Как тебе такое, Лань Ванцзи?

В цзинши горело два фонаря: один у кровати, второй – на столе, где обычно работал Лань Чжань. Время близилось к вечеру, когда хозяин комнаты возвращался отдохнуть от дневных забот. Чем темнее становилось за окном, тем ближе было возвращение Лань Ванцзи, тем ярче светили фонари. Круги света соприкасались в том месте комнаты, где Вэй Усянь приготовил дубовую бочку. Горячая вода, принесённая несколько минут назад, источала лёгкий пар, взмывавший к потолку. Вэй Усянь едва не задремал, медитируя на полупрозрачные всполохи водного тумана.   Сон его прервался, когда едва слышно заскрипел гравий на дорожке, ведущей к дому. Лань Ванцзи всегда двигался бесшумно, словно призрак, и то, что сейчас он позволял мелким камешкам хрустеть под белоснежными сапогами, означало только то, что он предупреждал Вэй Усяня о своём приближении. Расплывшись в довольной и немного коварной усмешке, Вэй Усянь поднялся, чтобы встретить его на пороге.   Лань Ванцзи никогда не показывал, насколько устал. Его возвращение и последние часы перед сном были небольшим сокровищем для обоих, особенно ценились и хранились у сердца. Если кто-то из них покидал Гусу Лань, то второй безоговорочно ждал возвращения, охраняя покой и уют их маленького убежища. Сегодня настала очередь Вэй Усяня. Ещё утром, натренировав небольшое хитрое заклинание, что пришло к нему во сне, он придумал маленькую каверзу и тщательно хранил её весь день, стараясь не подать вида о задуманном. Конечно, на его лице то и дело вспыхивало лукавое предвкушение, и это заставляло Лань Ванцзи обеспокоенно чуть сводить к переносице брови и более внимательно, чем всегда, наблюдать за мимикой своего благоверного. Вэй Усянь, зная за собой такую беду, старательно держал лицо, но иногда всё же забывался, улыбаясь невпопад или тихонько хихикал.   Каверза, что он придумал, была чудесно хороша!   А уж как ей «обрадуется» Лань Чжань!   Последняя мысль заставляла хихикать громче. Лань Ванцзи –  пламя, бушующее в ледяной глыбе, костёр, что пылает под каменной плитой, — давно напрашивался на что-то подобное. Сколько бы раз за ночь он ни брал Вэй Ина, никогда не выдавал сжигавшей его страсти лицом. Лишь изредка розовели кончики ушей, но белая кожа щёк, шеи и всего тела оставалась той же инеисто-снежной, едва не сверкающей на свету. Вэй Ину было даже обидно. Сам он никогда не сдерживался: когда было хорошо, то сообщал об этом горловыми стонами, громкими вскриками, шёпотом похвальбы, что лилась Лань Чжаню в уши. Румянец заполнял щеки Вэй Усяня, спускался разливами на шею и грудь. Во время любовных схваток они словно специально старались быть непохожими друг на друга. Даже в обычной жизни их различия не так бросались в глаза.   А ещё Лань Чжань молчал.   Он молчал большую часть жизни и не собирался изменять привычке даже в постельных утехах. Почему-то Вэй Усяня это очень задевало. Ему хотелось хотя бы разочек услышать стон или восклицание Лань Ванцзи, которое дало бы понять, что тот по-настоящему, теряя внешнюю невозмутимость и холодность, на самом деле пылает не меньше, чем Вэй Ин. И сегодня настанет час, когда Лань Ванцзи запросит пощады!   Доски пола хрипло возвестили о том, что Лань Чжань поднялся ко входу. Вэй Усянь мгновенно подскочил к дверям и раздвинул их, пропуская хозяина комнаты внутрь. Лань Ванцзи едва сделал шаг за порог, как Вэй Ин тут же прижался к нему со спины, обвил руками за грудь, словно опутывал лианами вековое дерево, и зарылся носом в благоухающие сандалом длинные волосы.   — Гэгэ, я так скучал, — капризным голосом сообщил Вэй Ин. – Ты совсем меня позабыл.   — Невозможно, — отозвался Лань Чжань, не останавливаясь, с повисшим на его плечах Вэй Усянем прошёл внутрь.   — Невозможно, чтобы ты забыл меня? – хихикнул тот. – Суровый Лань Ванцзи признаёт, что не может жить без своего Вэй Ина?   Лань Ванцзи промолчал. Вэй Усянь напоследок поглубже вдохнул привычный аромат, лёгким холодком пропитавший не только волосы и кожу Лань Чжаня, но, казалось, и всё вокруг, и нехотя отцепился.   — Я приготовил ванну, гэгэ, — лукаво сообщил он. – Помочь тебе помыться?   Лань Ванцзи обернулся через плечо, уловив хитринку в его голосе, но Вэй Ин притворился самым честным человеком на свете. Неизвестно, кого он хотел обмануть. Видя его нарочитое спокойствие, Лань Чжань чуть прищурил глаза, словно проникал сквозь тело Вэй Ина сразу в мысли. Срочно пришлось опустить глаза в пол и притвориться покорным и робким.   — Помочь, — наконец разомкнул уста Лань Чжань.   Вэй Ин только этого и ждал. Мгновенно оказавшись возле Лань Чжаня, обхватил его и воспользовался разрешением, чтобы немного поласкаться. Тыкаясь в плечо лбом, как напрашивавшийся на поглаживания тигр, притворившийся котёнком, Вэй Ин ощутил кожей гладкую прохладу жёсткого шёлка, провёл ладонями по рукам Лань Чжаня вниз, пощекотав кончиками пальцев запястья, и ощутил короткий плеск дрожи, прошедший по его телу. Лань Ванцзи приподнял руки, позволяя снять верхнее одеяние, и Вэй Усянь, противореча своей извечной привычке, аккуратно сложил его и отложил на стол. Развесить вещи на ширме у него не хватило выдержки. Но даже такое обращение Лань Чжань одарил благодарным едва заметным кивком головы, заставив Вэй Ина немного собой погордиться.   Настала очередь пояса, и для того, чтобы развязать его, Вэй Ин встал на колени, глядя на Лань Чжаня из-под лукаво прикрывших глаза ресниц. С губ, не уступавших цветом и гладкостью самым изысканным сортам розового пиона, сорвался неслышный вздох. Вэй Усянь обернул пояс вокруг ладони, снял изысканным жестом и улыбнулся Лань Ванцзи. Тот смотрел напряжённо и тихо, лишь широкая грудь вздымалась чуть заметнее, чем обычно. Вэй Ин склонился, придержал ногу Лань Чжаня под коленом и стянул с изящной узкой ступни белоснежный сапог. Лань Чжань, чувствуя его пальцы сквозь пелену шёлка на нежном отзывчивом местечке с внутренней стороны ноги, едва не покачнулся, но устоял. Вэй Ин, притворяясь, что не заметил, хитро улыбался, пряча лицо. Словно ничего не было, он в той же манере разул правую ногу Лань Ванцзи и только тогда поднялся.   Сегодня Лань Чжань не вызывал в нём желания сравнить себя с капусткой. Наоборот, Вэй Ин снимал его одеяния так, словно разворачивал свой самый драгоценный подарок. Медленно, почти церемонно, он помогал Лань Чжаню разоблачаться. Последними оказались сняты нижние одежды, и Лань Ванцзи оказался перед Вэй Усянем во всём блеске своей сахарной наготы. Белая кожа, перед которой самый драгоценный нефрит казался пожелтевшим старым камнем, отражала тёплый свет фонарей. От того, какой сладкой она казалась, во рту Вэй Ина скопилась голодная слюна. Не удержавшись, он наклонился и запечатлел едва заметный поцелуй – только касание губ, не больше – на поджаром животе. Медленно преклоняя колени, Вэй Ин следом поцеловал бедро Лань Чжаня, едва не расхохотался, когда увидел, как крупный член в ответ на это мгновенно налился силой.   Но время ещё не пришло!     Протянув руку и не подавая вида, что заметил, как с трудом переставляет ноги Лань Чжань, Вэй Усянь повёл его к деревянной бочке. Усадив своё замершее сокровище, он вылил в бочку воду, и пар окутал обоих лёгким туманом. Наполнив ванну, Вэй Ин осторожно расправил тяжёлый водопад гладких чёрных волос, расстегнул скреплявшую их заколку, а перед тем, как снять лобную ленту, наклонился к Лань Чжаню и спросил:   — Гэгэ позволит мне снять?   Лань Ванцзи одарил его нечитаемым взглядом, но не протестовал. Вэй Усянь развязал ленту, церемонно поцеловал её в клановый знак Гусу Лань и со всем возможным почтением отнёс вместе с заколкой к остальной одежде. На обратном пути он прихватил коробочку с мыльным корнем, отрез мягкого полотна и, вернувшись, сам намылил его.   — Гэгэ позволит себя вымыть?   Лань Чжань с идеально выпрямленной спиной сидел в ванне. Едва услышав вопрос, он так сильно сжал бортики, что оставил выщербины на поверхности.   — Гэгэ снова не бережёт имущество, — укоряюще прищёлкнул языком Вэй Ин. – Скоро его дядя и вовсе запретит носить к нам ванны.   Он подошёл к Лань Ванцзи со спины, поднял последнее ведро с горячей водой и осторожно вылил тому на голову, заставляя волосы блестеть, будто лаковые. Чёрные, густые, они с трудом намокали, но Вэй Ин продолжал поливать их водой. После этого, растерев в ладонях мыльный корень, он запустил пальцы между тяжёлых прядей, ласково касаясь головы Лань Чжаня. Тот снова вздрогнул всем телом, но продолжал молчать. Лишь прикрыл глаза, а поза его стала более расслабленной. Вэй Ин вымыл ему голову, намылил волосы и заставил Лань Ванцзи окунуться, смывая пену. Волосы всплыли на поверхности, словно листья и лепестки небывалого чёрного лотоса. Вэй Усянь собрал их в кулак, заставил вынырнувшего Лань Чжаня откинуться на край ванны, и отпустил пряди. Чёрным потоком они заструились между пальцев вниз. Вэй Ин недолго полюбовался их переливами в свете фонаря. Лань Ванцзи наблюдал из-за плеча, ища подтверждения догадки, что стал жертвой какого-то непонятного розыгрыша. Успокаивая его и отводя подозрения, Вэй Усянь ласково поцеловал наконец-то потеплевшую от горячей воды щёку.   — Гэгэ такой красивый, — вздохнул он. – Не налюбуешься. Лань Чжань так вдохновенно промолчал, что Вэй Ин снова поцеловал его – уже в губы, тёплые и сладкие, приоткрывшиеся навстречу. Боясь всё испортить, углублять поцелуй Вэй Усянь не стал, опасаясь за собственную выдержку. Созерцание обнажённого и прекрасного Лань Чжаня творило с ним ужасные вещи.     Намылив ткань, Вэй Усянь мягко провёл ею по плечам Лань Чжаня, омывая руки и грудь, не скрытую водой. На белой коже заострившиеся соски алели, как капли киновари, и от прикосновения к ним кончики ушей Лань Ванцзи предательски порозовели. С величайшей осторожностью Вэй Ин коснулся мочалкой выпуклого следа от ожога тавром, горевшего прямо над сердцем. Этот шрам каждый раз напоминал ему, насколько сильна любовь Лань Чжаня, хотя правда о ней почти никогда не срывалась с его губ. Вэй Ин наклонился, коснулся шрамов губами и прижался к влажной коже ухом.   — Что ты делаешь? — спустя несколько мгновений спросил Лань Ванцзи.   — Слушаю, — признался Вэй Ин. — Один человек однажды сказал мне, что лицо никогда не скажет того, что скажет сердце.   Лань Ванцзи смотрел на него и молчал. Никто другой никогда бы не заметил, но внимательный взгляд Вэй Усяня бил без промаха. Краешки губ Лань Чжаня чуть дёрнулись вверх, а едва заметная складка между бровей разгладилась. Светлые глаза Лань Ванцзи, отдававшие сталью и инеем острее Бичэня, стали совсем чёрными — так широко раскрылись зрачки, затопив собой радужку. Вэй Ин снова коснулся губами ожога, медленно, будто церемонно, и выпрямился.   Он намылил ткань сильнее, чтобы вымыть те части тела Лань Чжаня, что скрывались под водой. Сильный подтянутый живот чуть содрогался, когда его касалась мягкая мочалка. От прикосновений к отзывчивой коже на боках Лань Ванцзи с усилием вздохнул. Вэй Усянь почти перегнулся через край ванны, чтобы дотянуться до бёдер, и тут же, угадав намерение Лань Чжаня, ухватился за противоположный край бочки, не давая затащить себя в воду.   — Гэгэ так разыгрался, что я подозреваю в этом пару чаш «Улыбки императора», — пожурил он. – И это вместо омовения? Как не стыдно, гэгэ.   Притворно покачав головой, Вэй Усянь заставил Лань Ванцзи поднять ногу. Удерживая за щиколотку, он намыливал мраморную кожу, поражаясь тому, что мыльная пена – и та уступала ей в белизне. Хорошенько вымыв одну ногу, Вэй Усянь принялся за вторую, но уже с хитростью. Он мягко потирал свод стопы, заставляя  Лань Чжаня по-детски дёргать пальцами, и ухмылялся про себя такой милой реакции.   — Осталось только кое-что другое, — намекнул Вэй Ин, и напряжённый Лань Ванцзи поднялся.   Не обращая внимания на крепкий член с пурпурной бесстыдно оголившейся головкой, он протёр бёдра Лань Чжаня и пах, невесомо проведя по крепкой плоти намыленной рукой, но не усиливал нажим. Ему хватило и того, как Лань Ванцзи испуганно прикусил губу, почувствовав на самом сокровенном мягкую хватку Вэй Ина. Обойдя его и не давая полюбоваться коварным выражением лица, Вэй Усянь щедро принялся растирать бёдра Лань Чжаня сзади, не забывая мыть и упругие круглые ягодицы – и даже между ними. Лань Чжань, впервые почувствовавший эти бесстыжие прикосновения, дёрнулся, но сохранил видимость выдержки. Вэй Усянь неслышно хихикал, в красках представляя себе, как закаменело лицо Ханьгуан-цзюня, до этого времени даже не помышлявшего, что такое возможно.   — Ну, вот и всё, — наиграно воодушевлённо воскликнул он. – Гэгэ теперь самый чистенький в мире!   Лань Ванцзи, словно только того и ждал, рухнул в ванну, скрывая от постороннего взгляда результат своей несдержанности. Вэй Ин с трудом удержался от смеха. Давая Лань Чжаню передышку, он отошёл от ванны за нагретыми заранее простынями, чтобы не дать своему чудесному гэгэ замёрзнуть. Расправив их и закрыв от себя вышагивающего из ванны Лань Чжаня, Вэй Усянь всё сильнее предвкушал то, что задумал на эту ночь. Снимая капельки воды с белейшей кожи, он вдыхал аромат чистого тела Лань Чжаня, от которого кружило голову.   Ах, такой невинный его гэгэ. Он даже не представлял, что для него придумал Вэй Усянь.   — Может быть, гэгэ желает массаж после трудного дня?   Вэй Ин притворился маленькой услужливой жёнушкой, ещё и поклонился в пояс, спросив это у Лань Ванцзи. Тот молчал. Вэй Усянь поднял глаза и увидел ответный взгляд, горевший, как лесной пожар.   — Желает, — выдержка Лань Чжаню отказывала всё сильнее с каждой минутой.   Вэй Ин подал ему руку, чтобы помочь дойти до кровати, куда и уложил на живот, предусмотрительно застелив постель свежими простынями. Он удобнее уложил под головой Лань Чжаня подушку, попросил его вытянуть руки и… Настало время!   Прозрачные нити соткались из воздуха, обвив запястья Лань Чжаня, и заставили удерживать руки вытянутыми к изголовью. За ним эти нити сплетались плотнее, делая захват неминуемым. Тяжёлые, плотные, они удерживали руки Лань Ванцзи, стягивались в канаты, которые невозможно было разорвать даже ему.   — Что это? – сурово спросил Лань Чжань у вдохновенно хлопавшего в ладоши Вэй Ина.   — Сюрприз!   — Отпусти, — велел Лань Чжань. – Немедленно.   — Не отпущу, — возразил Вэй Ин. – И медленно!   Он присел у изголовья, приблизив лицо к суровому лику Лань Ванцзи.   — Мой суровый уставший гэгэ заслуживает небольшого отдыха. Сегодня я дам ему это. Отдыхай, Ханьгуан-цзюнь, а твой Вэй Ин сделает тебе очень хорошо. И не вырывайся! Чем сильнее ты стараешься, тем крепче заклятье.   Лань Ванцзи не поверил, снова дёрнул руками – и канаты действительно стали крепче, уведя его руки ещё выше.   — Я предупреждал, — укоризненно поцокал языком Вэй Ин. – Гэгэ меня не слушает.   — Слушаю, — сдался Лань Чжань. – Только отпусти.   — Нет, — хихикнул наконец Вэй Ин. – Только после того, как гэгэ хорошенько расслабится и отдохнёт. И я тебе помогу.     Лань Ванцзи замер, будто услышал самую серьёзную угрозу, а Вэй Усяню только это было и нужно. Оставив своего небесно-прекрасного гэгэ пытаться справиться с воздушными нитями, он отступил к столу, где дожидались часа орудия сладких пыток. Драгоценный набор кистей для каллиграфии, что он купил в подарок Лань Ванцзи на день рождения: ручки из драгоценного полированного дерева, туго набитый ворс. Широкие, средние и самые тонкие – они идеально подходили для изящных пальцев Лань Ванцзи и его изысканных иероглифов, каждый из которых был эталоном. Но перед тем, как вручить любимому это сокровище, Вэй Ин некстати придумал, в какое ещё дело их можно пустить. Следом же пришло на ум заклятье, которое он опробовал на лежавшем на кровати без движения доверчивом гэгэ.   — Что ты задумал?   Из глаз Лань Чжаня едва искры не летели. Он силился понять, что такое скрывал Вэй Ин за спиной, а тот только улыбался и любовался беломраморной идеальной красотой, распростёртой на кровати. Широкие плечи Лань Чжаня, его сильные руки, вытянутые к изголовью так, что целиком очертились все мышцы, его напряжённая спина, которой недолго осталось быть таковой – уж Вэй Ин-то постарается. Длинные и ровные, как каллиграфические кисти, ноги с изящными ступнями, сильные бёдра, над которыми высились полукружия упругих гладких ягодиц.   Длинные полосы шрамов от дисциплинарного кнута выделялись красными полосами на шелковистой коже, заставляя Вэй Усяня горестно вздыхать. Шрамы пересекались, накладывались друг на друга, словно кто-то разбил драгоценную фарфоровую вазу и неумело пытался склеить. Только в отличие от ваз, Лань Ванцзи лепили из другого материала, и царапины лишь остались снаружи, не ломая его изнутри. Даже с ними Ханьгуан-цзюнь был воплощением идеальности.    И весь он оказался в руках коварного Вэй Ина!     Подойдя ближе, Вэй Усянь убрал из-за спины руки и показал Лань Чжаню, что так долго скрывал от него.   — С Днём рождения, гэгэ! – воскликнул он, демонстрируя открытый деревянный пенал, в котором хранились кисти.   Лань Ванцзи опешил. Его молчание приобретало космический размах, и Вэй Ин успел испугаться.   — Тебе не нравится? – расстроился он.   Он так долго придумывал, что же подарить любимому Лань Чжаню, заказывал эти кисти специально для него – и вот его благодарность, сотканная из молчания. Лань Ванцзи поднял на него влажно блестевшие глаза. — Нравится, — выдохнул он.   В его взгляде светилось невообразимое обожание, но и удивления не меньше. Он будто не верил, что Вэй Ин решился подарить ему что-то, поздравить с днём рождения… У Вэй Усяня пересохло во рту.   — Я старался, — признался он. – На них твоё имя.   Он достал самую широкую кисть и показал её Лань Чжаню. Идеальными иероглифами, оттиснутыми золотом, там светилось его имя.   — Это потому, что я люблю тебя!   Услышав признание, Лань Ванцзи снова углубился в молчание. Он смотрел на стоявшего перед ним Вэй Ина и не произносил ни слова, ни издавал и вздоха. Наконец, когда у Вэй Ина от напряжения свело пальцы, Лань Чжань прикрыл прекрасные глаза ресницами и тихо проговорил:   — И  я люблю тебя.   — Ура! – воскликнул обрадованный Вэй Усянь. – Тогда самое время для урока!   Лань Чжань снова распахнул глаза и уставился на него в испуге и изумлении. На его вечно ледяном и бездвижном лице сменялась гамма выражений, заметных только намётанному — и влюблённому взору. Вэй Ин  очень хорошо знал своего гэгэ. Лань Ванцзи всем телом умолял о помощи, но вслух не произнёс ни слова. Вэй Усянь коварно усмехнулся. Уложив гэгэ на подушку бёдрами, он выправил из-под неё член, загнув вниз. Влажная головка украсилась новой порцией смазки. Вэй Усянь, умостившись меж чуть раздвинутых ног Лань Ванцзи, коснулся её, осторожно провёл языком, собирая прозрачные капли, а потом поцеловал снова – в самую вершину, обнял губами. Лань Ванцзи выгнулся под этой изысканной пыткой, воздушные путы заструились по его запястьям вверх до локтя, удерживая на месте, а Вэй Усянь выпрямился и вернулся на пол, становясь ближе к спине Лань Чжаня.   — Итак, продолжаем урок каллиграфии, — сообщил он.   Лань Чжань же в ответ исторг такой громкий и пронзительный стон, что пробрало даже Вэй Ина.     — Ученик на уроке должен быть молчалив и внимателен, — наставительно сообщил Вэй Ин. – Иначе на него будет наложено заклятье молчания.   Вместо него он использовал собственные губы, накрыв ими приоткрытые губы Лань Ванцзи, по цвету сравнявшиеся с киноварью. Чуть терпкий вкус смазки отдавался в поцелуе, но Лань Чжань и не думал брезговать – и вообще не думал. Подчиняясь настойчивости Вэй Усяня, он впустил язык между своих губ, позволяя ему буйно танцевать во рту. Вэй Ин наслаждался сладостью его рта совсем недолго, лишь пока стоны не превратились в хриплые вздохи, а после снова отпустил.   — Угадай, гэгэ, что я напишу!   Вэй Усянь старательно выводил кистью иероглиф, а Лань Ванцзи замер, словно и вправду старался угадать. Он отважно держался, унимая собственную дрожь, но вслед за первым иероглифом Вэй Ин начал выводить второй — ровно под первым. Чувствительная кожа возле шрамов чуть вспухла от прилива крови, белоснежно-фарфоровая спина приобрела лёгкий розовый оттенок. Вэй Усянь, облизав кисть, спустился ниже — на крутой изгиб поясницы, где и вывел последний иероглиф, заставив Лань Ванцзи издать долгий всхлипывающий стон.   — Гэгэ? — с беспокойством спросил он.   Влажный след на коже ещё блестел, когда коварный Вэй Усянь подул на него, заставив сильное тело бессильно задрожать. Лань Ванцзи глубоко дышал, более не издавая ни звука, и этим сильно расстраивал.   — Гэгэ? — снова спросил Вэй Усянь. — Если ты не понял, я повторю.   Он снова коснулся ещё мокрым кончиком кисти между лопаток Лань Ванцзи, но тот дёрнул плечом, пытаясь уйти от прикосновения.   — Я тебя тоже, — наконец признался он.   Вэй Усянь победно и ослепительно улыбнулся.   — То-то же!   Добившись, чего хотел, он всё же не бросил изысканную пытку. Не заставляя Лань Ванцзи больше ничего угадывать, он взял в правую руку самую широкую кисть, а в левую — самую тонкую из всех. Теперь он бесцельно водил ими по спине Лань Ванцзи, заставляя того то дёргаться, то дрожать. Широкой полосой ворсинки скользили по белой коже, кружили вокруг позвонков. Тонкая кисть вторила этим движениям, но доводила чувственность до неведомых высот. Вэй Усянь облизал её, чтобы кончик заострился, и там, где широкие мазки оставляли после себя порозовевший след от прилившей крови, мягко касался влажным тонким остриём второй кисти. Лань Ванцзи больше не издавал ни звука. Он снова спрятал лицо, скрыв свою беспомощность и слабость перед коварством Вэй Ина.   Вэй Усянь не останавливался, оглаживая длинным мягким ворсом кисточек каждое местечко на теле Лань Чжаня. Не оставил без внимания плечи и руки, бока и поясницу — везде побывали его бесстыдные кисти. Завершив мучения Лань Ванцзи, Вэй Усянь остановил широкую кисть рядом с копчиком, подержал там немного, дразня самыми длинными ворсинками, а потом мягко провёл над расселиной между ягодиц, не останавливаясь ни на мгновение. Кисть послушно скользила по гладкой коже, Лань Чжань мелко и часто дрожал, а кисть, продвинувшись ниже, замерла в руке Вэй Ина кончиком на вершине головки члена.   Лань Ванцзи захрипел что-то непонятное, но тихо, на самой грани слышимости. Только вибрация, отдавшаяся в его спине, выдала этот звук. Вэй Усянь победно хмыкнул. Отбросив тонкую кисть, он всё же не дал Лань Ванцзи ни секунды передышки. Устроившись между его ног, Вэй Усянь продолжил сладкие пытки тем, что дразнил крепкий толстый ствол мягким ворсом большой кисти, при этом, едва касаясь, вылизывал головку члена Лань Ванцзи. Тот напрягал сильные руки, пытаясь вырваться из пут, добравшихся до самых предплечий, но никак не мог вырваться. Его ноги дрожали, кожа обволакивала напрягающиеся, красиво очерченные мышцы, но Вэй Усянь не давал себя сбросить. То ли наказывая за непослушание, то ли в назидание, то ли по извечной привычке не прекращать шутки, он лукаво улыбнулся, наблюдая, как играют мышцы на широкой спине. Пальцы Вэй Ина скользили по бёдрам  Лань Ванцзи вверх и вниз, вниз и вверх. Кончиками ногтей Вэй Ин почёсывал покрывшуюся мурашками нежную кожу в сгибе коленей, слушая воодушевляющие стоны, на которые Лань Ванцзи оказался так щедр этим вечером. Наконец-то Вэй Усяню удалось разбить ледяную глыбу!   Он чувствовал себя королём мира, прекращая дразнить понапрасну. Лань Ванцзи уже достиг порога, за которым следовало или безумие, или беспамятство. Наградив любимого мягким поцелуем в центр поясницы, Вэй Усянь скинул свои верхние одеяния, оставшись только в тонких штанах и нижней рубахе. Его одежда в клановых цветах и с вышитым знаком Гусу Лань, вскинутая к потолку, спланировала вниз, как огромная снежинка, украсив собой пол. Осторожно убрав в пенал все вынутые ранее кисти, Вэй Усянь отнёс его на стол, по пути подобрав свою одежду тоже. Лань Ванцзи следил за ним, наполовину спрятав лицо за вытянутой вверх и опутанной прозрачными нитями рукой. Выбившиеся пряди скрывали и вторую половину, но между локонов ярко сверкал чем-то яростным и невысказанным светлый взор.   Вэй Усянь, вернувшись к кровати, расправил волосы Лань Ванцзи, расчесал пальцами длинные пряди, разложил на его широкой спине в замысловатый узор. Чернильные линии мягко кружили по молочной коже, свиваясь в сети, тщательно раскинутые Вэй Ином. Скрыв таким образом спину Лань Ванцзи, Вэй Усянь словно сделал нижнюю половину его тела более обнажённой. На фоне волос цвета воронова крыла бледность кожи Лань Чжаня ослепляла.   Но кое-что ещё осталось скрытым от любопытства Вэй Ина.   Снова устроившись между ног Лань Ванцзи, он раскинул их пошире, насколько позволяла длина круглой подушки, что лежала под бёдрами. Поначалу стесняясь, Вэй Ин всё же понемногу переводил взгляд от покрывшейся испариной поясницы на чуть дёргавшиеся от бессильных попыток Лань Чжаня полушария его ягодиц — и только потом осторожно посмотрел между ними.   Это было даже не удивительно. Судя по цвету губ и сосков, кое-где великолепный Лань Ванцзи терял приличествующую ему бледность. Кожа розовела тем ярче, чем ближе была к центру. Вэй Ин, презрев смущение, провёл пальцем от копчика до отверстия, заставив Лань Ванцзи напряжённо охнуть. Он обернулся, вперив в Вэй Ина острый взгляд, но получил вместо ответа только коварную улыбку, безуспешно притворившуюся смущённой.   — Лань-гэгэ, почему ты на меня так смотришь? Я же обещал тебе только хорошее этим вечером!   Лань Ванцзи молчал и продолжал смотреть на Вэй Ина. Тот перестал притворяться, расплылся в широкой и довольной улыбке и нарочито облизнулся. От этого по телу Лань Ванцзи прошла долгая судорога, заставившая напрячься все мышцы, а темнеющий вход — сжаться.   — Ах-ха-ха, — рассмеялся Вэй Усянь. — Храбрый Лань-гэгэ боится Вэй Ина, где это видано?   — Что бы ты ни задумал — перестань, — ровным голосом, не выдававшим волнения, произнёс Лань Ванцзи.   Вэй Усянь же уставился на него и молча любовался творением своих рук. Идеальные локоны Лань Ванцзи сейчас растрепались и падали на лицо, но не могли скрыть алого румянца на скулах и алых распухших губ. Скромник гэгэ, отворачиваясь, точно кусал их, не в силах вынести сладчайших пыток Вэй Ина! Тут же, подтверждая догадку, Лань Ванцзи прикусил нижнюю губу, добавив ей красок. Вэй Усянь не сразу понял, что это выступила капля крови, которая тут же растворилась на кончике языка Лань Чжаня.   — Гэгэ… — выдохнул Вэй Ин в приступе невероятного по силе восхищения.   Именно такого он и хотел добиться, затевая этот сюрприз. Он хотел, он ждал, когда увидит потерявшего над собой контроль Лань Ванцзи, но сейчас, когда это случилось, понял, что переоценил свои силы. И без того вызывавший восхищение в обычной жизни, Лань Чжань обратился сейчас истинным эталоном плотской страсти, сжигавшей Вэй Усяня с силой лесного пожара. Как и все, кто видел Лань Ванцзи суровым и молчаливым мужчиной тысяч достоинств, верхом самообладания и проводником высших духовных сил, Вэй Ин не мог представить себе такого Лань Ванцзи: растрёпанного, разнузданного в своём желании, отзывчивого и потерявшего выдержку. Вэй Ин смотрел на распростёртое перед ним тело, в котором белизна и киноварь сливались в миллионах оттенков, завораживавших взор подобно прекрасному пиону, и чувствовал, как из-под ног уплывает земля.   — Гэгэ… — повторил он с прежним восхищением. Лань Ванцзи требовательно смотрел на него, но ничего не говорил: ни мольбы о продолжении, ни требования прекратить больше не срывалось с распухших губ. Вэй Усянь же любовался им и думал, что если бы не влюбился так давно, что и сам не помнил, то сейчас вырвал бы из груди сердце и поднёс Лань Ванцзи на золотом блюде.   Вэй Усянь накрыл его собой от шеи до пяток, обнял за опутанные нитями плечи и поцеловал между лопаток.   — Я люблю тебя, Лань Ванцзи, — прошептал он.   Ответ донёсся до него шорохом листьев, не пробиваясь через заполошный перестук сердца, которое полностью принадлежало Лань Ванцзи, но по недосмотру билось в теле Вэй Ина. Запечатлев ещё один поцелуй в перекрестье шрамов, сошедшихся на позвоночнике, Вэй Ин продолжил расцеловывать спину Лань Чжаня, поклоняясь каждой ране, оставленной в доказательство его любви. Стараясь не давить, он приподнялся над спиной Лань Ванцзи на руках и медленно спускался всё ниже, а поцелуи становились лишь бесстыднее. Поясницу Лань Чжаня Вэй Усянь вылизывал со всем старанием, а потом, не удовлетворившись этим, оставил на бледной коже два расцветших алым засоса.   Лань Ванцзи снова отвернулся и спрятал голову за занавесью прядей. Он больше не протестовал, сдавшись на милость победителя, и принимал своё жаркое наказание со всем тщанием и усердием. Вэй Усянь не останавливался, опускаясь ниже, а когда перед взором открылись бледные ягодицы, без малейшего стеснения провёл языком между ними. Лань Чжань и тогда не издал ни звука, кроме короткого ослепительного выдоха, сопроводившего волну дрожи. Вэй Усянь лёг между его бёдер поудобнее, впился пальцами в белую кожу на упругих полушариях и развёл их в стороны, открывая себе Лань Чжаня.   Вэй Ин с усердием вылизывал тёмно-розовую кожу, собравшуюся морщинками, словно разглаживал каждую из них. Невесомо касался мягкого отверстия кончиком языка, а через минуту мокро вылизывал всё от копчика до чувствительной кожи у мошонки, но не опускался ниже, жестоко ухмыляясь при виде того, что его ласки творили с Лань Ванцзи: с потемневшего, ставшего почти каменным члена до простыни тянулись две вязкие ниточки смазки, а вены, вздыбившиеся вокруг ствола, пульсировали в такт течению крови. Вэй Усянь осторожно коснулся члена пальцами и ощутил, как тот вздрагивает от прикосновения, становится ещё горячее. Этот жар передался и ему. Приподнявшись, Вэй Усянь безжалостно стащил с себя нижнюю рубашку и отшвырнул за спину. Теперь он касался ног Лань Чжаня голым торсом — и не было ничего более откровенного.   Вэй Усянь снова устроился удобнее на затекавших от неудобной позы руках, но те отказали — как и предательские колени. Он буквально рухнул лицом между ягодиц Лань Ванцзи, но не собирался переживать об этом. Наоборот, так оказалось даже удобнее. Широко раздвинув полушария, Вэй Усянь так натянул кожу между ними, что темнеющее отверстие приоткрылось. Не думая больше ,чем обычно, Вэй Ин толкнулся в него языком, сцедил немного слюны и размазал её вокруг входа, не забывая едва заметно касаться краешками зубов. Мышцы натянулись вокруг языка, и Вэй Ин медленно обводил их языком. Следом он тут же начинал выцеловывать уже тёмно-алое отверстие, засасывая нежную кожу вокруг него.   Под ладонями нервно дёргались мышцы ягодиц. Дрожали бёдра, да и по всему телу Лань Ванцзи то и дело проходила короткая волна дрожи, от которой он вытягивался струной, но снова расслаблялся, стоило только Вэй Ину изощрённо и тягуче проникать в его тело языком. Лань Ванцзи больше не бился в путах, не вырывался, полностью подчинившись хозяйничавшему над ним Вэй Усяню. Тот же продолжал со всем бесстыдством, невиданным ранее даже для него самого, вылизывать Лань Чжаня в самых сокровенных местах, заставляя отвечать на ласки проникновенными стонами, то взлетавшими к небесам, то хриплыми и низкими. Лань Чжань словно превратился в музыкальный инструмент, который Вэй Ин заставлял петь по своей команде, извлекать такие мелодии, каких доселе не звучало.   Так увлёкшись вылизыванием Лань Ванцзи, Вэй Ин почти не обращал внимания на то, что приступы дрожи становились всё чаще, а перерывы между ними — короче. Сильные бёдра, между которыми он лежал, напрягались и расслаблялись в ритме, который он не мог уловить. Всё внимание Вэй Усяня было занято только тем, как бы доставить Лань Ванцзи больше удовольствия, пряного и запретного, после которого привычная жизнь станет ещё преснее, чем была. Лань Чжань напрягался и расслаблялся, вздыхал и стонал, издавая звуки всё громче — настолько, что вскоре мог поспорить в громкости с самим Вэй Ином, распятым под проникающими ударами самого Лань Чжаня. Исторгнув самый громкий вскрик и сжавшись, как порванная струна, Лань Чжань вдруг затих, а Вэй Усянь поднял голову и с громким смешком произнёс:   — Острожнее, гэгэ! Дядя может услышать…   Он не договорил, когда увидел, что на свежей простыне под Лань Ванцзи растекаются мокрые пятна, а измученный напряжением и ожиданием член исторгает из себя всё новые порции.   — Ох, гэгэ… — в голосе Вэй Ина сквозило сочувствие и восхищение. Он склонился между бёдер Лань Ванцзи, ловя губами последние капли семени, а потом дочиста вылизал головку. Выпрямившись на коленях, Вэй Ин посмотрел вниз и остался доволен — сюрприз удался.   Он помог Лань Чжаню освободить руки, когда снял заклятье, но тот не мог двигать ими. Вэй Усяню пришлось перевернуть своего гэгэ на спину, самолично опустить его руки вдоль тела, а потом ещё и растереть, возвращая в них ток крови. Кожа Лань Чжаня была тонкой и нежной, и под ней почти по-настоящему чувствовалось, как заполняются кровью венки. Лань Ванцзи из-под полуопущенных ресниц следил за движениями Вэй Ина, но не говорил и слова. Тот любовался в кровь искусанными губами, ярко-алыми щеками Лань Ванцзи, потерявшего этой ночью контроль — и самого себя.   — Тебе понравилось, гэгэ? — в притворной скромности опустил глаза долу Вэй Ин, но не удержался и бросил на недвижного Лань Чжаня взгляд.   Лань Чжань смотрел на него взором, в котором пылали тысячи костров, но ничего не ответил. Вэй Ин снова ухмыльнулся и потянулся к нему, запечатлевая на губах поцелуй — совсем невесомый, но и его хватило для того, чтобы почувствовать на языке не только вкус семени, но и крови его гэгэ. Вэй Усянь сыто облизнулся, отвечая на вспышку в глазах Лань Чжаня подмигиванием.   — Посторонись, Ванцзи-сюн, — попросил он. — Я поменяю простыни.   Лань Ванцзи даже не шелохнулся. Вэй Ин принял правила игры и, притворно вздыхая и жалуясь на то, какой непослушный ему достался гэгэ, кое-как, но поменял простыни на их кровати, а потом и сам следом нырнул в неё. Он привычно прижимался к горячему боку, кожа к коже, чувствовал биение сердца, в котором читал всё то, о чём Лань Чжань молчал, и доверчиво заглядывал ему в лицо.   — С днём рождения, гэгэ, — прошептал он. — Тебе понравился мой подарок?   Щёки Лань Ванцзи вспыхнули алым, а Вэй Ин довольно вздохнул. Его гэгэ мог хоть обмолчаться до смерти, не признавая очевидного, но то, что его сердце пропустило два удара, давая этим ответ, Вэй Ин услышал очень хорошо.   — И я тебя, — прошептал он, чувствуя, как его накрывают тёплым одеялом и прижимают к себе сильной рукой.   — И я тебя.