут не сдохнешь!       Я хочу сказать ему уходить. Хочу приказать, но не могу. Слова стынут в глотке. Из последних сил я хватаюсь за него.       Воздух.       Свобода.       Артур валится рядом со мной на землю. Он громко матерится и, кажется, плачет. Удивительно. Если Кёрклэнд плачет, то это что-то серьёзное. Я ни разу не слышал, как он делает это. Я слышу крики нашего неуёмного пьяницы где-то рядом. Пытаюсь подняться. Боль заставляет меня задохнуться в вое. Наконец, я могу себя осмотреть. Вся нижняя часть моего тела в саже. Это же сажа? Нет, она не бывает тёмно-красной. Кто-то трогает меня. Обычно я не позволяю этого делать, но сейчас это уже неважно. Интересно, как там мама с папой?       Меня начинает лихорадить. Видимо, я всё ещё слишком близко к танку. Чувствую жар, исходящий от него. Он словно пробирает до самых костей. Это не холод, от холода можно спастись. Думать становится всё сложнее. Я сминаю руками землю, закапываю в неё пальцы, но живительной прохлады нет. У меня такое чувство, словно горю я, а не эта чёртова машина. Вот так я и умру? Пройдя столь длинный путь, пережив столько неудачных операций, ранений и горя? Просто смешно. Впрочем, никто не смеётся. Вокруг я слышу только уже сиплые крики боли и плач Артура.       Я устал. Смотрю в небо, всё пытаясь подняться. Я чувствую слёзы. Я полагал, что умру на поле боя. Может, в госпитале. Но не так. Не в танке. И не рядом с ним. Жмурюсь. Сил остаётся всё меньше. Решаю их не тратить. Ложусь на землю и стараюсь не двигаться. Какое небо сегодня голубое. Морозно. Утром было, по крайней мере. Сейчас я уже не чувствую холода. Стараюсь держать себя в сознании и не думать об этой агонии. Что я помню?       Хенрик замолк. Может, ему стало лучше. Я думаю, что он умер. Ему 25, он у нас самый старший. Он никогда не говорил о своей семье, много пил и ещё больше улыбался. Оптимист. Тоже приезжий, только он переехал в Британию ещё в 12 лет со своей семьёй. Он самый опытный и самый задиристый. Мы с ним пару раз дрались. Он сильный. Не боится боя. И кошмары ему не снятся. Либо он не показывает, что они ему снятся. Кажется, его ждёт там, в Йоркшире, его девушка. Помню, он хвастался письмами и вслух рассуждал, как заживёт с ней на какой-нибудь ферме в единении, и не будет выпускать её из постели целую неделю, как вернётся. Мы все смеялись.       Помню, что Скотт и Артур - братья. Они часто ругаются и постоянно мешают нам. У них всё время есть выпивка. Артур более серьёзный и здравомыслящий. Скотт же, кажется, начал сходить с ума. Он пару раз порывался уйти с поля боя и чуть не застрелился. Артур остановил его в последний момент. Всё это происходило на моих глазах, я не пытался ничего сделать. Весь и сам тогда думал о смерти.       Эмиль на самом деле норвежец. Я ни разу не видел его улыбки. Он самый молодой, и всё же всё это время мы воевали вместе. Он жил в Лондоне с самых малых лет. То есть, с трёх. И всё же он считал себя коренным норвежцем. Когда он уже имел возможность уехать в Норвегию, посмотреть её, началась война. Он записался в ряды солдат. Повелся на эти рассказы о привилегиях.       И я. А что я? У меня перед глазами уже темно. Я их закрываю. Если смерть чувствуется так, то я хочу жить дальше. Надеюсь, всё это, всё же, не напрасно. Последнее, что я могу слышать - это затихающие истерические всхлипы Артура. Надеюсь, выживут хотя бы они с Эмилем. Примечания: (1) - 11-я танковая дивизия была создана в марте 1941 года. Дивизия была сформирована в ответ на неожиданный успех немецких танковых дивизий. 11-я танковая дивизия была ответственна за несколько крупных побед в Нормандской операции летом 1944 года, вскоре после высадки 6 июня 1944 года, и участвовала в быстром продвижении через Францию, Бельгию и Нидерланды, а также позже форсировала Рейн в марте 1945 года, а затем вторглась в Германию. (2)Крусейдер - британский средний крейсерский танк периода Второй мировой войны. С появлением к 1943 году более совершенных танков, таких как M4 «Шерман» и Mk VIII «Кромвель», «Крусейдеры» переводились на второстепенные роли или переделывались в самоходные установки. Производство танка было закончено в 1943 году. В ходе серийного производства в 1941—1943 годах было выпущено более 5300 экземпляров «Крусейдера», ставшего одним из самых многочисленных британских танков Второй мировой. В СССР по программе ленд-лиза танки «Крусейдер» не поставлялись. (3) Кромвель (Cromwell Mk Vw) — вариант со сварным корпусом и увеличенной до 101 мм толщиной лобовой брони корпуса и башни. Считался более устойчивым, но всё же уступал "Шерману". (4) Операция "Эспом" - 11-я танковая дивизия, как часть 8-го армейского корпуса, была готова к действиям 26 июня 1944 года в рамках операции «Эпсом». Операция «Эпсом» считалась неудачной, но она вынудила немецкую армию отказаться от наступательных планов. (5) Операция "Гудвуд" - 11-я танковая дивизия была перемещена на восток от Кана, чтобы возглавить операцию «Гудвуд». Ошибки планирования и исполнения в сочетании с сильной обороной вермахта привели к тактическому поражению британцев. Всего за два дня боёв она потеряла около 200 танков, что составляет более половины его состава. (6) Арденнская операция - операция немецких войск на Западном фронте в ходе Второй мировой войны. Проведена 16 декабря 1944 — 29 января 1945 в Арденнах (юго-запад Бельгии) с целью изменить обстановку на Западном фронте, разгромив англо-американские вооружённые силы в Бельгии и Нидерландах, по возможности склонить США и Англию к сепаратным переговорам о мире и прекращении боевых действий на Западе, тем самым высвободить силы для Восточного фронта. (7) Датское освободительное движение - в первые годы оккупации Датское движение сопротивления было малочисленным и не обладало значительным влиянием. В 1942 году антифашистская активность возрастает, однако до 1943 года основными формами деятельности датского движения Сопротивления являлись антифашистская агитация, саботаж и бойкотирование немецких мероприятий, в меньшей степени — сбор информации для стран антигитлеровской коалиции и диверсии.