***
— Ты совсем ее загоняла, — качает головой Тиссая, придирчиво рассматривая некоторые травы, разложенные на столе. Сабрина врывается в ее школу ранним утром. Без приглашения. Просто в какой-то момент в центре зала раскрывается портал, и чародейка оказывается перед глазами Тиссаи, отряхивая свое на этот раз более простое платье от желтого песка и пыли. Тиссая будто бы ощущает сухой привкус пустыни и хрустящие песчинки на зубах. Сабрина, только что побывавшая в пустыне, идет прямо к столу, прибирая к рукам несколько цветов. — Ничего, ей полезно, — фырчит женщина, осматривая свое платье на предмет еще каких бы то ни было дефектов. Они с Йеннифэр играют в догонялки. Сабрина открывает порталы, а затем пропадает в них, заблаговременно сказав своей ученице куда отправляться на этот раз. Ничего сложного, если брать во внимание тот факт, что Йеннифэр одна из лучших новичков, что готовятся пополнить ряды чародеев. Хотя, было одно но. В этот, последний раз Сабрина не говорит о том, куда направляется. — Она же уже не ребенок, — кивает Сабрина, отрывая от одного цветка лепесток и кладя тот обратно на стол. — До меня дошли слухи, что она просит у Капитула разрешить ей обучаться у тебя. — Это будет скандал, — Тиссая опускается в кресло, держа свою спину все так же ровно. Сабрина понимающе хмыкает, когда ее бывшая наставница откладывает растения в сторону и складывает руки в замок. — Ей пророчат большое будущее, Стрегобор и другие думают насчет того, чтобы отправить ее в Цинтру. Попытаться это сделать, ведь ее талант необычаен, — она морщит нос, между бровей залегает морщинка. — Если ей все-таки разрешат перейти под мое начало, что с ее упрямством выглядит не так уж невозможно, я в любом случае не допущу того, чтобы Йеннифэр из Венгерберга была всего лишь ученицей. Она может помогать мне в обучении юных чародеек. — Хочешь обучать ее? — Сабрина хитро щурится. — Она как неограненный алмаз, не так ли? Каждому хочется приложить свои силы для того, чтобы Йеннифэр стала великой. В центре зала снова раскрывается портал. Обе женщины одновременно поворачивают головы. — Я нашла тебя, — говорит Йеннифэр, тяжело дыша и опасно шатаясь на собственных ногах. Делает шаг вперед. — О… — удивительно, но когда она понимает, что Сабрина здесь не одна, а с Тиссаей, то усталость с ее лица исчезает бесследно, сменяясь незаинтересованностью в происходящем и как можно более расслабленной позой. Тиссая позволяет себе лишь дернуть уголком губ — уж слишком у ее будущей помощницы выразительное выражение лица. Но вот Сабрина привычки сдерживаться не имеет, да и не любит она это, так что просто поддается искушению и звонко хохочет, падая на стул с высокой спинкой. Йеннифэр идет неровными пятнами от смущения. — Смотри, а Йеннифэр выиграла, — подмечает Тиссая, поднимая голову и смотря на девушку. Йеннифэр видит в этом взгляде некоторую поддержку. И когда она улыбается, наклоняя голову, она просто не может не улыбнуться еще шире — кажется, глыбы льда внутри Тиссаи заскрипели немного. Сабрина возмущенно бормочет, бросая заколку, что отдала ей Йен с утра, на пол.***
Находясь рядом с Тиссаей, Йеннифэр понимает, что ее внутренняя и внешняя холодность, ее сила воли и сдержанность замораживает и уничтожает весь тот огонь, что Йен хранит в себе. Каждая искра, малейший всполох в душе оказывается тут же потушенным тем холодом, что несет в себе Тиссая. Она не живет, не горит, как это делает Йеннифэр, но существует, обстраивая себя, свои идеалы многослойными тоннами льда, чтобы, если что случится, обрушить их со всей той величавостью, которая присуща только ей. Тиссая вкладывает в обучение своих учениц всю себя, принимая временами жестокие, но столь действенные методы. За то время, что Йеннифэр без устали следует за ее спиной, она понимает, что каждый промах, каждая ошибка и ранение — все это оставляет слишком заметный рубец на душе Тиссаи. И именно поэтому лед Тиссаи лишь увеличивается, поражая своими масштабами. Не привязываться. Йеннифэр так отчетливо вдруг понимает это, что пропускает шаг. Летит вперед, путаясь в собственных ногах и готовясь больно удариться челюстью о мраморный пол, на котором то здесь, то там встречаются пожухлые стебли трав и цветов. Тиссая говорит, что иногда вещи созданы для того, чтобы умереть. Умереть и дать чему-то новому появиться в этом мире. Йеннифэр тоже так считает. Нет, конечно, она не думает, что ее призвание — умереть. Но что-то екает внутри нее каждый раз, когда Тиссая заставляет очередной цветок молниеносно погибнуть. Йеннифэр летит вперед, думая обо всем этом, как о чем-то разумеющемся. Закрывает глаза. Но вместо пола утыкается головой куда-то в грудь ректорессы. — Изящество, Йеннифэр, — говорит Тиссая, даже не двигаясь с места. Ее руки все так же сложены в замок спереди, что, наверное, в данном положении не удобно, но положения не меняет все равно. — Чародейка должна быть изящной. Йеннифэр молчит. Запах Тиссаи пленит, завораживает. И почему-то слишком удивительно — он не имеет ничего общего с тем, который почудился Йеннифэр тогда, на встрече с Капитулом. То был холодных морской ветер, отдающий солью и какой-то нездоровой безмятежностью, но сейчас слишком отчетливо чувствуется другой, совершенно не похожий Тиссая пахла ромашками. Йеннифэр чувствует себя грязной, когда начинает дышать этим запахом. Это грязно, может быть, пошло, но так чарующе, что невольно забываешь обо всем. А Тиссая молчит, лишь смотрит на свою помощницу снисходительно, с еле заметным намеком на этих пухлых губах, что у неё может считаться за полноценную улыбку. Йеннифэр не может противится, прижимается ещё ближе, не зная, что она вообще делает, но потом чувствует на своих плечах осторожные прикосновения. Именно что осторожные прикосновения — пальцы Тиссаи тонкие и холодные, но именно от них по телу Йеннифэр расползается тепло. Вспоминаются прикосновения матери, те были такими же приятными, как и прикосновения Тиссаи. Йен вовремя поднимает взгляд от воротника, что украшен какими-то ажурными рисунками, чтобы встретится с ее взглядом. Тот не выражает ничего, лишь слабый огонек среди огромных льдин начинает еле заметно дрожать где-то в глубине. Тиссая де Врие не показывала своих эмоций. — Простите, — спешно извиняется Йеннифэр, отступая на несколько шагов назад и кланяясь. — Я не хотела. Мои извинения. Стрегобор говорит, что иллюзии красивых девушек в его обители приносят ему настоящее удовольствие. И это удовольствие больше духовное, чем физическое, хотя, бесспорно, то тоже имело место быть. Йеннифэр слушает его сморщив нос. Все эти грязные рассказы ей не по душе, как и то, что сейчас она тратит время находясь с этим чародеем, хотя хотелось бы быть с другим. — Вид их тела завораживает, — говорит Стрегобор, плавно двигаясь перед Йеннифэр. — Они изящны, красивы, они знают, что нужно делать и делают это почти без единого слова против. Как тебе такое, Йеннифэр из Венгерберга? Такими и должны быть все чародейки, которым суждено попасть на королевскую службу. Движения их тела должны завораживать, приковывать все внимание к себе, их сила должны быть показана не в пылающих огнях вокруг, не в гневе, что струится по их венам и ищет выхода, но в блеске в глазах, их сила должна заключаться в том, могут ли они обуздать ее, или же вынуждена служить Хаосу. Если ты сможешь сделать это, Йеннифэр, тогда ты сможешь стать настоящей чародейкой. Йеннифэр запоминает, и в это же вечер, когда Тиссая провожает учениц по своим спальням, говорит: — Есть ли что-то, что может поменять мою внешность? Тиссая замирает на миг. Йеннифэр никогда не видела ее такой растерянной, и, наверное, только в тот миг она может заметить, как в глазах ректорессы вспыхивает и сразу же тухнет слишком знакомая для Йен эмоция. Она не может поверить в то, что увидела, просто не может. Но язык тела непревзойденной Тиссаи де Врие в тот миг меняется, и все сразу становится на свои места. — Вы напуганы? — спрашивает Йен подходя ближе. — Почему? — Цена этого слишком велика, Йеннифэр. Велика даже для тебя.***
Тиссая не позволяет никому делать это с Йеннифэр. Даже всеми признанному специалисту по магии красоты она дает четкое указание: — Не приближайся к ней, — спокойно, равнодушно, но настолько угрожающе, что Гилтин просто кланяется и уходит. Йен наблюдает. Тиссая кажется обеспокоенной. Это не нормально, совершенно. Это нельзя понять, Йен не может точно. Почему? Почему ее наставница вдруг стала такой дерганной? Где былая уверенность, которая словно стальной стержень держала ее еще несколько мгновений назад, когда Гилтин был еще здесь? Тиссая, словно в подтверждение своей слабости и, наверное, в единственный раз смотрит Йен прямо в глаза и четко, слишком быстро говорит: — Раздевайся. Стоять совершенно обнаженной перед Тиссаей де Врие — чувство непонятное, чуждое, какое-то совершенно не земное. Йеннифэр смотрит на свои босые ноги, сжимает-разжимает пальцы, но ни в коем случае не смотрит на ректорессу. А зря. Глаза той бегают по стенам, цепляются за неровную поверхность и выступы, но ни в коем случае не смотрят на девушку. Это странно. Йеннифэр не знает точно, нравится ли ей это, или же нет. Но это не вызывает отвращения. Нет. Тиссая говорит что-то почти шепотом. Потом повторяет. Йеннифэр чувствует, как жар от стыда поднимается от груди, растекаясь по щекам и ушам. — Простите? — Накинь свое платье. — Платье? — Да. — Но… Йеннифэр опускает голову, кивая. Молча накидывает светлое платье. И все это под внимательным взглядом Тиссаи и в полной тишине. Полумрак, разбавленный лишь неровным светом от свеч работает лишь на то, чтобы придать еще больше загадочности и напряженности этому моменту. Йеннифэр не знает почему Тиссая пожелала видеть на ее теле платье, но разумно молчит, ожидая дальнейшего приказа. Он не заставляет себя долго ждать. — Садись, — говорит Тиссая. Голос ее холодный и сочится каким-то безразличием, что Йен не понимает до конца. Но что она сделала не так? Ответ на этот вопрос найти не удается ни сейчас, ни даже через еще несколько мгновений, когда она уже находится на неаккуратном стуле. — Раздвинь ноги. Йеннифэр пытается собрать всю свою уверенность в руках, когда делает то, что ей говорит Тиссая. Это до безумия странно, непривычно и так смущает, что ее щеки начинают гореть. Или же это просто от жара. Пот выступает на ее теле, стекает крупными каплями вниз, разбиваясь о каменный пол. Ужасно. Ужасно. Ужасно, ужасно, ужасно. — Зачем платье? — спрашивает она, как только руки Тиссаи, такие нежные и мягкие на ощупь, стягивают платье ниже, обнажая грудь и живот. То висит на ее тазовых костях ненужной тряпкой, и это смущает еще больше, чем если бы она была совершенно обнаженной. — Не задавай глупых вопросов. Йен послушно замолкает. Тиссая ничего не говорит все то время, пока приготавливает нужные инструменты. Она молчит даже когда Йеннифэр пытается обратить на себя внимание вопросами о том или ином действии ректорессы. Но ей в ответ следует только лишь молчание. Когда все приготовления завершены, Тиссая делает глубокий вдох. Выдох. Снова вдох, чтобы унять вдруг разбушевавшееся сердце. Йеннифэр наблюдает за ней с неприкрытым интересом и все нарастающим беспокойством. Почему Тиссая медлит? Тиссая поворачивается к Йеннифэр, держа в руках нож и щипцы. Горло будто бы сдавливает, но Йеннифэр слишком упряма для того, чтобы отступить сейчас. Она кивает, и почему-то в глазах Тиссаи мелькает что-то похожее на гордость и страх. Страх за себя, за то, что она делает, или же страх за то, что сейчас испытает Йеннифэр? Неизвестно. — Будет больно, — говорит Тиссая так, будто бы она будет лишь посторонним зрителем. Йен кивает. — Очень больно. Последующий час Йеннифэр помнит смутно. Она болезненно вскрикивает, когда Тиссая резко, слишком резко, вводит в нее нож, и ее глаза закатываются. Инструмент ворочается внутри нее раскаленным железом, режет, рвет на куски. Йеннифэр открывает рот, чтобы заорать, и вместе с криком из ее горла вырывается и хаос. Он оседает бесполезной поволокой где-то на полу, теряясь в юбках Тиссаи. Йеннифэр мотает головой и инстинктивно пытается вытолкнуть причиняющий такую боль предмет из себя, но не может, лишь причиняет себе еще больший вред. Она пытается расслабиться, расслабить свои мышцы и попытаться думать о чем-то другом. Не получается. Тиссая отстраняется от нее быстро, движения ее слаженные, привычные, будто бы то, что она сделала сейчас, вполне обычно. Но сил думать дальше у нее не осталось. Ее тело дрожит, дыхание сбивается к чертям, отчего она буквально задыхается. — Черт… — шипит Йеннифэр, выгибая спину и хрустя позвонками. Больно, так нестерпимо больно, что она не может даже заплакать. Ее лицо мокрое не от слез, но от пота, зубы скрипят, когда она их с силой сжимает. И все это сопровождается ее хрипами-криками, что заполняют все пространство. Она не была готова. Совершенно. Но новая порция адской боли выбивает из груди весь воздух.***
Они не видятся несколько лет. Йеннифэр пытается забыть Тиссаю, забыть Аретузу, и вполне себе справляется с этой целью. До одного момента. Ткань ее платья приятно прилегает к коже, а ожерелье подчеркивает грудь и шею. Отражение в зеркале говорит, что выглядит Йеннифэр просто превосходно. Так и должна выглядеть настоящая чародейка. Йеннифэр из Венгерберга. Она улыбается, но ее отражение не показывает этого. Вместо этого оно показывает лишь удивленное выражение ее лица. В комнате она не одна. И это не самое ужасное. Тиссая де Врие, собственное персоной, стоит позади, в середине комнаты, и смотрит прямо на Йеннифэр. Вдруг запахло ромашками и чем-то еще незнакомым. Йеннифэр дает себе обещание узнать это что-то во что бы то ни стало. — Что ты здесь делаешь? — вместо приветствия спрашивает Йеннифэр. Скрыть эмоции, не показывать свой огонь, который будто бы оживает при виде ректорессы. Невольно, на лицо наползает улыбка, легкая и почти незаметная. Слишком большая честь для той, что предала ее. — Я ожидала немного другое приветствие. Запястья Тиссаи все такие же тонкие. И все такие же желанные. Они скрываются под рукавами очередного платья и показываются всего на доли секунды. Кощунство — наслаждаться их редким видом с таким исступлением. Йеннифэр пытается, правда, пытается не смотреть на них, но у нее это плохо получается. Но потом она видит губы Тиссаи, почему-то сильно искусанные, шею Тиссаи — такую тонкую, снова украшенную колье и воротником, и… Глаза Тиссая были непривычно заволочены мутной поволокой, будто бы ректоресса не здесь. Она где-то далеко, где ее присутствие необходимо. Йеннифэр щурится, пытаясь разобраться, что же такого важного случилось, что Тиссая пришла к ней, что напряженной проволокой засело где-то в глубине ее сердца. — Не дождешься. — Жаль. — Что ты делаешь здесь? — Нам нужно поговорить. — Думаешь, в этом есть какой-то смысл? Йеннифэр наклоняет голову. Она бы многое отдала за то, чтобы Тиссая стояла перед ней так несколько лет назад. Слегка покачивала головой, щурилась и даже, может быть, улыбалась. Боже, как же она хотела видеть эту улыбку тогда. Но Тиссая была неприступной, и Йеннифэр даже не могла себе представить, чтобы та была такой открытой, такой досягаемой и такой простой, прямо как она, Йеннифэр. Но сойти до одного уровня с ней, Йен, Тиссая не могла. Не в ее это интересах — якшаться с той, что куплена за четыре марки. Позор ее имени, ее титулу и позор всей Аретузы. Это бесило. Тиссая не могла нарушить правила, которые сама же и создала. Каждому событию в своей жизни она находила решение, и несла это решение своим ученицам. Имя — получить, жизнь — заслужить, Хаос — о, Хаос Тиссая советует прятать далеко на дно бутылки и пользоваться только его крохами, что он милостиво отдает. Жалко. Йеннифэр только сейчас понимает, какая на самом деле жалкая эта великая ректоресса школы в Аретузе, и понимает, насколько жалкой и слепой была она сама. — Есть он, или же нет — решать только тебе, Йеннифэр, — говорит Тиссая, кладя руки на плечи своей бывшей ученицы. — Я буду ждать тебя в Аретузе. Капитул будет там в полном составе: сейчас нужен каждый чародей, даже самый посредственный, которым ты никогда не была.***
Все намного хуже, чем они себе представляют. Нильфгаардские войска были слишком подготовлены, так что чародеи, которых с каждой новой волной наступления становилось меньше, слишком быстро сдавали свои позиции. Йеннифэр, наблюдающая за всем свысока, почти с ужасом прощается с каждым знакомым ей чародеем, чей последний крик она слышит в собственной голове. — Тиссая. Ты нужна здесь. Говоря это, она не сильно старается плескаться бушующими внутри нее эмоциями. Слишком дорого, слишком неподходяще и слишком незаслуженно Тиссаей де Врие. Йеннифэр сжимает деревянную балку рукой. Когда Сабрина нападает на нее — Йеннифэр растеряна, испугана и слишком обеспокоена отсутствием наставницы. Она допускает единственный промах, который оборачивается для нее болью где-то в боку, но после же берет себя в руки. Она не должна так отвлекаться на Тиссаю. Просто не должна. А ветер развевает ее волосы и приносит запах крови, трупов и ромашек. Тиссая находится в самом пекле, среди трупов нильфгаардцев и чародеев. Стоит там, и у Йеннифэр в голове сравнение с ангелом смерти. Платье ректорессы местами порванное, грязное, прическа растрепанная, выбившиеся пряди то и дело лезут в глаза и рот. Но даже так, даже совершенно без сил, спина Тиссаи неестественно прямая, плечи расправлены. Йеннифэр успевает восхититься, почти мгновенно забывая все обиды, что неприятным комом смешались где-то в грудной клетке. Она делает несколько шагов к наставнице, от боли и усталости еле перебирая ногами. А затем Тиссая оборачивается. — Йеннифэр, — шепчет она ослабшим голосом. А затем падает. И вместе с тем падают и все блоки Йеннифэр, и все лживые обещания, и все стены, что она старательно возводила пытаясь отгородиться от смертельного холода Тиссаи де Врие. Она бросается прямо к ректорессе. — Йеннифэр… — Я здесь. Тиссая выглядит такой… Человечной. Такой необычной. Такой восхитительно доступной в этот момент с разводами грязи и кровоподтеками на лице. Йеннифэр не выдерживает, Йеннифэр запирает Хаос в бутылку снова и снова, чтобы крохи некогда великих льдин не рассыпались окончательно. Но… — К черту бутылку, Йеннифэр, — говорит Тиссая, и Йеннифэр не верит. — Взорвись Хаосом, взорви здесь все. Йеннифэр поднимается, оглядывается, а затем снова смотрит на Тиссаю. Та выглядит такой слабой — оставлять ее сейчас здесь одну выше сил Йеннифэр, но она не может поступить иначе. Она не может простить Тиссае ее предательство. Просто не может. Она уверена в этом так же непоколебимо, как и в том, что простила наставницу почти сразу же. Йеннифэр не понимает себя, не понимает, как после того, что сделала с ней Тиссая, наплевав на предательство и все слабости ректорессы, она все же находит в себе силы оставаться настолько же человечной, насколько Тиссая — холодной и неприступной. Это просто невозможно. Но смотреть на Тиссаю сверху вниз — действие слишком открытое, слишком желанное и приносящее неправильное удовольствие, что Йеннифэр просто не может не делать этого. Но она разворачивается и уходит. Чтобы вернуться, может быть, в последний раз. Но затем, остановившись уже на холме, она понимает: она просто не сможет сделать этого. Не сейчас. Тиссая должна сама прийти, сама, и плевать на то, что ректоресса еле стоит на ногах. Йеннифэр слишком устала. Устала. Устала сдерживать Хаос внутри себя. Это уже что-то невозможное. Она кричит. Боль наполняет все ее тело, внутренности горят адским пламенем, но вместе с болью приходит и облегчение. Последний раз Йеннифэр делает первый шаг к Тиссае. Последний раз — и огонь обходит ректорессу стороной. Йеннифэр видит удивленный взгляд Тиссаи, но затем все ее тело вдруг перестает принадлежать ей. Она сделала это. Смогла. И когда Тиссая встает с колен, смотря прямо на нее, Йеннифэр позволяет себе слабость: она заваливается набок, чувствуя тяжесть в собственных веках. Она не привыкла быть такой беспомощной, не привыкла. Но в том, что она лежит сейчас на спине, не чувствуя ни малейшего отголоска Хаоса в себе, в том, как близко, но так далеко слышатся крики Тиссаи, есть что-то свое такое чарующее и неземное привлекательное. Она чувствует жар и прикосновения ко всему своему телу: Тиссая осматривает основательно, то и дело шепча какие-то заклинания — Йеннифэр не хочет прислушиваться, — гладит, трогает, проводит кончиками пальцев, ступает на одну с ней, Йеннифэр, землю, безбожно пачкаясь. Огонь вокруг них все продолжает свой смертельный танец. Когда Йеннифэр закрывает свои глаза, Тиссая наклоняется к ней, и по ее щекам текут горячие слезы. Она смогла растопить ледяное сердце, и это определенно того стоит.