Кесарь Ольгерд

«Вижу противника!» — передали по шканцам. Ваффе! Значит, авангард скоро вступит в бой. Рейнгард фок Ховенде радостно улыбнулся и подставил лицо свежему ветру. Сегодня они победят, обязательно победят! Моряки Дриксен отомстят за «Черный Хексберг» — двадцать пять лет назад проклятые фрошеры разгромили кесарский флот так, что из нескольких тысяч моряков на родину вернулась едва ли сотня. Было бы здорово приурочить победу к тому самому дню Осенних Молний, но кесарь решил иначе… Рейнгард покосился на адмирала — тот стоял прямо, расправив широкие плечи, не сводя взгляда с вырастающей на горизонте обметанной туманом горы. Ветер ерошил светлые, слишком короткие для дворянина волосы. «В море адмирал — кесарь, — говорили на флоте. И, посмеиваясь, добавляли — А наш кесарь и есть адмирал». Кесарь Ольгерд, адмирал цур-зее кесарии Дриксен, обернулся и махнул рукой, подзывая сигнальщика. В тот же момент взвились флаги на идущей впереди «Куннигунде» — «От Ваффе. Главные силы противника — 35 вымпелов». Фрошерами командует Дитер фок Таннер, самый молодой и отчаянный из талигойских адмиралов. Он не сдастся и не уйдет, пока в строю останется хотя бы один линеал. «Не надейтесь на легкую победу, — говорил адмирал еще в Метхенберг. — Пусть Хексберг считается неприступным, мы возьмем его. Но будьте готовы платить». Он повторял это снова и снова… Перед самым выходом Его Величество лично поднялся на каждый корабль — на надраенной до блеска палубе торжественно выстраивалась команда и глухой, низкий голос кесаря Ольгерда, усиленный рупором, разносился над затаившими дыхание офицерами и матросами: «Пусть каждый из вас помнит: прославленный победами над неприятелем флот кесарии Дриксен должен умножить ее славу. Сражайтесь, не щадя ни сил, ни самой жизни! Дриксен верит своим морякам!» Отзвонили сигнальщики — и корабль начал сбрасывать паруса, замедляя ход. Куннигунда стремительно удалялась, следуя приказу — первые пять кораблей кордебаталии догоняли авангард. Скоро там, впереди, заговорят пушки… Неужели им достанутся только форты? Всем сердцем желая удачи Ваффе, лейтенант Хохвенде мечтал, что кто-нибудь из фрошеров вырвется и «Слава кесарии» вступит в бой. Теперь флагман — первый в кордебаталии. Старики говорили, что так ходят в бой только варвары-мориски, но кесарь был непреклонен. Рейнгард ни разу не участвовал в настоящем морском сражении. На учениях они сотни раз отрабатывали всевозможные ситуации — адмирал был поистине неистощим в изобретении препятствий, но применить знания на практике молодым офицерам и матросам предстояло впервые. «Эзелхарду, Северной звезде и Святому Адриану выйти из линии и лечь в дрейф». Это — резерв на случай непредвиденной ситуации, еще одно изобретение кесаря-адмирала. «А ведь этот бой для него тоже — первый», — мелькнула в голове предательская мыслишка. Легенды о приключениях молодого кесаря передавались в Метхенберг из уст в уста. Два года он инкогнито, под именем Олле Лайбаха служил адьютантом у Ваффе, еще год пробыл шкипером на корвете, воевал с каданскими и ардорскими контрабандистами, один раз даже сцепился с неизвестно как забредшим в Устричное море гайифским фрегатом. И учения, учения, учения… Но в бой он ведет свой флот впервые. Впрочем, еще не ведет — план обговорен до мельчайших деталей, и пока команды флагмана отдает шаутбенахт Ремайер. Пока… Отдаленный грохот заставил Рейнгарда радостно встрепенуться. Началось! Таннер и Ваффе приветствуют друг друга — непреложная традиция флотов всех стран от Седого моря до Померанцевого. Адмирал, не оглядываясь, протянул руку, и лейтенант поспешно вложил в нее трубу. Вдалеке упиралась в тучи гора — наверное, в окуляр уже можно разглядеть форты или даже саму крепость. Пока же Рейнгард видел только белые барашки волн, да ползущие по небу дымчато-серые тучи. Слева по борту виднелся обманчиво близкий берег — однообразные дюны перетекали одна в другую, пейзаж не менялся уже который час. — Хербсте, — глухо сказал кесарь, опуская трубу и указывая ею куда-то вдаль. Рейнгард, сложив ладони козырьком, всмотрелся — точно. Словно нерадивая служанка разлила кувшин с маслом — мутно-желтая вода вытекала из камышей, нехотя смешиваясь с серой, морской. Устье Хербсте. За десятки хорн отсюда дриксенцы тоже сражаются с ненавистными фрошерами. Если… нет, не если — когда! Хексберг будет взят, талигойская армия лишится снабжения с моря, а через короткое время окажется взята в клещи, и даже прославленный маршал Придд ничего не сможет сделать. При мысли о победе губы сами расплылись в улыбке, но Рейнгард сомкнул их усилием воли. Не стоит смаковать грядущие победы и неслучившиеся поражения — так говорил на учениях Ханс Ваффе, и лейтенант был с ним согласен. Но иногда позволял себе помечтать, как победоносные офицеры флота Его Величества кесаря Ольгерда возвращаются в Метхенберг, а потом и в столицу. Агнесса обязательно обратит внимание на героя — а лейтенант Хохвенде станет героем! — битвы за Хексберг, и канцлер не посмеет запретить дочери принимать от него знаки внимания. Как всегда при воспоминании о канцлере Фельсенбурге настроение упало на несколько градусов. Разряженный в пух и прах паркетный шаркун, в жизни не покидавший Эйнрехта, посмел обвинить Рейнгарда фок Хохвенде в трусости! Не в лицо — попробовал бы! — а дав Хансу Ваффе «добрый совет» не брать сына покойного генерала Хохвенде на флот. Рейнгарду рассказал об этом сам вице-адмирал. А потом, усмехнувшись при виде его ярости, добавил, что храбрость доказывают не на дуэли, а в бою. Будь это в столице, Рейнгард придумал бы как отомстить спесивому канцлеру, но усталость после многочасовых учебных баталий быстро выметала из головы лишние мысли. Однако для себя он решил твердо — лейтенант Хохвенде оправдает доверие вице-адмирала и кесаря, даже если это будет стоить ему жизни. Пушки уже грохотали в полную силу, над серой водой плыли рассеянные клочья дыма. Адмирал словно слился со своей трубой и застыл, напомнив Рейнгарду стоящий на одной из площадей Эйнрехта памятник Людвигу Гордому. Легендарный кесарь тоже мечтал взять Хексберг — и его потомок скоро исполнит эту мечту! 2. Питер Клюгкатер, капитан известной всему западному побережью «Трехцветной кошки», оглядел с мостика занявших свои места матросов и довольно хмыкнул. Эти не подведут — ни капитана, ни кесаря. Четверть века назад дядюшка Юхан чудом спас свой корабль из подстроенной ушлыми талигойцами ловушки. И, не пристрели Добряка каданские контрабандисты десять лет назад, оторвал бы он племянничку дурную голову, рискнувшую второй раз потащиться за кесарским флотом в пасть крабьей теще. А кесарь обещал устроить закатным кошкам обед из фрошеров и уже несколько лет подряд драл со своих матросов по три шкуры. Питер вместе с другими торгашами, чьи корабли наняли — наняли, не отобрали! — для перевозки солдат, был на учениях — тут и сам Добряк не нашел бы, к чему прицепиться. Только в Талиге лягушек не ловят, даром что фрошеры. Что Дриксен готовит флот к большой войне, не заметил бы только слепой. Адмирал Салина, чтоб его крабы сожрали, наверняка ошивается поблизости, а что его на Марикьяре видели — так в прошлый раз тоже видели, шпионы соврут — недорого возьмут, особенно, если есть, кому платить… — Добрый день, шкипер. Вот ведь подкрался, тварюга закатная! Полковник Кёниг, в очередной раз пересчитав засевших в трюме солдат, выбрался подышать свежим воздухом и теперь загадочно улыбался, разглядывая в трубу серую хмарь, откуда слышался грохот тяжелых пушек. — И вам дня доброго, — степенно проговорил Питер, думая, не достать ли трубу. И чего сухопутчик высматривает — ни кошки ж не видать? — Готовы к высадке? — полковник со звонким щелчком сложил трубу и повернулся к шкиперу. — Два часа до прилива, успеем. Было б куда. — Не верите в гений нашего кесаря? — усмехнулся Кёниг, прищурив светлые глаза. Иди, иди, докладывай генералу, морда столичная. Как бы не пришлось крабьей теще докладывать. — Там видно будет, — вернул усмешку Питер. — Пока ждем сигнала. В прошлый раз так и не дождались. Тридцать лет отдавший морю шкипер передернул мясистыми плечами и отошел к борту. «Черный Хексберг» врезался в память до последней детали — вот дядюшка забористо обкладывает ни в чем не повинную мачту, что-то нудит зеленый от качки интендант, улыбается Леффер — хороший был парень, жалко… Все как всегда — а с юго-запада вестниками Заката выплывают чужие корабли… Шкипер сплюнул — вот ведь привязалось. Жена, рисуясь перед соседками, наняла дочкам учителя словесности — и теперь поэтические выверты всплывали в мозгу Питера к месту и не к месту. Кесарь Ольгерд не поленился, вытягивал из «господина Клюгкатера» самые мелкие подробности того сражения, вплоть до цвета моря. И то сказать — сколько их тогда выбралось, не считая отсидевшихся в трюмах солдат? Дюжин пять хоть наберется? А кто до нынешнего дня на корм селедкам не отправился? Сам Питер, кривой Зюсс, да еще этот… как же они его называли… брат Ротгер, что ли? Канцлер, морда жирная. Не поленился ведь, приперся в Метхенберг, любимому кесарю платочком помахать. Других-то наследничков нету… — Посмотрите-ка, шкипер, — показалось или голос полковника действительно дрогнул? — Вон там, без трубы пока не видно. Рука в синем мундире с серебряными нашивками показывала на юг. В тот же момент заорали с мачты: — Паруса! Ах ты ж! Шкипер поспешно вскинул трубу. Таак… На Марикьяре Салина, как же, всю жизнь мечтал. Обед закатным кошкам достанется знатный! — Паруса ставить! По марсам и салингам! Ольгерд заставил их затвердить военные команды. Затащил на свои учения, лично проверил каждую лоханку, вбил в самые тупые головы с десяток планов сражения. До седьмого пота гонял, сорвав к кошкам весенний фрахт. Зато вон даже у придурка Герберта сейчас матросы белками носятся по вантам, ставя паруса не хуже синезадых. — Следить за сигналами! — рявкнул шкипер. Ботцер должен заметить гостей с минуты на минуту, если уже не заметил. Вице-адмирал не оплошает, чай не Бермессер. Приплыла лиса в курятник, как же — куры-то нынче ученые, господа селедки… Ай да кесарь, ай да крабий сын! Как знал! 3 До утонувших в сером мареве кораблей-призраков оставалось всего ничего. Таннер лез напролом, норовя проскользнуть сквозь дриксенскую линию или сцепиться с кем-нибудь на абордаж, дав соседям возможность пробраться к идущим в сторону Шмутце купцам. Ваффе пока держался на расстоянии, предпочитая соревноваться с фрошерами в меткости. Кто побеждал — в дыму было не видать, но Рейнгард не сомневался — дриксенские канониры заткнут за пояс пресловутых марикьяре. Не просто так же кесарь… — Мой адмирал! — носатый сигнальщик выскочил как игла из гаифской шкатулки и замер, вытянув руки по швам. — Докладывайте, — серые как море глаза кесаря Ольгерда странно блеснули. Рейнгард затаил дыхание. — От вице-адмирала Ботцера! Противник на юго-западе, в четырех хорнах. Больше пятидесяти вымпелов в боевой линии. Но как?! — Рейнгард едва не выкрикнул это вслух. Они шестнадцать раз перепроверили — флот Салины еще недавно был на Марикьяре, в Хексберг о нем даже не вспоминали! Откуда же… — Лейтенант Хохвенде, шаутбенахта Ремайера ко мне. — Слушаюсь, мой адмирал! Рейнгард щелкнул каблуками и рванул вниз, а кесарь уже отдавал приказы сигнальщику: — Всей линии «Приготовиться к развороту…» Лейтенант несся вперед, не разбирая дороги, чуть не сбил с ног какого-то матроса, буркнул извинение и понесся дальше, стараясь не поскользнуться на сырой палубе. Едва не сбил лбом мачту и выпалил прямо на ходу: — Шаутбенахт Ремайер — к адмиралу! Пожилой капитан «Славы кесарии» любил подшутить над неуклюжими новичками, но теперь не до шуток. — Передайте, что сейчас буду. Рейнгард торопливо кивнул и бросился обратно. Не удержался — глянул вверх, где беспомощно трепыхались, ползя по стеньгам, сигнальные флажки. Вице-адмирал Ботцер ведет колонну… По линии — «Поворот все вдруг»… Что же будет?! Все-таки он умудрился споткнуться на последней ступеньке и едва не кувырнулся под ноги адмиралу. Тот сделал вид, что не заметил, а может, и вправду не обратил внимания, занятый своими мыслями. Лицо кесаря было привычно спокойным, только уголки тонких напряженных губ чуть опустились вниз, словно он… улыбался?! Взвыли боцманские дудки, взлетели по мачтам серые фигурки марсовых, прибежал очередной сигнальщик. — Мой адмирал! Ханс Ваффе докладывает: «Иду на сближение с противником». — Передайте: «Действовать по намеченному плану. Что возможно вывести из боя — выводите как можно скорее». Резерву: «Присоединиться к кордебаталии». Только спина мелькнула… Ольгерд на мгновение сжал губы в линию, а потом вдруг посмотрел на Рейнгарда. Серые глаза прожгли душу насквозь, адъютант кесаря-адмирала судорожно вздохнул и вытянулся в струнку. Он не боится, не боится! — Лейтенант Хохвенде, — глухой, отрывистый голос — назовите мне причины поражения адмирала Кальдмеера. Рейнгард услышал себя будто со стороны, этот урок он отвечал десятки раз: — Неожиданное появление превосходящих сил противника, плохая выучка матросов и канониров на большинстве линеалов, балласт в виде купцов, несогласованность действий армии и флота… Но Кальдмеер почти справился, несмотря на перечисленное. И если бы не жуткий шторм, погубивший то, что удалось спасти… Рейнгард глубоко вздохнул — и вдруг понял, что успокоился. Адмирал Ольгерд учел ошибки своего предшественника, и сегодня дриксенцы не только не проиграют — они победят! Ольгерд чуть заметно усмехнулся и кивком показал на «Святого Йозефа» — тот разворачивался, с точностью до бье повторяя движение флагмана. Раньше считалось, что так умеют только марикьяре — раньше, но не теперь! — Мой адмирал! Шаутбенахт Ремайер облокотился на перила, пытаясь отдышаться. Полное лицо под шапкой седых волос было багровым. Старик… — Я принимаю командование, — спокойно сообщил кесарь. — Выходите из линии и ставьте все паруса. Нужно успеть как можно ближе к началу кордебаталии. 4. Торговые лоханки разбегались вспугнутыми курами… В борт ударила бродячая волна, подняв тучу брызг, и шкипер Клюкгатер помянул недобрым словом крабью тещу. — Вам не кажется, что ветер крепчает? — как бы невзначай поинтересовался Кёниг. Шкипер молча сплюнул. Впереди, перед носом Гербертова корыта в свинцовой воде блеснула серебристая полоска. Ведьма! Счастье, что Бешеного уже нет среди живых, а то несдобровать бы незваным гостям. Хотя им и так несдобровать — шван действительно усиливался, какая-то лоханка рыскнула носом и круто обрасопила реи, чуть не сцепившись с товаркой снастями. Ублюдки вяленые! Фрошеры должны были увидеть панику среди неуклюжих «купцов» — и видели, чтоб им с крабьей тещей повидаться! «Красная утка» вон, чуть в мели не залезла, «Веселый Торстен», наоборот, выскочил почти наперерез вползавшим в залив громадинам, и теперь торопливо плюхал назад. А это что за нахал? Питер вскинул трубу — здоровое трехмачтовое корыто тихой сапой пробиралось к выходу из залива, по большой дуге обходя фрошеров. Ах ты ж крабий пащенок, сбежать решил, паскуда! — Дезертир! — процедил сквозь зубы полковник. — Чтоб его крабы сожрали, — согласился Питер. Жаль далеко, а то врезал бы по твари всеми десятью пушками. Лоханка не военная, торгаш — да кто ж его знает, это море. За сбежавшего Бермессера огреб весь флот — не хватало снова шлепнуться в ту же лужу! Шкипер не собирался драться «до последнего матроса», как желал Его Величество, и вообще бы не отказался сейчас сидеть где-нибудь в ардорском трактире, но раз подрядился на фрахт — держись до конца. Иначе в Метхенберг можешь не показываться, да и море предателей недолго носит — Питер Клюкгатер сдохнет, не забудет, как болтались черные фигурки на мачтах уходящего в закат корабля. Нет, господа селедки, лучше окочуриться под фрошерскими ядрами, чем — так… Грохнула одинокая пушка — и рядом с незадачливым беглецом взметнулся водяной столб. Питер ошарашено завертел головой, отыскивая обидчика — вдоль борта первого из фрошерских кораблей плыло белое облачко. — Здороваются, чтоб их! — восхитился Питер, вновь поднимая трубу. — Ваш друг оценил вежливость. — Я этого ублюдка салаки с Бермессером знать не знаю, — огрызнулся шкипер, наблюдая, как кошачья лоханка торопливо разворачивается обратно. — Ишь, перетрусили, крабьи дети! Полковник буркнул что-то трудноразличимое, а через мгновение с мачты донеслось: — Еще корабли! Да сколько ж тут этих тварей! Мористее, аккурат навстречу несостоявшемуся дезертиру, выползали новые паруса. К счастью, немного — но купцам и того хватит… 5. — Противник выходит на параллельный курс, — доложил запыхавшийся сигнальщик. — Авангард к бою готов. — Пора. Передайте: «Белый лебедь и Эйна — освободить флагману место в колонне». — В первые ряды не успели, — с сожалением заметил Ремайер. — Жаль. — Ботцер справится. — кесарь поднес ко рту рупор, и низкий глухой голос знакомо разнесся над палубами. — Приготовиться к повороту! Спокойно и привычно — словно на учениях. Внизу суетились подносчики, таская картузы с порохом. Кто-то уже мочил швабры — подтирать искры. Палубы хорошенько пролили водой, но этого может оказаться недостаточно, малейшая неосторожность — и огонь уничтожит корабль куда быстрее выстрелов противника. — Шкоты передних парусов! Руль под ветер! «Слава кесарии» разворачивалась под оглушительный звон сигнального колокола. Резкий порыв ветра заставил корабль покачнуться, сзади рыскнула носом Эйна — но тут же выровнялась. Ветер последний час вообще скакал туда-сюда, как перепуганная белка. На флоте шепотом передавали легенды о хексбергских кэцхен: линеалы им не по зубам, но выбить из линии могут, а какой-нибудь вельбот и вовсе перевернут в одно мгновение. — Шван крепчает, — заметил Ремайер. — Если так пойдет дальше, волны достанут до нижних портов. Адмирал подошел к борту и несколько минут молча наблюдал, как перекатываются один за другим темно-серые валы. — Не достанут. Но к ночи может разыграться — мы должны встать на якорь до темноты. Скучный, незначащий разговор о погоде — и ни слова о том, что к ночи в заливе должен остаться только один флот… — Мой адмирал, линия выровнена! — Хорошо. Фрошерская колонна тянулась навстречу — издалека казалось, что мачты упираются прямо в низкие серые тучи. Огромные корабли шли один за другим, одинаково кренясь под ветром — опасные, необыкновенно красивые хищные звери… — Открыть порты! Готовность к бою! Глухо зарокотали барабаны. Палуба под ногами дрогнула — это выкатывают тяжелые пушки. Взлетели по вантам матросы — «Слава кесарии» сбрасывала паруса, замедляя ход. Слева, в сотне бье, пронеслась узкая седая стрела, таща за собой невысокую волну. — Кэцхен, — вздохнул шаутбенахт, запуская пятерню в седую шевелюру. Кесарь Ольгерд задумчиво проследил взглядом за блестящей, несмотря на хмурую погоду, полоской, и отвернулся к ползущим навстречу фрошерам. — Мой адмирал, палубная команда готова! — Мой адмирал, пушки третьей палубы готовы! — Мой адмирал… Мой адмирал… Мой адмирал… Посыльные один за другим выскакивали на ют и тут же исчезали, уступая место следующим. Рейнгард изо всех сил сдерживал ползущую на лицо гордую улыбку. Они готовы, все, от повязывающего серебряный шейный платок капитана Ремайера до вон того, в последний раз проверяющего фок-шкот матроса! Готовы победить или умереть во славу Дриксен и кесаря — адмирала-кесаря Ольгерда! — Мой адмирал, от Ваффе: Гордость варитов и Удача догоняют кордебаталию. Остальные связаны боем. — Удача — это к удаче, — усмехнулся Ремайер. — А Ханс справится. Рейнард знал, что шаутбенахт и вице-адмирал друзья не разлей вода. В Метхенберг часто можно было увидеть, как прогуливаются рядом высокий, худой как цапля, Ваффе и полный краснолицый Ремайер. В учебных баталиях Ханс Ваффе всегда «играл» за Талиг, а пресловутого фок Таннера помнил еще помощником капитана. Он справится, обязательно… — От Ботцера! — прокричали со шканцев. — Авангард противника ведет… Последние слова заглушил хлопнувший над головой парус. Ремайер поднял зрительную трубу. — Судя по вымпелам — Валенсио Аларкон. И на этот раз под «Фрошзингером», как полагается, поводов для «райос» у наших вспыльчивых друзей не нашлось. К счастью. — К счастью, — задумчиво повторил адмирал. — Команды будут чувствовать себя увереннее. 6. Фрошерский залп взметнул фонтан почти перед носом у Ботцера. Тот не затянул с ответом — грохнул всем правым бортом, «Буревестник» тут же затянуло дымом. Ну все, теперь держитесь, господа селедки! — Лево руля! — рявкнул шкипер. «Трехцветная кошка» весело скакала по волнам вглубь залива. Где-то там продолжали палить, хотя последнее время вроде бы стало потише. Зато теперь гремело за кормой –громадины ползли навстречу друг другу, мало помалу одеваясь дымом. Кажется, что скоро сойдутся — хотя крабья теща их знает. Главное, что до продолжающих «бестолково метаться» по заливу купцов никому дела нету, хотя у входа по-прежнему маячит с полдюжины фрегатов. Хорошо, если только караулят, а ну как решат поохотиться? Охрана-то вся впереди — фрошерский прорыв караулит… Вон у того, самого здорового, пушек тридцать, не меньше, родимая «Трехцветка» только булькнуть и успеет. Нет уж, господа селедки, чем дальше от фрошеров, тем лучше. Пока. А там видно будет. — За удачу, шкипер! — полковник отсалютовал Питеру флягой с коронованным лебедем. Серебряная, ишь ты! — За удачу! Шкипер звонко щелкнул по хвосту рыбохвостки и от души хлебнул можжевеловки. Приятно обожгло горло. Рядом шумно выдохнул Кёниг: — Хороша, зараза. Как считаете, успеем? — А чего бы не успеть, — степенно ответил Питер, рассматривая, как ползущие громадины одна за другой втягиваются в дымное облако. Грохоту — хоть уши затыкай, но отрезавшим торговые лоханки линеалам теперь надолго будет не до них. Канонирам доставалось от кесаря больше всех — и с качелей стреляли, и с телег. Матросня в таверне болтала, как-то раз чуть не в шторм их в море поволокли — по скалам долбить. Молодец Его Величество, только зря он давал придуркам языком трепать, фрошеры поди в каждую дырку шпионов понатыкали. С этих станется! — Кэцхен! — завопили с мачты. — Справа по борту! Повернуть бы носом к ветру, да не успеют… — Убра-ать паруса! От шкиперского рева команда заметалась как посоленная. Пенная линия резала черную воду быстрее идущего на всех парусах фрегата, определенно наметившись на «Трехцветку». Кёниг, не будь дурак, ухватился за вантину, но шкипер Клюгкатер только пошире расставил ноги, упираясь в палубу. Не сухопутчик, устоит. Последний матрос кубарем скатился с мачты — успели, крабьи дети! — когда ветер взвизгнул прищемившей хвост кошкой и заметался в снастях. Грохнула о борт бродячая волна, подняв тучу брызг, и корабль начал крениться на левый борт. — Руль по ветру! — заорал Питер, приседая на правую ногу, чтобы удержать равновесие. — Живо! Ветер шибанул в ухо ледяным кулаком, вздул парусом куртку. «Кошка» резко качнулась влево — и шкипер едва не хлопнулся на задницу. Кэцхен, обиженно взвизгнув, наподдала хвостом, и отпустила — корабль еще качало из стороны в сторону, а блестящая полоса уже неслась дальше, к торопливо убавлявшему паруса придурку Герберту. Питер снова приложился к доставшейся от любимого дядюшки фляге. Пронесла, нелегкая! Кёниг медленно поднимался, приглаживая растрепанные светлые волосы. По крючковатому носу скатывались длинные капли, но испуганным сухопутчик не выглядел. — Воюем, полковник, — усмехнулся Питер, приподнимая флягу. Собеседник вернул усмешку и поправил намокший шейный платок. — Кэцхен, значит… — Она… — Хорошо воюете, шкипер. Далеко нам еще? — До крабьей тещи? Не бойтесь, успеем… Лево руля! Паруса ставить! — матросы снова бросились к вантам, и Кёниг одобрительно склонил породистую голову. — С вашего разрешения, я спущусь к своим людям. Шкипер раздраженно дернул плечом — ишь ты, вежливый какой! — и сложил ладони рупором: — Уснули что ли, салаки тухлые! А ну живее, кто к крабьей теще не хочет! 7. Дым ел глаза, методично ухали пушки, сзади, на Эйне навязчиво хлопал разорванный парус. Фрошеры шли друг за другом след в след — между кораблями было едва ли четыреста бье. Рейнгард знал, что дриксенцы умеют не хуже — до трехсот, но сомкни они сейчас колонну — кордебаталию быстро поставят в два огня. Значит, надо изворачиваться и ждать… — Дождались! — азартно воскликнул Ремайер. — Сейчас развернутся! По стеньгам тонувшего в дыму линеала ползли флаги — «Приготовиться. Поворот все вдруг». — Начинаем… — адмирал вскинул рупор и замер, вглядываясь в противника. Время растянулось в какую-то патоку — вот канонир обстоятельно банит пушку, несколько матросов лениво возят швабрами, затирая рассыпанный порох… Да и фрошеры еле шевелятся в сером дыму. Наконец, нос ползущего навстречу линеала медленно вздрагивает… Есть! Поворачивает! Рейнгард рывком обернулся к адмиралу и тут же услышал — Полный бортовой! Огонь! Флагман тряхнуло отдачей, кажется фрошеру сбили бизань-мачту, но сейчас не до того… — Всем: «Один румб вправо! Стрелкам приготовиться!» Палуба чуть накренилась — корабль ложился на новый курс. Этот маневр они отрабатывали десятки раз — завершив поворот, фрошеры окажутся куда ближе, чем собирались. — Лейтенант Хохвенде, готовы? — светлые брови кесаря удивленно приподнялись при виде застывшего столбом адьютанта. Создатель, как он мог забыть! Место Рейнгарда рядом со стрелками, хуже того, он один из троих, которые… — Да, мой адмирал! Лейтенант вихрем слетел по лестнице и бросился на бак. Только бы Готлиб зарядил его ружье, как обещал… Рейнгард сам вызвался в стрелки — мало кто из солдат и даже офицеров умеет обращаться с винтовым ружьем. Можно, конечно, научить, но лучше взять тех, кто знаком с дорогим оружием с детства. — Огонь! Отдача едва не швырнула Рейнгарда мимо лестницы. Значит, фрошеры уже повернули… Надо ж было так… Над головой просвистело ядро, грохнувшись далеко за кормой. А, не ждали так близко! Готлиб уже стоял на одном колене, поводя дулом из стороны в сторону. Искал цель… Матрос-заряжальщик просиял при виде Рейнгарда и подал ему ружье. Теперь успокоиться, выровнять дыхание, присмотреться… Из обычного мушкета так далеко не прицелиться — солдаты будут стрелять наудачу, тогда как они с Готлибом Цваером и Найной Бромером могут выбрать себе мишень. «Самая страшная пробоина в корабле, — наставлял их Ханс Ваффе, — это дырка от пули во лбу капитана». А еще лучше — адмирала, но брейд-вымпел Салины виднелся чуть впереди, пока же им предстояло разобраться с его охраной. Звучит просто, но на самом деле — задача не из легких. Каждый из них попадет с двухсот шагов в куропатку, но то на суше. А здесь — свистит в ушах ветер, палуба под ногами ходит ходуном, да и корабль напротив не стоит на месте. Только издалека кажется, что противник движется плавно, как утка по безветренному озеру — в прицеле чужая палуба скачет бешеной козой. Рейнард присмотрел себе высокого офицера с алой повязкой на предплечье. Доберемся еще до капитана — сначала нужно пристреляться. — Пли! — треск полутора сотен мушкетов на мгновение заглушил даже грохот пушек. Попали, хотя от картечи толку было больше. А офицер в последний момент дернулся — и пуля ушла в белый свет. Жаль. Рейнард отдал ружье заряжальщику и взял второе. Ну, кто тут у нас? — Вон он, — глухо сказали рядом. Рейнгард покосился на ружье Готлиба и поправил прицел. Высокий худощавый человек в черно-белом мундире что-то говорил вытянувшемуся в струнку адьютанту. Пора! -Давай вместе, — шепнул Рейнгард. — Раз, два… Два выстрела слились в один. Лейтенант отбросил бесполезное ружье и выхватил трубу. Адъютант — молодой парень, не старше самого Рейнгарда, скрючился на досках, зажимая рану в боку. Капитан склонился над ним, держась за левое предплечье — красивое смуглое лицо казалось удивленным. Готлиб разочаровано вздохнул. — Только ранили. — Ничего, сейчас передохнем и… В этот раз пушки «Славы Кесарии» грянули одновременно с фрошерскими. Ядро разметало прислугу одной из пушек, другое срикошетило о палубу недалеко от стрелков, и острая щепка едва не распорола Рейнгарду щеку, оставив длинную царапину. — Герр Цвайер! — Герр Хохвенде! Заряжальщики подали им ружья — но капитана на юте уже не было, его место занял жирный офицер в начищенной до блеска кирасе. Пришлось снова браться за трубу, кое-как придерживая локтем ствол. Где же он… — Пли! Снова затрещали мушкеты. Лысый старичок в синем нелепо взмахнул руками и завалился на бок, открывая присевшего на канатный ящик фрошера в разорванном до локтя мундире. Капитан гибким движением встал на одно колено и положил здоровую руку на тощую шею старика, очевидно, ища пульс. Темные глаза нехорошо сощурились в сторону «Славы кесарии» — на какой-то миг Рейнгарду показалось, что враг смотрит на него в упор. Лейтенант торопливо отбросил трубу и поднял к плечу приклад. Сейчас… Фрошерский линеал вдруг поднялся на волне, а когда опустился — капитан уже стоял на ногах, отдавая приказ подбежавшему офицеру. Рейнгард на волосок сдвинул прицел и мягко нажал на курок. Попал! Рука сама потянулась за трубой, но тут фрошерские пушки окутал дым, кто-то закричал… огненный ветер протащил лейтенанта Хохвенде спиной по занозистым палубным доскам, а потом голова раскололась на куски и Рейнгарда накрыла темнота. 8. «Трехцветная кошка» тихо кралась по самой границе мелей, подальше от грохочущей дымной каши, в которую смешались вояки. За кормой виднелись паруса «Веселого Торстена» — именно что виднелись, капитан, не будь дурак, выкрасил свою посудину в серый цвет вместе со снастями и паруса словно растворялись в низко ползущих тучах. Единственный выстрел с линеала пустит любого из них ко дну, но фрошерам, к счастью, не до того. Хотя, почему «к счастью»? Удачу можно схватить за хвост, если на плечах у тебя голова, а не пивная кружка. Его Величество Кесарь Ольгерд дураком не был, потому Питер ему и поверил, потащившись в пасть к крабовой теще. — Полковник, готовы? Скоро подходим. Кёниг свел в полосу рыжие брови и кивнул, не отрывая глаз от клокочущего варева. Море кипело, полоумный шван рвал паруса, не разбирая своих и чужих, метались в дыму серые фигурки. Питер видел, как перебитая метким выстрелом грот-мачта медленно заваливалась навстречу волнам, таща за собой паруса и снасти. Фрошеры бросились рубить шкоты — и едва не зачерпнувшая воды громадина постепенно выправилась. Далеко впереди виднелся черный столб, кто-то уже навоевался, хотелось надеяться, что чужой. Шкипер прищурился, разглядывая флаги. До фрошерского брейд-вымпела оставалось всего ничего, а им надо пройти чуть дальше. Адмирала Салину кесарь просил оставить ему. Ну и оставим, зачем нам эта трехпалубная лоханка, нам бы кого попроще… Например, вон того, с разбитой носовой фигурой. Почти целый, крабья радость, даже паруса не порваны. — Руль по ветру! Помалу! «Кошка» послушно повела носом, ложась на другой курс. Ну теперь держитесь, господа селедки. Если выгорит, гулять метхенбергским забулдыгам за шкиперов счет три дня, не меньше. И матросам лишних монет добавить — ишь носятся, салакины дети, с крабихами целоваться-то неохота! — Так держать! И чтоб как мыши! — Помоги нам Создатель, Питер… — тихо сказал Кёниг. Шкипер вынул флягу и глотнул — для бодрости. — Как вернетесь в Метхенберг, встретимся у Карла, знаете такого? Выпьем за здравие Его Величества и упокой фрошеров. — Обязательно выпьем. Доброго вам ветра, шкипер. — На удачу! Шкипер и полковник по очереди приложились к дядюшкиному наследству. Привычно булькнула можжевеловка, а наперерез «Трехцветке» уже плыли клочья кисло пахнущего дыма. Береговые дюны понемногу исчезали в подступающих сумерках, в темных пенистых волнах кувыркались обломки досок и прочая дрянь. — Контра-брас! Руль на борт! Тут ори, не ори — фрошеры ничего, кроме пушек, не слышат. Питер уже и сам себя не слышал — но матросы кошками скользили по вантам, и «Трехцветка» стремительно разворачивалась, норовя подобраться к облюбованному фрошеру. — Паруса убрать! Кораблик качнуло бродячей волной, но темно-коричневый борт с закрытыми, слава всем богам, портами стремительно приближался. Грохнуло — на этот раз совсем близко, за бортом взвились десятки мелких фонтанчиков. Невидимый за нависшей громадиной свой саданул картечью, и как же вовремя! Пока фрошеры выбираются из-под трупов невезучих товарищей, им будет не до отирающейся о борт «Кошки», а там станет поздно. — Крючья готовить! — рявкнул Кёниг. Первая партия абордажников уже раскручивала кошки — миг, и в щербатый фальшборт линеала впились два десятка разлапистых якорей. Один сорвался, пришлось бросать заново, а по остальным уже взлетали иссиня-черные фигуры, сжимая в зубах абордажные сабли. Ну, теперь пойдет потеха! Над головой кто-то истошно заорал, полетело в жадные волны безголовое тело, свой, чужой — в сумерках не разобрать. Питер сплюнул и отошел поближе к нависшему борту, чтоб не задела случайная пуля. Другой бы на его месте поспешил отвалить подальше от опасного соседа, но шкипер Клюкгатер дураком не был. Фрошеры быстро просекут, что к чему, и начнут со всей дури лупить по каждой тени больше чайки. Нет уж, господа селедки, мы в гости к крабам не торопимся… Далеко, за прилепившимся к красно-коричневой громадине «Веселым Торстеном» сверкнула вспышка. Быстро они сообразили! Питер прищурился в клубящееся серое марево — оставшийся без мачт кораблик упорно лез вперед, справа по борту болталось что-то темное. Шлюпку что ли тащат? Точно — похожее на восьминогого таракана пятно отползало в сторону, взмахивая тонкими лапками. Искалеченная лоханка ткнулась почти в корму линеала, и тут грохнуло так, что у шкипера заложило уши. — Закатные твари! — ахнул Питер, любуясь взметнувшимся к небу огненным столбом. Рыжая змея хлестнула дернувшегося в сторону фрошера по палубе и радостно вцепилась в паруса. Вокруг метались черные фигурки, нелепо взмахивая руками. Шкипер довольно крякнул. Вот вам, крабьи дети, и за «Черный Хексберг», и за сорванный весенний фрахт и за потопленную-таки сволочными фрегатами «Красную утку». Умница-кесарь нашел-таки на фрошеров управу, и закатные кошки нынче получат отменный ужин! 9. — Бум! Бум! — глухо рокотали пушки, но Рейнгарду Хохвенде было не до них. Сверкающий ледяной водоворот затягивал его, словно щепку, а напротив, танцуя, свивалась кольцами черно-синяя змея. И она, и Рейнгард неслись по кругу, но с каждым оборотом тварь становилась все ближе. А снизу рвалось жарко-алое пламя, опаляя лицо и почему-то спину. Лейтенант из последних сил дернулся, пытаясь повернуться, и ядовитые клыки впились ему в шею… — Ваше Величество! Почему они так обращаются к адмиралу? Неужели бой закончился? Тогда почему не смолкают пушки? Упрямые ресницы не хотели разлипаться. Что-то мокрое и холодное мазнуло Рейнгарда по векам и переносице. — Подождите, сейчас… Мокро! Лейтенант распахнул глаза и тут же зажмурился от ослепительного света. — Уберите факел, — сказал глухой, до боли знакомый голос. Вторая попытка оказалась удачнее. Когда звезды над головой перестали кружиться, Рейнгард увидел лицо своего адмирала. Над бровями и по щекам размазалась серая копоть, грязный мундир продран в нескольких местах, а петлице невесть как застряла щепка. Платок где-то потерялся — шея измазана кровью… — Вы ранены? — хотел спросить Рейнгард, но из горла вырвался сухой хрип. Тут же чья-то заботливая рука приподняла голову, а у пересохших губ появилась фляга. К счастью, это оказалась вода, касеру лейтенант Хохвенде ненавидел всеми фибрами души. — Мой адмирал… — Мы победили, Рейнгард. Вас ждет серебряный «Королевский лебедь». Одна из высших морских наград! — Благодарю, мой адмирал. «Бум! Бум!» Если бой окончен, почему стреляют? Нахмуренные брови потянули за собой влажную корку на висках, отчаянно зачесалась переносица. — А пушки… — Это пройдет, герр Хохвенде, — сообщил откуда-то сзади усталый голос судового врача. — Вас здорово приложило головой о фальшборт. — Ваше Величество, вице-адмирал Ваффе! — Иду. Выздоравливайте, лейтенант. Не дожидаясь ответа, кесарь повернулся и шагнул к застывшей у лестницы высокой, сутуловатой фигуре. Ханс Ваффе где-то потерял свою известную всему Метхенбергу темно-синюю шляпу, неровный свет факелов превращал худое морщинистое лицо в мрачную маску. Вместо привычного «Докладывайте», кесарь тихо спросил: — Ну как вы? Вице-адмирал только махнул длинной, похожей на крабью клешню рукой. — А… Мы выбрались, но победа обошлась недешево. На ходу осталось меньше половины, троих пустили ко дну, а на «Синей чайке» взорвалась крюйт-камера. Одна радость — Сван прихватил с собой в Закат фок Таннера… — И кто повел эскадру? Адмирал Ваффе потер большим пальцем переносицу. — Прозвучит глупо, мой кесарь, но я не знаю. Красно-коричневый вымпел, незнакомый, мои окрестили его Закатной тварью. — Бешеный вернулся с того света? За спиной кесаря пронесся испуганный шепот. Бешеный! В Дриксен вице-адмиралом Вальдесом до сих пор пугали детей и салажат. На самом деле, его никто не видел в Хексберг уже лет пять — но кто знает… — Вряд ли, разве что ведьмы его омолодили. Парню было не больше двадцати, да и на кэнналийца он не походил ни разу. Обычный северянин, даже странно… Он потопил «Кунигунду» и достал-таки меня на абордаж. — вице-адмирал тяжело вздохнул. — От команды мало что осталось, если бы не подошел «Зимний ветер» с солдатами — вы бы со мной сейчас не разговаривали. — Его убили? — Да, хотя это стоило мне не меньше роты. Такого врага нельзя оставлять за спиной, врага за спиной вообще оставлять нельзя… Их вырвалось всего трое или четверо. Часть пришлось потопить, остальных мы захватили; как рассветет — посчитаем точно. А что здесь? Рейнгарду показалось, что Ольгерд выпрямился — словно офицер, докладывающий старшему по званию. — Брандеры нам очень помогли, а вот от стрелков толку оказалось немного. Слишком далеко, хотя винтовые ружья себя оправдали. — кесарь дернул плечом, словно хотел повернуться, но передумал. — Ботцера все-таки поставили в два огня — если бы не купцы с абордажниками, от авангарда бы мало что осталось. Точные потери пока неизвестны, но талигойцам пришлось хуже. Хотя, надо отдать им должное, все держались до последнего, мне показалось, с каким-то самоубийственным отчаянием. — Очень странно… Хексберг не такая большая потеря, по сравнению с флотом. Сколько их ушло? Адмирал запрокинул голову, разглядывая звезды. Желтые блики заплясали по светлым, чуть рыжеватым в свете факелов волосам. — Не больше дюжины. Сколько из них дотянет хотя бы до Ардоры — неизвестно, но Его Величество Карл Четвертый скоро обнаружит, что надолго остался без флота. Послесловие Рейнгард часто представлял себе этот миг: кесарь Ольгерд вступает в захваченный Хексберг — на самом деле оказалось похоже и непохоже. По улицам гулял ледяной ветер, пригибая к земле голые деревья, зловеще свистя под крышами домов с выбитыми стеклами, норовя сдернуть шляпу или бросить в лицо горсть пожухлых листьев. На осаду ушло два месяца. Кесарь не раз предлагал хексбергцам оставить город, но те держались до последнего… до последнего человека, способного держать в руках оружие. Они ждали помощи с востока, но ее не было. Армия маршала Придда оказалась накрепко связана боями в Гельбе и Марагоне, хотя Дриксен это обошлось куда как недешево. Рейнгард видел, как мрачнел кесарь, выслушивая донесения фельдмаршала Рейфера: фрошеры один за другим перехватывают обозы с боеприпасами, подходящие резервы едва успевают заполнять образовавшиеся дыры, солдаты устали от беспрерывных маршей. Отправляясь в Хексберг, кесарь Ольгерд обещал своим подданным остановить утомившую всех войну, но, по слухам, в Дриксен уже шептались, что Его Величество не спешит выполнять щедрые обещания. Осадной армии тоже приходилось нелегко — Рейнгард уже забыл, когда в последний раз удалось согреться. Приближалась зима, холодный ветер беспрепятственно гулял по дюнам, норовя сдуть вкопанные в сырой песок палатки. Корабли в заливе беспрерывно долбили сначала по фортам, потом по самой цитадели — мерный гул пушек стал привычной частью жизни. Они все устали неимоверно — от кесаря до последнего солдата. У Рейнгарда сжималось сердце, когда он видел непривычно худое лицо и глубокие синие тени под глазами. Три дня назад Ольгерд в последний раз предложил талигойцам уйти и, получив привычный отказ, велел начинать штурм. Озверевшие от усталости солдаты прошли по улицам города как утюг по мятой простыне, буквально размазав по камням так и не сдавшихся защитников. И вот теперь — впервые за много недель — вокруг царила блаженная тишина. После грома пушек, трескотни залпов, крика и стонов… Сейчас же был слышен только мрачный свист ветра да глухой рокот невидимого за домами зимнего моря. Третий день штормило — и Его Величество приказал кораблям уходит в Метхенберг, оставив лишь две дюжины линеалов и фрегатов в основательно разрушенном торговом порту. Позади негромко переговаривалась свита — в основном сухопутные офицеры, из адмиралов в Хексберг остался только Ваффе. Кесарь шел молча, почти не оглядываясь по сторонам, то и дело прикрывая покрасневшие от усталости глаза. Он был без шляпы — и ветер свободно трепал отросшие за время осады светлые волосы. Навстречу попадались отряды фуражиров. Продовольствия пока хватало, но кесарь собирался остаться в захваченном городе на всю зиму. Вчера, едва смолкли пушки, Ольгерд отправил два ультиматума — Его Величеству Карлу Четвертому Оллару и Его Превосходительству Первому маршалу Талига Валентину Придду. Что потребовал впервые взявший легендарный Хексберг полководец от своих противников, Рейнгард не знал. Остановить войну — в этом никто не сомневался. Скорее всего, отвести войска за Хербсте — плоскогорье Гельбе останется за Дриксен, а Южная Марагона так и будет частью Талига. Захватить два десятка разрушенных крепостей и сидеть там, каждую минуту ожидая удара в спину от свихнувшихся марагов — увольте. Так говорили сухопутчики, и Рейнгард был склонен им верить. А Хексберг невозможно взять с суши, особенно с Рейфером за спиной, так что прославленному маршалу Придду останется только утереться черно-белой перевязью и порадоваться, что кесарь Ольгерд не захотел большего… За спиной послышался стук копыт — и спустя несколько мгновений рядом спрыгивал с коня молодой офицер. Рейгард узнал адъютанта начальника штаба. — Ваше величество! — адъютант молодцевато отдал честь, моргая красными от ветра и недосыпа глазами. — Говорите, лейтенант. — Пленные распределены по уцелевшим казармам, через три часа генерал пришлет вам полный список. Фрошеры, даже если кто-то умудрился сбежать, вряд ли смогли прихватить с собой дриксенских пленных, но у Придда наверняка есть кто-то на обмен, да и выкуп никто не отменял. Лейтенанту фок Хохвенде не нужны фрошерские таллы, но офицерам победнее наверняка пригодятся. — Хорошо, — кивнул Ольгерд. — Передайте генералу… Впереди, между домами мелькнула серая тень, и Рейнгард выхватил пистолет, одновременно поворачиваясь так, чтобы загородить собой кесаря. Его Величество выше и шире в плечах, но насколько возможно… — Что там, Рейнгард? — Ходит кто-то… Вон там, за домом с красной крышей. Не свои — свои бы прятаться не стали. Солдаты проверили все дома до самых подвалов, но это не значит, что нашли всех. — Хельмут, Гэвин, проверить, — отрывисто приказал начальник охраны. Солдаты сунулись было вперед, но тень сама вынырнула навстречу. Маленькая худая женщина в сером платье замерла посреди улицы — близоруко сощуренные глаза с ненавистью вглядывались в дриксенцев. На закопченном морщинистом лице виднелись дорожки от слез. Женщина прошипела что-то на талиг, плюнула и бросилась наискосок, к сгоревшему каменному дому, до взятия города, очевидно, бывшему двухэтажным. Гэвин и Хельмут повернулись, ожидая приказа, но начальник смотрел на кесаря. — Вы знаете, кто это? — задумчиво спросил Ольгерд у всех сразу, не отрывая взгляда от поглотивших женщину покрытых сажей камней. — Разрешите доложить, мой кесарь! — вытянулся в струнку адъютант начальника штаба. — Говорите. — Это Серая Вдова. Я слышал, как фрошеры говорили о ней — Маргарита Шварц была замужем за незнамо как осевшим тут дриксенцем, вроде бы их привез адмирал Вальдес много лет назад. Ее муж умер незадолго до исчезновения Бешеного — она уже тогда начала вести себя странно, а когда ее сыновья погибли вместе с фок Таннером, совсем помешалась и… — Руперт Шварц, — откликнулся адмирал Ваффе. — Так звали того парня, который чуть не пустил ко дну наш авангард. Кесарь молчал, смотря куда-то вдаль — словно видел в закопченных развалинах что-то, недоступное остальным. Обычные люди, задумываясь, теребили пуговицы на камзоле или эфес шпаги, тот же Ваффе поглаживал большим пальцем переносицу… А кесарь Ольгерд застывал, будто превращаясь в статую, и придворные испуганно замолкали при виде этой ледяной неподвижности. Где-то мяукнула кошка, ветер гнал вдоль улицы обрывок пергамента, вдалеке протрубили сбор. От противного звука полковой трубы Ольгерд очнулся и медленно поднял руку, коснувшись скулы. Тихо охнул Ханс Ваффе, и все взгляды устремились на него. Вице-адмирал только отмахнулся и, прикрыв глаза, повторил жест кесаря. Худая морщинистая рука словно гладила невидимый шрам. — Найдите ее, — глухо приказал Ольгерд. — Господа, мы возвращаемся в лагерь. Свита, недоуменно перешептываясь, потянулась за быстро шагающим кесарем. Вскоре Его Величество подозвал к себе вице-адмирала и жестом велел офицерам отстать на несколько шагов. Рейнгард и еще один лейтенант, наоборот, вышли вперед — мало ли… Лейтенант изо всех сил старался не слушать, но ветер то и дело доносил обрывки фраз: — …может быть совпадением… назвал сына в честь… тоже стали моряками… Бешеный… Кем же был загадочный герр Шварц, чей сын с легкостью взял на абордаж самого адмирала Ваффе? В Хексберг ненавидели «гусей», как они вообще оказались здесь, да еще и прожили столько лет? И при чем тут исчезнувший 5 лет назад незнамо куда Ротгер Вальдес? — …только Бешеный и мог… В подворотне что-то блеснуло, и тело Рейнгарда, не успевшего понять, что происходит, само развернулось и бросилось назад, к ничего не подозревающему кесарю. — Ваше ве… Ледяная молния впилась под лопатку, и лейтенант фок Хохвенде кубарем покатился к ногам того, кого только что спас. — Взять его! Как глупо… Выжить в морской баталии, месяц пролечившись от контузии, не погибнуть при штурме Хексберг, где сухопутчики положили едва не половину приведенных с собой солдат — и вот так, когда все уже позади… — Мой кесарь… — Тише, Рейнгард. Это может быть… — Ваше Величество! — пронзительно завопил кто-то, заставив кесаря недовольно поморщиться. — Поймали! — Ханс, проследите, чтобы он не двигался. Кесарь исчез, его место занял разом постаревший на 10 лет Ваффе. — Что там? — из последних сил прошипел Рейнгард. Проклятый фрошер… — Лежи тихо, — нахмурился адмирал. — Кажется, это кэнналиец. С той стороны, где исчез кесарь, донеслась ругань на незнакомом языке — очевидно, кэнналийском. С редкими вставками на талиг. — Поганый гусь… (непонятно)… будь ты проклят, тварь дриксенская! (снова непонятно)… это ты его убил, ты… предатель… сволочь!.. Хочешь райос — будет… — Извольте успокоиться и объяснить ваши претензии, — невозмутимо сказал на талиг Ольгерд. — Что вы ожидали увидеть на войне, кроме смерти, и кого я, по вашим словам, предательски убил? Может, этот кэнналиец тоже сошел с ума? Разгром флота, двухмесячная осада… — Альмиранте! Ты убил рэя Салину, тварь! Ты не мог его победить, поэтому заставил Хосе ударить в спину! Ты обманул его, иначе мой брат бы не предал! — Я не знаю вашего брата и победил Альберто Салину в честном бою, — спокойно отозвался кесарь. — А за покушение на офицера кесарии вы будете расстреляны. Хельмут! Вокруг затопали чужие сапоги, кэнналийская ругань перемешалась с дриксенской. Куда-то исчез Ваффе, а незнакомый голос над головой сообщил, что срочно нужны носилки. Рейнгард закрыл глаза. Он сделал все, что мог — что значит жизнь лейтенанта Хохвенде по сравнению с грядущими победами Его Величества? Кесарь Ольгерд жив, а Рейнгард оправдал его доверие, и даже канцлер Фельсенбург не посмеет ничего возразить… Вокруг грохотало штормящее море, безумно хотелось спать. Уплывая в мутное небытие, Рейнгард услышал далекое: — Вырвался, сволочь… Ловите…