Влюбленность

Малфой сидел на кровати. Простыня была смята, по лицу стекал пот, сердце бешено билось, в глазах стояли слезы, а в голове было абсолютное непонимание происходящего. Ему приснился страшный сон. Про Грейнджер. Да, ту самую Грейнджер, о которой он ни разу в жизни не отозвался лестным словом, которую он готов обзывать грязнокровкой вечность. Ту самую выскочку, каждое слово которой раздражает весь Слизерин, звенящий голосок которой вызывает лишь только отвращение и сочувствие к ее друзьям, которые слышат его дни напролет. Но это не самое страшное. Грейнджер умирала у него на руках, а он ничего не мог сделать. Только умолял ее не закрывать глаза, ее красивые глаза и оставаться с ним. И плакал. Глупо! Как глупо! Тебе же должно быть все равно, ты должен радоваться, глумиться, но никак не плакать! Уж точно не умолять ее вернуться к тебе! Что же это такое? Что с тобой происходит, глупый ты мальчишка? Сердце так и продолжало колотиться, пытаясь выпрыгнуть из груди. В комнате казалось ужасно душно, хотя все его соседи спали, укутавшись с головой в одеяла. Единственным верным решением сейчас было выйти из этой отвратительной спальни и хорошенько подумать. Все равно, если поймают, главное не находиться в этом затхлом месте. Выйдя в коридор и не встретив никаких преград на своем пути, он дошел до ближайшего открытого окна, сел прямо под ним, закрыл глаза и тяжело вздохнул. Ну и что это было? Хороший вопрос. А ответ на него пугал каждую клеточку его сознания. Той самой части сознания, отвечающей, по всей видимости, за адекватность. Он уже давно чувствовал это ужасное теплое чувство. Но боялся признаться самому себе. Он и … это? Малфой точно не создан для такого. Однако в такой ситуации даже он не мог не согласиться со своим внутренним голосом. Отвратительная, до ужаса смешная мысль пробежала у него в голове. Он остановил ее, хорошенько подумал и согласился. Драко Малфой влюбился в Гермиону Грейнджер. Голова трещала по швам от одного только осознания этого, но отрицать было бессмысленно. Глупость какая-то, но ведь так и есть. Однажды он спросил у матери, что такое влюбленность. Он был еще маленьким, а это был один из тех вопросов, которые дети задают своим родителям лежа в кровати после прочтения очередной захватывающей сказки. Нарцисса лишь слегка покачала головой и, улыбнувшись, сказала: — Это, дорогой мой, когда в толпе людей, среди миллионов лиц тебе важно лишь одно. И только оно тебя волнует. И как бы Драко не хотелось это признавать, так оно и было. Он прекрасно понимал, что все его мысли забиты этой несносной девчонкой. Что теперь его волнует, ела ли она, потому что на обеде ее не было; ложилась ли она спать, потому что завтра много контрольных, и, очевидно, эта сумасшедшая готовилась всю ночь; как она провела каникулы, ведь она была одной из немногих, кто решил не возвращаться домой. Это глупо, глупо, но этого теперь не отнять. И вдруг его перестает раздражать ее звенящий писклявый голос. Вдруг каждое слово, вылетающее из ее рта привлекает его внимание, каждая ее не смешная шутка кажется невероятно забавной. Вдруг ее лицо становится эталоном женской красоты, и каждую девушку он невольно сравнивает с ней. Вдруг то, что они партнеры на уроках по Зельеварению перестает его возмущать. Теперь он рад этому, и ждет этот урок как письмо от матери. Ее непослушные кудри вдруг стали манящими, а руки так и рвутся распутать их. И теперь, когда она проходит мимо, изо рта не вылетает ни одного ругательства. Теперь когда она просит его передать ей препараты для зелья, он рдеет, стесняется, будто в жизни не обменивался с Грейнджер словом. И вдруг она становится тем, ради чего он встает утром, тем что держит его на плаву. И он не может с этим бороться. Глупо, как же глупо… Он встал с пола. По телу пробежал озноб. Он уже и не знал от чего: от холода или от Грейнджер. Но думать не было времени. Сзади послышались чьи-то шаги. Лучше ему поторопиться, иначе Филч поймает Драко, и его отстранят от занятий на несколько дней. Разве мог он себе такое позволить? Завтра Зельеварение!