Итальянское солнце

Дерьмо, думал Ники, глядя на Зальцбург, размытый полосами дождя, струившегося по стеклу, ну и дерьмо. Осень — дерьмо. Зальцбург — дерьмо. «BRM» — то еще дерьмо. Он затянулся глубоко, до самого желудка. Не помогло. Горечь никотина не заглушала дерьмовый привкус, который в последнее время обрела его жизнь. Ники было плевать на погоду в любой день, кроме гоночного. Сегодня гонки не было. Он затушил сигарету, аккуратно растерев тлеющий столбик в тяжелой стеклянной пепельнице, и снова посмотрел в окно. По телевизору шли однообразные, как погода, новости. Дождь смыл краски с неба и парков. Неприметно серый, он мог быть символом чего угодно — угасания, безнадежности, тщетности. Ники было все равно. Дождь не имел отношения к его проблемам. Двухлетний контракт, заключенный Ники с «BRM», оказался палкой о двух концах. С одной стороны, это гарантировало ему возможность ездить в «Формуле 1» еще два сезона. Целых два сезона. С другой — «BRM» явно миновала пик славы. Лучшие дни команды были позади, а Стэнли, безупречный джентльмен и лицо «BRM» на всех официальных мероприятиях, не мог и не хотел вникать в техническую сторону дела. Для Ники это означало одно: он потеряет два года, плетясь в хвосте турнирной таблицы и не имея возможности исправить положение. Удручающая перспектива. Он выбил из пачки еще одну сигарету. Вкус показался ему приевшимся. Ну и дерьмо. Ники курил редко, в отличие от многих других пилотов считая эту привычку вредной — но не настолько, чтобы полностью от нее отказаться. Другое дело, если бы это понадобилось ради гонок. Ради гонок он недолго думая отказался от многого — нормальной учебы, семейного дела, карьеры, хороших отношений с родными. Ники никогда не считал это жертвой. Он даже не считал это за настоящий выбор. Он должен был ездить — это было его дело, его способ существования, его возможность стать лучшим. Цена Ники не волновала, с ценой он мог разобраться потом, когда дело будет сделано. Сейчас его бесило собственное положение, из которого не предвиделось выхода. Огромные суммы, взятые в банке под будущие чемпионские дивиденды, и машина, с которой он всякий раз сомневался, пройдет ли квалификацию. Если бы только Стэнли позволил ему довести болид до ума, если бы согласился хоть на какие-то изменения… Если бы в «BRM» хоть кто-то прислушался к его идеям… Зазвонил телефон. Ники затушил выкуренную до половины сигарету и снял трубку. — Мистер Лауда? — У говорившего был хороший английский с ощутимым штатовским акцентом, но Ники не усомнился, что тот итальянец — не столько из-за произношения, сколько из-за бьющей через край энергии, которая чувствовалась даже по телефону, сквозь вежливую сдержанность тона. — Сеньор Феррари видел вас на квалификации в Зандвоорте и заинтересован во встрече с вами. Вы можете быть в Маранелло завтра к полудню? Ники бросил взгляд за окно. Ему показалось, что на улице проглянуло солнце, но ничего подобного — дождь по-прежнему лил как из ведра. — Да, — сказал он. — Конечно. Я буду. Феррари. Выигрышный билет. НАСА вместо клуба любителей воздушных змеев. То, что нужно для Ники Лауды. — Я вас встречу, — сказал голос в трубке. — Мое имя Лука ди Монтедземоло. Положив трубку, Ники уставился на нее, будто это был не просто кусок пластмассы. Еще ничего не произошло, но он знал — случилось нечто очень важное. Такими приглашениями не разбрасываются. Если Энцо Феррари хочет встретиться, значит, его кандидатура уже обсуждалась, оценивалась. Звонок ди Монтедземоло — финальная часть этой предварительной работы. Дальнейшее будет зависеть от того, как Ники покажет себя на встрече. Наверное, он должен был волноваться, но вместо этого его охватило нетерпение. Он уже хотел быть в Маранелло, говорить с Феррари, показать, на что способен. Он позвонил в аэропорт, узнал расписание вылетов, заказал билет на подходящий рейс, сложил в сумку документы и необходимые в дороге вещи. Больше дел не нашлось. Ники вытащил сигарету, посмотрел на нее и сунул обратно в пачку. Курить не хотелось. Город за окном темнел и начинал загораться размытыми, дрожащими огнями. Лука ди Монтедземоло, вспомнил Ники. Он слышал о новом гоночном директоре, которого Энцо вытащил из Штатов, читал пару статей о нем, но не помнил, как тот выглядит. Судя по голосу, он был молод и энергичен. Может быть, повезет, подумал Ники, может быть, именно этот итальянец окажется человеком, не держащимся за устаревшие традиции, готовым к новшествам и экспериментам. Почему-то в это легко верилось, едва в ушах вновь и вновь звучал мелодичный, уверенный голос, и Ники невольно задумывался, каков окажется его обладатель.

* * *

Он узнал Луку сразу, без тени сомнения двинувшись навстречу худощавому темноволосому человеку в очках от солнца, несмотря на осень, заливавшего аэропорт Гильермо Маркони щедрыми лучами. Они сошлись, словно две идеальные прямые в точке пересечения. Рукопожатие Луки оказалось коротким и теплым. Свободной рукой он снял очки. При ярком свете его глаза показались Ники темнее, чем были на самом деле. — Рад встрече, — просто сказал Лука, и Ники совершенно искренне ответил: «Я тоже». Он уже знал, что на этот раз ему по-настоящему повезло.