Обещания

      Конец един для всех. Любое существо, будь оно органиком, синтетиком, Жнецом, да хоть Галактикой — смерть настигает всех, хоть и в разное время. И когда пробивает час, каждый оглядывался назад и оценивает проделанный путь. Некоторые им гордятся, другие стыдятся. Стыдятся, боясь осуждения, боясь, что их позабудут как плохой сон. Боятся, что их существование было бесполезным. И умирают они вместе со своими страхами.       А некоторые возвращаются назад. Возвращаются, потому что не могут оставить этот мир. Потому что они нужны этому миру. Потому что у них есть обязательства. И данные обещания.       Однажды она уже вернулась. Её мозг перестал функционировать из-за недостатка кислорода, тело превратилось в серую массу из мяса и органов. И в холодном, враждебном космосе она осталась тогда одна. И она должна была остаться там, потому что её время пришло. Потому что смерть — это естественно. А вот белые руки-роботы, маячащие туда-сюда над тем, что не могло раньше быть живым существом, — неестественно. И белый свет, ударивший в глаза, когда она открыла их — неестественно. И головокружение, возникшее после того, как она встала — неестественно. Все, что было после того, как «Цербер» подобрал то, что осталось от неё, — неестественно.       И сейчас, когда она лежит между бетонными плитами, крепко сжимающими её органы в кляксу крови, она поняла это, как никогда ещё не понимала.       Её неестественное воскрешение породило ряд неестественных событий: неестественная гибель оставшихся протеан, хоть и в форме Коллекционеров, неестественное уничтожение Жнецов, ведь, черт их дери, она пошла против самой Судьбы. И повела за собой не одну тысячу живых и неживых существ. И сейчас она только и может, что лежать, радуясь своей неестественной, и в то же время естественной смерти. Ведь что может быть естественнее, чем смерть? Что может прервать процесс, который не прерывается, не обращается вспять?       Ничего. И ей доставляло это удовольствие. Стабильность. Уверенность в том, что произойдет дальше. У космопехов такое бывает редко, а у спасителей Галактики и то реже. Но сейчас, наконец, все устаканилось, и она думает, что, наверное, счастлива. И собирается услышать последний толчок своего сердца. Спокойно.       «Шепард».       Умиротворённо.       «Я никогда не был в Лондоне».       Уверенно.       «Только попробуй не вернуться в мою постель!»       Не оглядываясь ни на что, плыть по течению.       «Не смей прощаться!»       К своей судьбе.       «Мы ещё увидимся».       К своей смерти.       «Если я не найду тебя в том баре…»       Разрывая оковы, сдерживающие по рукам и ногам.       «Увидимся на той стороне».       Разрывая…       «Будь осторожна, коммандер».       Разрывая…       «Наподдай им!»       А если не удалось разорвать…       «Я люблю тебя».       Возвращайся.       «Я вернусь».       Потому что когда-то ты сказала: «Я…       «Обещаю».

***

      Когда она дернулась, впервые за несколько часов, сверху посыпались мелкие камушки. Глубокий, со свистом и хрипом, вздох заставил все тело подпрыгнуть. Такое чувство, что ударили в солнечное сплетение — грудь жгло при каждой попадающей в легкие молекуле. Казалось, сейчас она опять умрет, но на этот раз будет умирать долго и мучительно.       Прошла вечность до того момента, когда её голова снова стала соображать, руки и ноги — отвечать на приказы мозга. Только сейчас она смогла понять те сигналы, которое тело подавало ей все это время — воздуха здесь мало, и он ужасно загрязнен. Руки сами зашевелились, вызвав очередной дождь из пыли и камушек. Попытка подняться вызвала активный протест всего организма, но она, как всегда, умело игнорировала его. Упершись руками в пол, она приподнялась. Кровь, стекающая из-под остатка металлических рукавиц на плече по самую ладонь, скрывала всю кожу, не оставив и маленького участка. Оттого, что жидкость засохла, сгибать руки, особенно в локтях, было жутко неприятно, но такие мелочи не стоили внимания. Сев, она оглянулась, думая, что, наверное, это можно записать в список её подвигов.       Кругом развалины. Серые и темные. Она подумала, что, возможно, это очередной из её снов, которые в большинстве своем были представлены именно в такой цветовой гамме. Очередной вздох и боль в легких разнесли эту теорию в пух и прах. Боль должна помогать проснуться, а она так и сидит на обломках Лондона и чувствует, как под остатками брони кровь из вновь раскрывшихся ран медленно, но верно стекает по ногам тонкими струйками и оставляет на бетоне яркие капельки. Это может сыграть злую шутку, но нет ни желания ни сил прибираться за собой.       Сзади послышалось шуршание. Правая Рука автоматически потянулась к спине, и нащупала там что-то мягкое, влажное и теплое. Кажется, это серьёзное ранение. «Вот черт», — хотела ругнуться, но напряжение голосовых связок скорее заставило бы её потерять сознание от боли, а не облегчить душу.       Рука стала рыскать по сухому камню. Прорыхляя пальцами щебенку, она совсем не думала о возможном заражении крови и её последствиях. Со стороны спины сейчас находилось что-то по-важнее.       Наконец, кончик среднего пальца скользнул по гладкому металлическому корпусу пистолета-пулемета. Схватив его, она, забыв о боли и переломанных костях, перевалилась на живот, вытянув правую руку и затаив дыхание. Так она пролежала минуту-другую, пока снова не вернулась боль по всему телу.       На руках подтянувшись к ближайшей плите и облокотившись на неё, она позволила себе расслабиться, за что тут же была наказана уколом боли в спину. Сплозла с плиты, смотря на небо. Дышала тяжело. Веки закрывались, напряженная, мертвая тишина казалась мягкой, приятной и усыпляющей. Даже пульсация в каждой царапины на её теле стала правильной, как будто отбивался ритм какой-нибудь песни.       Так бы и заснула, если бы не тихий шум, явно приближающийся, хоть и не так быстро. Снова открыла глаза, пальцами вытерла кровь, смешавшуюся с потом, со лба, что стоило неимоверных усилий, но немного приводило в чувство, и подняла оружие. Шум становился все ближе и ближе, и она смогла распознать в нем рев спускающегося челнока.       Снова позабыв об увечьях, дотянулась до вершины бетонной плиты и, опершись на неё руками, приподнялась. Руки дрожали, как и все тело, с губ срывались хрипы, кашель и стоны, но она, зажмурившись, поднималась все выше и выше. Когда гул совсем стих, её макушка уже появилась над камнем, и, перекинув левую руку и опершись на локоть, она резко поднялась и встала на колени.       Боль была невыносимая, но она все же устояла и не рухнула обратно. Раскрыв глаза, увидела перед собой разноцветные пятна и крутящиеся во все стороны серые темные камни. Зверским усилием воли подавив головокружение, она сощурила глаза, уставившись на источник шума. Надо же, и в правду, челнок. Стандартный челнок, с толстой синей полоской поперек металлического корпуса и каким-то символом. Символ, надо разглядеть символ.       Когда она увидела три звезды, прикрытые нечтом, похожим на колпак, поняла, что не дышит уже минуту.       Челнок Альянса. Буквально в нескольких сотен метров от нее.       Попыталась крикнуть, но вместо её громкого голоса из горла потекла яркая кровь. Сплюнув её и чувствуя, как снова наполняется ею рот, она оперлась на обе руки и медленно начала подниматься. Задвигала левой ногой, пытаясь выпрямить колено, и кое-как оперлась на носок. Начала выпрямлять правую ногу, но покачнулась и, потеряв равновесие, упала на спину. Изо рта фонтаном брызнула кровь, забрызгав лицо. Она лежала, силясь снова восстановить дыхание, сбившееся от удара об землю, и повернула голову вправо. В руке блестел черный металл пистолета-пулемета, за который она держалась так, что, казалось, проломит насквозь.       Её посетила мысль, отдававшая безысходностью, и она медленно поднимала свою трясущуюся руку перпендикулярно вверх. «Если он не заряжен, значит, я точно должна умереть здесь». Глаза неотрывно следили за белым дулом, лихорадочно блестели. А может, это были слезы. Слезы отчаяния.       Когда рука была достаточно выпрямлена, она подумала, что не сможет нажать на курок. А если и нажмет, и какого-то черта в нем ещё будут патроны, то её убьет отдачей, ибо удержать руку в таком положении при воздействии такой силы она не сможет точно. Никогда ещё она не думала о смерти так много, пронеслось в мыслях, когда слабый палец согнулся, придавив спусковой крючок.       Раздался выстрел.       Он оглушил её. Рука упала на землю, и, кажется, ещё одна кость была сломана. Она повторно согнула палец. Раздался второй выстрел.       Наверное, она стреляла час, пока не услышала грохот сдвигаемого камня. Пока не услышала стук армейских ботинок по бетону. Пока не услышала возню и крики.       — Черт, тут человек!       Кровь изо рта вытекала аккуратным ручейком. Под щекой уже образовалась красная лужица.       — Женщина! Живая!       Попытка шевельнуться, но этот раз обернулась абсолютной неудачей. Облегчение, накрывшее её пуховым одеялом, усилило гравитацию раз в сто, не меньше. Не было сил даже моргнуть пару раз.       — Мать мою! Это Шепард!       «Чертова субординация,— думала она, — зачем было изобретать её, если все равно к коммандеру обращаются одинаково как майор, так и генерал?» Очевидно, компания Джокера не прошла бесследно. Позже ей будет стыдно за эту никчемную шутку.       — Носилки! Быстрее, она умирает!       Несколько рук подхватили её, вызвав новую волну боли по всему телу. Издав сдавленный хрип, Шепард погрузилась в вязкую, бесконечную тьму.