Что мешает хорошему мужу

— Для счастливого молодожёна ты выглядишь слишком расстроенным. Жермон поднял взгляд на Ойгена и в очередной раз — про себя, разумеется, — отметил талант друга сообщать очевиднейшие вещи с таким видом, будто он раскрывает сокровенные тайны бытия. Опрокинув в себя очередную — кажется, девятую — кружку пива и решив, что пора сходить до ветру ещё раз, Жермон тяжело вздохнул. Болтать о семейных неурядицах дело недостойное и неблагодарное, но если с кем и можно поделиться своими бедами, так это с Ойгеном. «Белобрысый барон», как метко прозвала его принцесса Матильда, был надежнейшим из сосудов, в которые можно сливать лежащие на душе беды и огорчения. — Ойген, я и сам не пойму, что делаю не так. Но явно что-то делаю! Присев на скамью совсем рядом, Ойген подлил другу ещё пива: — Рассказывай. А я разберусь, что и где ты натворил. Жермон, уже захмелевший достаточно, чтобы говорить о сокровенном, и не настолько пьяный, чтобы утратить способность говорить в принципе, неожиданно для себя почти всхлипнул. — Я так её люблю… никогда никого так не любил. Даже не подозревал, что способен на такое чувство. И тут как увидел её — словно мир вокруг расцвёл… — Это я уже слышал раньше. А сейчас-то в чём твоя проблема? — Ты слушай! — зачем-то обиделся Жермон и продолжил, — так вот, Ирэна — она лучшее, что только могло случиться со мной, я не заслужил такую женщину… — Друг, ты зас… — Пппдожди! — Жермон перебил Ойгена, взмахнув рукой и смахнув на пол кружку с пивом. Райнштайнер сделал знак подавальщице принести другую кружку. — Так вот. Я не заслужил такую женщину! И знаешь почему? — Почему? — Потому что я… — тут Жермон зажмурился, а потом стукнул кулаком по столу. — Потому что я не могу подарить ей то, что должен дарить женщине муж. Любовник. В общем, мужчина. Ну ты понял. Брови Ойгена съехались к переносице, придав ему очень задумчивый вид. — Герман, я должен уточнить. Исключительно для того, чтобы помочь тебе. У тебя… проблемы по мужской части? Ты не… Проще говоря, у тебя не стои́т?.. — Стоит! Ещё как стоит! Хочешь, покажу? — Нет-нет, я верю, верю. — Только толку-то… Раньше я никогда не оставлял женщину в постели обиженной! Никогда! Со мной они всегда достигали пика! Я ж… Да я… И так, и эдак… Как там у поэтов — в этой пещерке я всегда найду спрятанную жемчужину… Вот только у Ирэны… всё никак. Не найду. А я стараюсь! Я так стараюсь! Ойген помолчал пару мгновений. Потом наклонился ближе к Жермону: — А ты… пробовал с заднего входа? Или… — Ойген сделал совсем уж неприличный жест языком, бывший в ходу у солдат, — а? — Конечно, — Жермон с безнадёжным видом махнул рукой, — и сзади, и спереди, и языком, и пальцами… а всё без толку. — Хмм. — Толку мне от твоего «хмм»! Что мне делать-то?! — Дай мне времени до вечера, и я обязательно что-нибудь придумаю, — торжественно объявил Ойген. Парой часов позже Ойген с торжествующим видом вышел из гостиной, в которой его принимала Ирэна Ариго. Он нёс своему другу сведения, в которых одновременно были новости и хорошие, и плохие. И хороших всё-таки было больше. Да, роскошные усы придется сбрить — Ойген со всей присущей ему деликатностью донесёт до Германа, что именно они оказались мешающим (и чрезмерно щекочущим на всех фронтах) элементом, но вот на супружеском ложе теперь дело наладится.