Вспомнить, чтобы забыть

Такой душной и тяжелой темнота бывает перед грозой. Сколько ни пытайся вздохнуть, и грана воздуха не попадет в измученные легкие. Чувствуешь себя пойманной рыбой: разевай рот, извивайся на скользких досках палубы, стремясь вернуться в родную стихию, — поздно. Судьба тебя не пощадила. Тело дернулось в последнем отчаянном усилии, в глаза ударил яркий свет и… Ледяной воздух мазнул по щеке, освежающим потоком ворвался в легкие. Дитрих мучительно закашлялся и попытался встать хотя бы на четвереньки. Корабль скакал по волнам бешеной белкой, норовя выбросить незадачливого сухопутчика за борт. На чистом упрямстве Дитрих двинулся вперед — и всё-таки свалился, к удивлению своему ощутив под щекой колючую шерсть. В ноздри ударил запах пыли, от которого чуть не вывернуло наизнанку. Вокруг было подозрительно тихо, и Дитрих наконец открыл глаза. Перед глазами обнаружилась резная ножка дивана, под ней на светлых досках пола расплылось темное пятно. Правая рука почти не слушалась, и все же Дитрих сумел поднять ее к голове и ощупать себя. Каждое прикосновение отзывалось мучительной болью, волосы спутались и, кажется, слиплись в один большой колтун. Тихий стон, перешедший в заковыристое кэналлийское ругательство, заставил Дитриха забыть о собственных муках. Альмиранте ранен! Лекаря! Из ободранного горла вырвался свистящий хрип. Так он призовет разве что закатных кошек, нужно вставать и идти самому, и пусть мир хоть перевернется под его ногами! Диван в отвратительный синий цветочек заскрипел, когда Дитрих оперся на него, но все-таки выдержал. Шторм определенно продолжался, но жителя Хексберг не испугать штормами. Альмиранте где-то рядом! Обогнуть лежащий кверху ножками стул удалось с первого раза, а вот бархатный пуфик нахально подвернулся под ноги, едва не опрокинув Дитриха на грязный ковер. Качка всё усиливалась, а вместе с ней и тошнота. Здорово же ему по голове попало! Ротгер узнает — засмеет… Если выживет альмиранте — если они вообще смогут смеяться. Последние два шага дались особенно трудно. Дитрих рухнул на колени, вглядываясь в посеревшее лицо Первого адмирала Талига. Глаза были закрыты, изо рта вырывалось хриплое дыхание. — Альми.ранте… — позвал Дитрих, не слишком надеясь на ответ. Слипшиеся ресницы дрогнули — даже открыть глаза стоило альмиранте видимых усилий. Мутный взгляд скользнул по лицу Дитриха, потом ниже — на неподобающе распахнутый мундир… затем глаза снова закрылись. Шевельнулись обескровленные губы. С третьего раза Дитриху удалось понять отчаянную просьбу: «Пить!» Фляги на поясе не было. Дитрих огляделся по сторонам в поисках хотя бы воды для умывания, одновременно понимая, что при такой качке ни один кувшин не устоит, даже прибитый гвоздями. Взгляд бессмысленно скользил по незнакомой мебели, отмечая мелкие детали: подлокотник кресла в виде медвежьей лапы, изящный кованный подсвечник, залитый воском, одинокую фиалку в кучке земли, осколки глиняного горшка вокруг. Открытый огонь? Цветы в горшках? Каюта слишком большая даже для адмиральской, да и не стал бы альмиранте покупать мебель в синий цветок. Ледяной холодок пробежал по позвоночнику, сверху вниз, будто кэцхен за шиворот плеснула. Куда они попали?! И кувшин! Серебряный кувшин с водой для умывания как ни в чем не бывало стоял на столике возле двери, и даже не пытался съехать, хотя пол по-прежнему ходил ходуном. Новый стон заставил Дитриха виновато вздрогнуть. Он обязан помочь альмиранте, даже если Леворукий со всеми кошками будет висеть у него на плечах. Пусть голова рассыпается, как ветхий шлюп, налетевший на скалы, пусть на ногах будто деревянные колодки, а в горле поселилась шаровая молния — он дойдет! Кувшин оказался полон. Донести его в такую качку, не расплескав, показалось Дитриху невозможным — совершит ли он преступление, потратив немного живительной влаги на собственное измученное тело? Глоток, второй, третий… Очнулся он, только опорожнив кувшин наполовину. Жар в горле наконец-то унялся, в голове немного прояснилось. Обратный путь показался в разы короче — скоро уже Дитрих бережно приподнимал голову альмиранте, поднося горлышко кувшина к пересохшим губам. Альмиранте глотнул раз, другой, потом мощная ладонь его обхватила ручку кувшина поверх дитриховой руки — и остаток бесценной жидкости вылился ему на лицо. — Каррьяра… Стерев воду с лица, альмиранте приподнялся— и чуть не опрокинул Дитриха на себя. Со второй попытки ему все же удалось опереться на локоть, но на том успехи и кончились. — Проклятый шторм. Сколько он уже длится? Вопрос Первого адмирала предполагает четкий и правильный ответ, но как быть, если не знаешь сам? — Кажется… Не могу знать, господин адмирал. Нужно спросить у капитана корабля или вахтенного. — Будьте так любезны, — проворчал альмиранте и мощным усилием оторвал спину от пола. — Ох!.. Черные волосы альмиранте спутались, будто в них играла сотня кэцхен, но крови видно не было. Пол также оказался чистым. Альмиранте повезло больше, чем самому Дитриху, но что в таком случае произошло? Впрочем, удар по голове не обязательно оставляет открытую рану. Спустя некоторое время альмиранте все же удалось встать. Дитрих с облегчением убедился, что смертельных ран на этом огромном теле нет. Впрочем, как и на его собственном. Волосы слиплись от чего-то сладкого. Отражение в гладком боку серебряного кувшина показывало синяки под глазами и сбитые на одну сторону патлы. На манжетах застыли бурые пятна, но если это и была кровь — то не Дитриха и не альмиранте. Пока Дитрих пытался отчистить рукава от налипших шерстинок — проклятое одеяло! — альмиранте добрался до кормового окна и выглянул наружу. — Фок Лаузен, вы знаете, что мы на суше? — А? — Дитрих отчаянно завертел головой. Окружающие его странности тут же собрались в мозаику: люстра над головой, слишком высокий потолок, фарфоровые безделушки на буфете… Разумеется, они на суше! Но… где именно? Тело понемногу оживало. Дитрих вполне сносно дошагал до окна, с облегчением чувствуя под ногами крепкий, устойчивый пол. Только голова болела по-прежнему. Будто море, поселившееся внутри, билось о кости черепа. Вид из окна оказался безрадостным. Серая паутина голых деревьев начиналась прямо за близкой оградой и растворялась в тумане. Ни птичьих голосов, ни лая собак, ни шума ветра в ветвях, словно они застыли в жутком безвременье. Вспомнились сразу легенды, которые они с Ротгером слушали еще мальчишками, забравшись на печь в людской — о проклятом замке, в который можно войти, но нельзя выйти; о покоях Леворукого, по сравнению с которыми даже Закат — веселое местечко; про Долину выходцев… Дитрих на всякий случай посмотрел на свои руки — на левой ладони обнаружилась царапина, но зеленью она не отсвечивала. — Полагаю, нам следует представиться хозяевам, — мощная фигура альмиранте излучала уверенность, и Дитриху сразу стало легче. Что он как мальчишка, в самом деле! — Вряд ли нам будут рады, — улыбка получилась кривой и ненастоящей, но рука вполне твердо указала на царящий в комнате беспорядок. Альмиранте пожал широкими плечами и подал пример, начав застегивать мундир. Дитрих потянулся было к пуговицам, но тут в дверь постучали. — Войдите, — голос альмиранте был тверд и спокоен. Дверь открывалась всего несколько мгновений, но за это время в больной голове промелькнули десятки смутных образов, один кошмарнее другого. На пороге стоял Хулио Салина. — Доложите обстановку, — велел альмиранте вместо приветствия. Дитрих же с подозрением смотрел на гладко выбритый подбородок (в то время, как у них с альмиранте уже пробивалась щетина), чистый шейный платок и свежие манжеты, с положенной аккуратностью видневшиеся из рукавов мундира. Другими словами, родич соберано был свеж как утренняя роза, и это немало настораживало. — Я обошел два верхних этажа дома. Все незапертые комнаты пусты — ни слуг, ни хозяев. — Вы помните, как сюда приехали? Хулио вздрогнул и отвел взгляд. — Нет, альмиранте. «Он ненастоящий, — решил Дитрих. — Дух этого места принял знакомый нам образ, чтобы заманить в ловушку». Узнать подобную нечисть можно по мелочам, вроде аккуратно прилизанных волос и чистенького мундира, в то время, как остальные похожи на огородных пугал! Заговор Четверых здесь не поможет, потому что это не выходец, а эспер у них нет. Альмиранте не верит в Создателя, сам Дитрих потерял свою лет пять назад, а новую так и не заказал. — В таком случае, пойдем дальше вместе. Альмиранте принял единственно верное решение — прокладывать курс самостоятельно. Тот, кто притворялся Хулио, шел за ним на шаг позади, а следом тенью следовал Дитрих, внимательно следя за движениями нечистой твари. Кинжал, к счастью, остался за поясом. Пусть только дернется в сторону альмиранте! Дом по-прежнему не подавал признаков жизни. Ни скрипа, ни шороха, звук их собственных шагов отдавался пугающим эхом в пустом коридоре. Большинство комнат оказалось заперто — Дитрих не мог сказать, к сожалению или к счастью. Прежде чем стать капитаном порта, он служил на «Алвасете». Десятки раз он слушал свист картечи над головой, вел корабль сквозь шторм, первым перемахивал через притянутый кошками борт чужого корабля, прямо на сабли врагов — и тени страха не возникало в его сердце. Он и сейчас бы предпочел оказаться под дриксенскими пулями — только бы подальше от этих мрачных стен! Коридор закончился скрипучей деревянной лестницей. Альмиранте уверенно направился вниз. Дитрих понадеялся было, что они спустятся на первый этаж и хотя бы попытаются убраться из проклятого дома, но его надеждам не суждено было сбыться. На втором этаже потолки были выше, а вдоль стен стояли канделябры с оплывшими свечами, и казалось, что они ходят кругами по заколдованному лабиринту. Впереди вечность: сотни, тысячи, сотни тысяч раз широкая четырехпалая ладонь альмиранте будет ложиться на блестящую дверную ручку — и через миг отпускать ее в разочаровании. Несколько шагов — и новая дверь, ни единой завитушкой не отличная от предыдущей. Может, дверь вообще одна и та же, а они только напрасно перебирают лапками, словно мухи в застывающей смоле. Очередная ручка вдруг поддалась, скрип петель отозвался неприятной дрожью в коленях. Широкие плечи альмиранте едва поместились в дверной проем, целиком закрыв его, и потому дребезжащий старческий смех стал для Дитриха полнейшей неожиданностью. — Мое почтение хозяину дома. Маркиз Альмейда к вашим услугам. Альмиранте, наверное, и с самим Леворуким поздоровался бы так же спокойно! Впрочем, почему «наверное»? Может, это Леворукий и есть? Под несмолкающее дребезжание Хулио и Дитрих протиснулись из-за спины альмиранте и встали по обеим сторонам от него. Пыльные книги в беспорядке громоздились почти до самого потолка. Кое-где из стопок торчали пожелтевшие от времени листы, затянутые паутиной. Посреди книжного лабиринта, окруженный заплывшими свечами, скрючился старичок в засаленном халате. Руки его, испещренные старческими пятнами, вцепились в медвежьи лапы на подлокотниках. — Доббое уттро, ггоспода, — старик и говорил, дребезжа, как якорная цепь, — Да не ттруддитесь пббедставлятться. Я дднаю, дднаю… — голос его постепенно стихал, голова склонилась было на впалую грудь, но тут же снова вскинулась. — А вы не ппомнните, аа? Старичок склонил голову к плечу, став похожим на хитрого воробья. — Не ппомнитте, дднаю. Нниктто не ппомннит, ддаже ммариккьяре. Вы ммариккьяре, аа? Ххорошшаа моя насттойка, все пешшали скрашшивает… Дребезжание перешло в шипение, оно усыпляло, убаюкивало, затягивало паутиной, закрой глаза и качайся на волнах, тихо, спокойно, ничего не болит, и не может болеть, потому что тебя нет, не существует, а может, и не было никогда… Отчаянный крик разорвал тишину, выдернув Дитриха из подступающей дремы. Ротгер! Это совершенно точно был голос Ротгера, только никому и в страшном сне не могло привидеться, что Бешеный Вальдес умеет так кричать. Ноги сами понесли Дитриха по коридору к лестнице, и только десяток шагов спустя он с облегчением услышал позади тяжелую поступь альмиранте. Усталости как не бывало, лестницу он преодолел, прыгая через две ступеньки, и стрелой пронесся по коридору. Выбить дверь с первого раза не получилось, а потом тяжелая рука альмиранте отодвинула его в сторону — и через мгновение дверь слетела с петель. Ротгер шагнул им навстречу — босиком, в рубашке и белье. Лицо его посерело от пережитого ужаса. — Ты живой? — спросил Дитрих, и только потом позволил себе облегченно выдохнуть. — Я — да, — Ротгер сердито поежился и потянул к себе мундир, висящий на спинке кровати. — А кто нет? Дитрих оглянулся по сторонам, ожидая увидеть высосанный и затянутый паутиной труп. Почему-то жертвы библиотечного старика представлялись ему именно такими. На кровати обнаружилось что-то розовое. — Мы не потревожим твою даму? — спросил из-за спины Хулио. — Ей уже всё равно. Попасть в рукава Ротгеру удалось с четвертого раза. Из-под розового чепчика со множеством оборок виднелись светлые волосы и застывшее на подушке темно-красное пятно. — Ты ее убил? Дитрих коснулся колтуна у себя на голове, вспомнив собственное пробуждение. Может, они все давно умерли, а ходят и говорят по привычке? Не заслужили Рассвета, не пригодились в Закате, вот и застряли в сером безвременье, в паутине сумасшедшего библиотекаря? — Не я. И не её. — Ротгер задрал подол розовой ночной рубашки, обнажив совершенно не женские ноги, покрытые светлыми волосками. — И ладно б просто не дама, так это ж самый настоящий… — Гусь, — сказал Хулио, и Ротгер споткнулся на полуфразе. — Да. А откуда ты знаешь? — Тебе ведь еще повезло проснуться… — голос того, кто притворялся Хулио, звучал настолько странно, что Дитрих невольно положил руку на кинжал. Ничего, их здесь трое, справятся. — Гусь, — повторил альмиранте, и Дитрих наконец обернулся. Из приоткрытой дверцы шкафа вразвалку выбиралась белоснежная откормленная птица с синим бантом на шее. Черные глаза-бусинки недовольно оглядели собравшихся. —…с тем гусем. А не с этим, — закончил Хулио. Ротгер криво усмехнулся. — Не удивлюсь, если это один и тот же. Вдруг души умерших дриксов переселяются в гусей? Гусь недовольно зашипел. — Смотри-ка, понимает! Пока остальные любовались гусем лапчатым, альмиранте подошел к трупу гуся дриксенского. — Знакомое лицо. Широкая ладонь легла на шею, ища пульс, и вдруг тело под ней забарахталось, пытаясь вырваться. — Теперь их двое, — подытожил Ротгер, глядя, как сонный дрикс стаскивает с головы чепчик. Оборки безнадежно смялись и испачкались, зато белобрысая голова определенно была невредима. Во всяком случае, с виду, потому что попытка сесть успехом не увенчалась — дрикс хрипло застонал и рухнул обратно на испачканную подушку. Помятый вид его вызывал сочувствие, и Дитрих огляделся в поисках воды. Кувшин для умывания оказался точно таким же, как в прошлый раз, и точно также наполненным до краев. — Нашел, на кого тратить! — возмутился Ротгер, перехватывая руку Дитриха. Впрочем, сделав несколько глотков, он смилостивился и лично отнес кувшин дриксу. — С кем имею честь? — спросил альмиранте, когда тот напился. В самом деле, если пыльный старик казался порождением самого этого мрачного места, то дрикс в розовой ночной рубашке смотрелся здесь чужероднее, чем их компания во главе с альмиранте. Дрикс обреченно мотнул головой и зажмурился, невольно поднеся руку ко лбу. Возможно, внутри его черепа тоже билось море. Ротгер тем временем задумчиво смотрел на гуся, который, шипя, пытался стащить одеяло с кровати. — Мне что-то снилось, — наконец сказал он. — Редкостный кошмар, и гуси там определенно присутствовали. В том числе — этот. Подбородок его указал в сторону дрикса, полулежащего на подушках с видом умирающего лебедя. Породистое носатое лицо и Дитриху показалось знакомым, но имя решительно стерлось из памяти. Пока они говорили, альмиранте отошел в сторону окна, украшенного кокетливыми голубыми занавесками. В этот раз Дитрих не решился последовать за ним. Туманная паутина деревьев сама по себе нагнетала тоску, напоминая о предстоящей унылой вечности, а уж если представить, что всю эту вечность они проведут в обществе гуся и дрикса в розовой ночнушке… — Посмотрите, — велел альмиранте, и подойти всё-таки пришлось. Увиденное наполнило сердце Дитриха надеждой. Туман расползался клочьями, как ветошь под руками прачки, открывая далекую перспективу — поле с пожухлой травой, а за ним — река и смотрящийся в нее мелкий городишко. Через поле вилась дорога, довольно наезженная, насколько можно было разглядеть. Впрочем, вокруг по-прежнему не виднелось ни единой души. — Небо пасмурное, — заметил стоящий рядом Хулио. — Значит, определить наше положение по-прежнему не представляется возможным, даже будь у нас компас и карта. — Хозяин дома говорил на талиг. По крайней мере, мы не в плену у дриксов. Дитрих утешал себя и остальных, но вражеский плен сейчас казался ему привлекательнее, чем вечность в гостях у Леворукого. — Значит, идем в город, — подытожил чуждый сухопутным легендам альмиранте и повернулся к Ротгеру. — Вальдес, мы определенно не в Хексберг, а здешние ведьмы вряд ли оценят столь неподобающий вид. Штаны Ротгера обнаружились под гусиным задом, и достать их удалось не без борьбы. Дитрих тем временем, используя оставшуюся воду, попытался умыться и привести в порядок волосы. — Возможно, стоит взять расческу? — задумчиво поинтересовался Хулио. — Расческу! — возопил Ротгер, прыгая на одной ноге и пытаясь другой попасть в штанину. — Бритву! Свежую рубашку в конце-то концов! Какие еще мечты посетили вас этим утром, господин вице-адмирал? — Как ни странно, в моей спальне оказался бритвенный прибор, — усмешка на лице Хулио окончательно развеяла опасения Дитриха. Как легко разрешаются некоторые загадки! Ротгер подозрительно огляделся, но в этот раз Дева Удача оказалась к нему неблагосклонна. — В таком случае… — Вальдес, фок Лаузен, — в спокойном голосе альмиранте слышалось недовольство, так рокочет море перед штормом. — Наводить красоту будете в Хексберг. — А вдруг нам встретятся… — Господа, — дрикс негромко кашлянул, привлекая к себе внимание. — Не будете ли вы так любезны взять меня с собой? Господа переглянулись, пряча усмешки. По сравнению с этим бедолагой они будут смотреться орлами даже в мятых мундирах и без шляп. — Вы не боитесь замерзнуть? — спросил альмиранте, кивая на торчащие из розовых оборок босые ноги. — Как верный эсператист, он представит себя паломником в Агарис. Можем даже раздобыть какие-нибудь вериги, для пущей аскезы. Ротгер подмигнул дриксу, тот скривился, будто уксуса глотнул. — С вашего позволения, аскезы мне хватит и без того. Дитриху стало его жалко. Ротгеру только дай волю — обваляет в меду и гусиных перьях да заставит плясать на салинге, потешая чаек. Увы, все шкафы в комнате оказались пустыми, если не считать за содержимое пыль и клочья паутины. — Может, спросить у хозяина? — вновь слушать гнусное дребезжание не хотелось до полусмерти, однако вежливость все равно требовала попрощаться, хоть бы и с самим Леворуким. Пока что дрикс завернулся в одеяло, уже потоптанное гусем. Тот недовольно зашипел, норовя ущипнуть собрата по несчастью. Дитрих шагнул было на помощь, но едва не упал — под ногу подвернулось что-то круглое. Хулио двумя пальцами поднял за горлышко бутылку из дымчатого стекла, украшенную липкими отпечатками, понюхал, скривился. — Торкская кислятина. Давно перебродившая, насколько я могу судить. — Мы пили! — догадался Ротгер. Действительно, это объясняло и головную боль, и общий помятый вид, и даже в какой-то мере — потерю памяти о вчерашнем. Гуся решили взять с собой. Как пояснил Ротгер, со значением поглядывая на дрикса, негоже бросать на съедение ведьмам даже самую вредную птицу. По дороге им попалось еще несколько пустых бутылок, а также плащ, сиротливым комом лежащий на ступенях лестницы. Утром они прошлись по нему, не заметив, о чем свидетельствовали пыльные отпечатки башмаков. Плащ, судя по вензелю на подкладке, принадлежал самому Дитриху, и был пожертвован в пользу мерзнущего дрикса. Тот поблагодарил сквозь зубы и завернулся по самые уши, став похожим на белобрысую летучую мышь. Найти обувь для него так и не удалось. Старик в библиотеке спал, запрокинув голову. Из раззявленного беззубого рта вырывалось хриплое шипение. Первый этаж встретил их уже привычной пустотой и тишиной. На кухне слабо тлел очаг, но угли в печи давно подернулись золой. На столе мышь грызла забытую корку хлеба. Дом уже не казался таким жутким, и все-таки они невольно замерли, когда альмиранте нажал на большую кованную ручку входной двери. Что если старик-Леворукий сейчас смеется над глупцами, поверившими в свое спасение? Дверь отворилась без скрипа. С улицы пахнуло холодом — только сейчас Дитрих понял, насколько затхлым воздухом все это время дышал. Спустя несколько глубоких вдохов головная боль окончательно прошла, тело налилось привычной силой. Ветер гнал по двору палый лист, играя с ним, как кошка с мышью. — Поищем лошадей? — предложил Хулио. Конюшня обнаружилась за домом. За десяток бье из нее слышался стук копыт о дерево и обиженное ржание, показавшееся Дитриху рассветной музыкой. Несчастных животных бросили, привязав к коновязи и не задав ни воды, ни корму. — И какая же скотина… — возмутился было Хулио, но скоро понял — какая. Поводья оказались спутаны морскими узлами. Лошадей было четыре, по числу моряков. Дрикс настороженно смотрел на них, подгребая ногами пучки соломы, чтоб не так холодила босые ступни утоптанная земля. — Я его в седло не возьму! Ротгер выпутывал из лошадиной гривы разноцветные ленточки. И кому заблажило их туда вплести? Может, они умудрились свести коня с бергерской свадьбы? — Я тем более, — альмиранте забрался на самую большую кобылу, и та чуть не прогибалась под его весом. — У меня уже есть гусь, — Хулио потряс шипящим свертком. — Ротгер! Это твоя дама, в конце-то концов! Ты с ним спал, тебе и везти. Нечего на других свои обязанности переваливать. Дитрих распутал повод и вскочил в седло, всем своим видом изображая неприступность. Предмет их спора в это время смотрел поверх лошадиных голов, выпрямленный, будто к спине его привязали мачту. — Только гусиных задниц мне не хватало! Хулио многозначительно хмыкнул, когда дрикс, громоздясь упомянутой частью тела на лошадь, недовольно поморщился. Ему пришлось сесть по-женски, свесив ноги на одну сторону, а Ротгеру — придерживать «даму» за талию. — Едем, — велел альмиранте, упреждая возможные насмешки. Ворота оказались распахнуты настежь. Лошади недовольно храпели и прядали ушами, но, стоило тронуть шпоры, бодро порысили вперед, под сень голых деревьев. Казалось, будто в спину им устремлен чей-то злобный взгляд. Проснувшийся ли старик решил проводить гостей или местные ведьмы прятались в черных ветвях, Дитрих предпочел не выяснять. Роща вскоре кончилась. Дорога через поле оказалась далеко не такой ровной, как виделась из окна. Многочисленные рытвины и лужицы недосохшей грязи не давали ехать быстрее из риска поломать ноги лошадям. Гусь под мышкой у Хулио завозился, закурлыкал, пришлось вытащить его голову наружу, чтоб лучше дышал. — Зря ленты расплел, — попенял Ротгеру Дитрих. Давящий взгляд исчез, как не бывало, хотелось смеяться и шутить. — Пусть все бы видели, что едет не кто-нибудь, а жених с невестой. — Тебе смешно! А если я правда на нем вчера женился? — Смею надеяться, что это не так, — процедил дрикс, старательно отворачивая лицо подальше от «жениха». — Во всяком случае, обручальных браслетов на нас нет. — А не они, случаем? — Хулио со смешком указал на обочину. В пожухлой траве чернели какие-то железки. Ротгер переглянулся со своим дриксом, поежились они почти одинаково. Дитрих спрыгнул на землю и подобрал загадочные предметы. Не всякий кузнец смог бы так ювелирно завернуть железный прут, витки ложились друг на друга почти идеально. Ни дать, ни взять обручальный браслет. — Широковат для руки, — в голосе Ротгера слышалось сомнение. — На ногу бы в самый раз. — И цепью приковать, чтоб не разбежались. Хулио и Дитрих взглянули друг на друга и расхохотались как безумные. Из мрачной легенды история превращалась в комедию. — Да какая сила… — начал было дрикс, но все не сговариваясь посмотрели в спину ехавшему впереди альмиранте. — Выкинь эту дрянь и поехали! — Ротгер начинал злиться. — Сводник кошачий! Смотри как бы самого не женили на гусе. Вот том, которого везет наш Салина. Зря что ли ленту на него нацепили? — На этом гусе мог жениться кто угодно, — возразил Дитрих, вдевая ногу в стремя. Миг — и он снова на коне. — Может, это свадебный подарок от имени соберано, не зря лента синяя. — В городе узнаем. Они пришпорили лошадей, догоняя альмиранте. Город, между тем, приближался. Видны уже были мостки, на которых две бабы в чепцах — к счастью, не розовых — полоскали белье. Собачий лай перемежался с хриплым вороньим карканьем. Трое мальчишек свесились с перил моста, кидая камешки в зеленую воду. Заметив приближающихся гостей, они испуганно переглянулись и бросились к домам. — Кажется, нас тут не ждут, — озадаченно заметил Дитрих, провожая их взглядом. Бабы на мостках спешно покидали белье в корзины и насторожено замерли, готовые в любой момент удариться в бегство. Редкие прохожие жались к домам. С некоторым облегчением Дитрих узнал в них бергеров. Что ж, по крайней мере, они в Талиге, и ждать появления приглашенных на свадьбу дриксовых родичей в ближайшее время не стоит. — Дитрих, родной мой! — навстречу им бежала полная дама, задыхаясь от усилий и избытка чувств. — Наконец-то! По спине пополз мерзкий холодок. Даме было хорошо за сорок. — Вот так поворот! — Ротгер, чувствуя себя отомщенным, приосанился было, но дама протянула толстопалые руки к гусю. Тот радостно загоготал в ответ. — Да отпустите же его! — потребовала дама и, после некоторой заминки, приняла гуся в любящие объятия. — Вернулся, мой хороший! — Она мне с этим Дитрихом всю ночь спать не давала, — пожаловался худой высокий бергер. — С яйца его нянчит, болвана такого, а тут — пропал. — Мы возместим вам беспокойство, — пообещал Дитрих, но бергер замахал на него руками. — Что вы, что вы! Нашелся — и хвала Создателю, я уж и сам готов заплатить, только бы жена не рыдала. Почтенная чета удалилась, откуда пришла, оставив незадачливых похитителей обсуждать случившееся. — Зачем нам мог понадобиться этот… Дитрих? — чаще встретишь чайку за шестнадцать хорн от суши, чем увидишь улыбку на лице альмиранте. — Может, жарить собирались? Не хватило, знаете, закуски… — Господин офицер, господин офицер! — один из давешних мальчишек неизвестно как успел подкрасться к Хулио и дернуть его за полу камзола. — А расскажите, как вы Дитриха женили? Утренний кошмар продолжался. Проклятье старика настигло их. Долгими вечерами вечности будет он потирать скрюченные ладони, вспоминая, как женил своих гостей на отвратительных ведьмах, притворявшихся обычными женщинами… и гусями. — К-какого Дитриха? — Да гуся же, господин офицер! Нам с Гансом видать было, как вы его ловили, споря, кто пойдет в свадебную лавку, а кто — к священнику. Из груди невольно вырвался вздох облегчения. И даже предполагаемое святотатство не испугало. Его теперь ничто не испугает, хоть явись тут сам Леворукий со всеми своими кошками. — А далеко ли лавка? — спросил Хулио, роясь в кошельке. Монетка сверкнула в воздухе и тут же исчезла в кармане потертой курточки. — Совсем недалеко, господин офицер. Дайте я провожу! Мальчишка резво бросился вперед, указывая дорогу. Лавка, правда, оказалась за углом. Заспанный пожилой бергер при виде гостей попытался было улизнуть, но был отловлен Дитрихом за шиворот. — Простите за беспокойство, любезнейший, — мирно улыбнулся Ротгер. — Мы у вас случаем ничего этой ночью не забыли? Ночная рубашка на дриксе была точь-в-точь такого же цвета, как выставленная в витрине ткань. Очевидно, вчера вечером они отправились в лавку и, не найдя подходящего платья для «невесты», взяли рубашку, очевидно предназначенную для первой брачной ночи. Значит, костюм дрикса должен был остаться здесь. Он и остался. Четыре пары глаз озадаченно созерцали дриксенский вице-адмиральский мундир, заботливо повешенный на плечики. Думал лавочник об их возвращении или надеялся присвоить трофей, осталось тайной. — Вы позволите мне переодеться, господа? — нервно спросил дрикс, когда пауза непозволительно затянулась. — Да, да, разумеется. В лавке было тесно для такого количества народу. Дитрих чуть не уткнулся носом в украшенную пыльными цветами шляпку, невесть когда забытую на болванке. При изготовлении ее обтянули белым атласом, а может, кремовым или даже розовым — теперь было не понять. — К вашим услугам. Переодетый дрикс преобразился. Перед зрителями предстал самый настоящий вице-адмирал, гордый подданный Его Величества Кесаря… — Граф Бермессер. — Альмиранте вежливо склонил голову в знак приветствия. Ответом ему был такой же кивок — равного равному. — И как же вас угораздило почтить своим присутствием этот забытый Создателем город? — поинтересовался Ротгер, которому всё было нипочем. Бермессер замешкался с ответом, но положение спас лавочник, который всё это время тенью маячил в углу, ревниво следя за пыльными сокровищами. — Они с посольством приехали, буквально давеча. Господин бургомистр у меня двадцать метров атласа купили — негоже, говорит, мол, господам послам на обычных простынях-то спать, не приучены. Если так — дипломатическая миссия с треском провалилась. — Дайте провожу до гостиницы! — хитрый мальчишка был тут как тут. — Благодарю покорно, — Бермессер с усмешкой скрестил руки на груди. — Теперь я желаю досмотреть спектакль до конца. Он на удивление быстро освоился, и теперь чувствовал себя хозяином положения. Но Ротгера было так просто не сбить. — Желаете узнать, добрались ли мы до священника? — И кого с кем в итоге обвенчали, — со смешком поддержал Хулио. — Господа… — обреченно проныл лавочник, едва успев подхватить задетый альмиранте манекен. — Я человек маленький… Несколько таллов стали ему наградой за терпение. — Я не слишком верю в Создателя, и все-таки не готов посмотреть в глаза здешнему святому отцу. Все согласно покивали, соглашаясь с Хулио. Компания сумасшедших марикьяре, явившаяся среди ночи докучать священнику бредовыми просьбами — что может быть гнуснее? — Дайте провожу! — снова вызвался мальчишка, но под суровым взглядом альмиранте попятился к своему другу, охранявшему лошадей. Дитрих потер переносицу. Его снова затошнило. — Давайте подытожим. Прихватив представителя условно-враждебной державы… — Я бы сказал, захватив, — уточнил Бермессер. — Очевидно, что я не отправился с вами добровольно. — И того лучше. Очевидно, пить мы начали раньше. Иначе с чего бы нам пришло в голову похитить гу… почтенного дриксенского графа, обрядить его в ночную рубашку и попытаться женить… выдать замуж?.. за Ди… в смысле, гуся? Ротгер с силой сжал виски. — Что-то смутно вспоминается. Скажите, а адмирал Кальдмеер с этим посольством, случаем, не ехал? — Возможно, — в голосе Бермессера прозвучала настороженность. — Ну так и есть! — Ротгер звонко хлопнул себя ладонью по лбу, мальчишки испуганно заоглядывались. — Я решил его от вас спасти! Адмирал цур зее случайно обмолвился, что вы не в ладах, вот и… — Ваше гостеприимство не знает границ, — теперь Бермессер откровенно насмехался. — Невероятная услужливость! — Так женить-то его было зачем?! — Женить — не вешать, — задумчиво сказал альмиранте, и возразить ему оказалось нечего. Вздерни пьяные талигойцы дриксенского графа на ясене, было бы куда хуже. А сейчас только остается вернуть означенного графа бестолковой охране и забыть случившееся как хмельной сон. — Истинно так, — согласился Бермессер и уверенно двинулся вперед по улице. Остальные потянулись следом. Улица вскоре вывела их на главную площадь — к дому бургомистра, в котором, по словам все того же мальчишки, поселилась талигойская партия встречающих, и гостинице, приютившей дриксенскую делегацию. На пороге гостиницы стоял сам адмирал цур зее. Неприязнь их с Бермессером была очевидна даже непосвященному наблюдателю: холодные кивки назвать приветствием можно было только с натяжкой. — Доброе утро, господа, — даже к врагам он обратился сердечнее. — Как чувствует себя родич господина Вальдеса? Ротгер с Дитрихом переглянулись. Общих родственников за пределами Хексберг у них не было, если не считать тетушки Юлианы. — Родич? Отлично чувствует. Пышет здоровьем и гостеприимен как никогда. А как вам спалось? — Благодарю, неплохо. Хотя пробуждение было не слишком приятным. Слуга вице-адмирала Бермессера обнаружил, что тот не ночевал у себя, и счел своим долгом уведомить о его пропаже всех спящих и бодрствующих. В том числе и меня. Бермессер открыл было рот, но Дитрих успел раньше. — Накануне вечером вице-адмирал выразил желание ближе познакомиться с местными жителями. Родич господина Вальдеса… — Барон Вортербух приходится троюродным братом моему дядюшке Вейзелю, — физиономию Ротгера озаряло блаженство понимания. — Он любезно позволил мне пригласить вице-адмирала присоединиться к нашему скромному обществу. Вы уже спали, и мы не решились вас тревожить. — Это было весьма разумно с вашей стороны. Поверил им Кальдмеер или нет, но других вопросов задавать не стал. Через площадь уже спешил начальник посольской охраны, вжимая голову в плечи под суровым взглядом альмиранте. Ох и влетит ему сейчас! Холодно попрощавшись со всеми, Бермессер ушел наверх. Его слуге придется вытерпеть над своей головой все громы и молнии, которые не удалось обрушить на талигойцев. Лошадей — как выяснилось, также принадлежащих дриксам, увели на конюшню. Вспомнилось вдруг, что неплохо было бы сменить рубашку и шейный платок, а также наконец причесаться. Ротгер предложил пойти вместе, тем более, как теперь вспоминалось, поселили их в одной комнате. Но прежде следовало закончить одно дело. — Скажите, любезный, — хорошо одетый горожанин остановился на отклик за несколько шагов, не решившись подойти ближе. — Всё ли в порядке со слугами барона Вортербуха? Этим утром в его доме было необычайно безлюдно. Каким бы противным не казался дребезжащий старик, оставлять его без помощи не годилось. Горожанин нервно улыбнулся. — Думаю, они уже вернулись. Вы не подумайте худого, — вид у почтенного бергера был испуганный. — Наш барон всех гостей потчует своим вином. Такая, говорят, мерзость, что и передать нельзя. И творить после нее начинают… нехорошее. Слуги и расходятся загодя, чтобы, значит, гостям этим под пьяную руку не попастся. Но я ведь не о вас, господа, Создатель видит, ни в коем случае ни о вас! — Мы вам верим, — с чувством сказал Ротгер, и горожанин заспешил дальше. — Ну и родича мне дядюшка сосватал, Крабьей теще впору! Дитрих только усмехнулся. Что ни говори, а пили они вместе далеко не в первый раз. Ротгер и трезвым творил такое, что у хексбергских кумушек прически вставали дыбом. Разница только в том, что случившееся вчера до сих пор вспоминалось смутно. Каждая попытка напрячь память отдавалась головной болью. Уставленный пыльными бутылками погреб — барон пригласил их не стесняться и лично выбрать вино… Голова кружится будто ярмарочная карусель… Ротгер, балансирующий на карнизе второго этажа с легкостью канатоходца… Смех альмиранте… Удивленное лицо Бермессера — первый бокал в него точно влили насильно… Отчаянно гогочущий гусь… Альмиранте на спор четырежды оборачивает кочергу вокруг полена… Удивленное лицо священника… Бешеная скачка через ночь, Бермессер жалуется на отбитый зад… Снова — бокалы, свечи… Дитрих опомнился уже сидя на своей постели. Хотелось лечь и не просыпаться неделю. — Не могу вспомнить только одного: за кого же мы все-таки выдавали Бермессера? Ротгер стоял к нему спиной, стаскивая через голову рубашку. Плечи его недовольно передернулись. — Некоторые вещи лучше не вспоминать. Далекие часы пробили полдень.