Финикийские яблоки

Последний вифинский царь Никомед Филопатор, умирая бездетным, завещал свои владения Риму, и они превратились в римскую провинцию. Но знающие люди говорили, что завещание составлено не в пользу Рима — в пользу Юлия Цезаря. А всё потому, что вифинский правитель был очарован римским послом и испытывал к нему влечение греческого толка. Правду говорили люди или нет — но Адриан держал в уме этот слух, вступая в черту города Никомедия. И столица Вифинии преподнесла ему щедрый приветственный дар. Император в окружении свиты следовал центральными улицами, народ восторженно встречал его. Привычный к почестям, Адриан смотрел не на людей, а в небо, радовавшее ясной прозрачной голубизной. Но вот его взгляд задержался на фруктовом дереве и небольшом мраморном фонтане под ним. С тихим журчанием вода ниспадала в чашу-раковину с колонны, украшенной головками наяд. Адриан сделал свите знак остановиться и спешился. Люди, стоявшие возле фонтана, не успели разойтись. Император подошел к чаше, зачерпнул воды. Чья-то рука, тонкая и гибкая, как священный тростник на берегу Нила, протянула ему деревянную плошку для воды. — Мой господин, возьми это, если угодно. Адриан поднял глаза на сказавшего это и оказался в плену на долгие как жизнь, но краткие как миг шесть лет. — Как зовут тебя, юноша? — с трудом придя в себя, спросил Адриан. — Или ты не человек, а дух этого источника? Юноша не оробел от такого приветствия, а звонко рассмеялся. Этим он лишь укрепил впечатление о себе, как о юном божестве, которому не пристало трепетать от внимания простых смертных, даже самых могущественных. — Я Антиной, мой господин. Смиренный раб Валерия. Продаю финикийские яблоки на этой площади. К стройным ногам и правда была прислонена плетеная корзина, доверху полная спелых плодов. — Иди со мной, — Адриан взял юношу за руку. Назвавшийся Антиноем удивленно заломил бровь. — Мой господин не желает напиться воды? «Зачем мне теперь вода, если есть твои глаза, что прозрачнее источника муз?» — хотел ответить Адриан, но сдержался. За спиной толпились подданные и одним своим присутствием оскверняли каждое слово, произнесённое им от чистого сердца. — Едем во дворец, Антиной. И не зови меня впредь господином. Для тебя я буду Публием и просто другом. Юноша послушно последовал за ведущим его. А корзина с финикийскими яблоками так и осталась стоять у источника. Спустя много лет, когда безутешный император велел воздвигать города и храмы в память усопшего бога своей души, эти затвердевшие, ставшие каменными гранаты, — а может быть, и другие, кто знает? — продавались на местном рынке как реликвии, хранившие тепло рук Антиноя — раба, ставшего божеством.