Сердце

Время действия: 22 день Летних Ветров — 19 день Летних Молний 5 года К.В. 1 Короткое северное лето подходило к концу. Лучи заходящего солнца заливали розоватым светом дорогу, что вилась среди лугов до границы леса, упираясь в большую деревню. Аккуратные домики из светлых бревен подставляли бока теплому вечернему солнышку. Блики переливались в окнах единственного в селении каменного дома, где жила большая и дружная семья деревенского старосты. Звенели подойники, мычали коровы, коротко взлаивали псы… Мирную деревенскую тишину неожиданно взорвал топот копыт — и спустя несколько минут в облаке пыли, под оглушительный лай собак в селение влетели черно-белые кавалеристы. Лайза едва успела выбежать из дома, чтобы увидеть, как у ворот осаживает коня и легко спрыгивает на землю молодой офицер с лиловой перевязью. Нильс уже распахивал ворота, и Лайзе ничего не оставалось, как выйти навстречу гостям. — Добрый вечер, сударыня, — огромное перо на шляпе подмело дорожную пыль. — Валентин Придд, полковник армии Его Величества Карла Четвертого. Я хотел бы поговорить с главой вашего селения. Мама учила, что, разговаривая с дворянином, следует смотреть на собственные башмаки, — но Лайза почему-то замерла, не в силах оторвать взгляда от загорелого лица с необычно светлыми глазами. Полковник терпеливо ждал ответа. Звякнула сбруя — переступила с ноги на ногу лошадь — и Лайза очнулась от наваждения. Оглянувшись на дом, она увидела, что отец уже стоит на крыльце, поглаживая окладистую бороду, а позади толпятся прочие домочадцы, перешептываясь и разглядывая нежданных гостей. Молодой полковник вежливо поклонился, приветствуя уже старосту — и Лайза отошла в сторону. Дорога из Аконы неблизкая — люди и лошади устали, чей-то конь потерял подкову — и полковник принял решение остановиться в их деревне… Нужен кузнец и, если возможно, ночлег. Разумеется, все будет должным образом оплачено… Староста только руками замахал — никакой платы, в Метлих счастливы принимать легендарных «лиловых» кавалеристов и особенно его светлость герцога Придда. Знаете, наш Нильс служил у генерала Маллэ, он рассказывал… Нильс вернулся в родную деревню после знаменитого сражения на Мельниковом лугу — без руки, но с ворохом баек об армейском начальстве, послушать которые собиралась вся деревня. Лайза вместе с другими, затаив дыхание, слушала про генералов Ариго и Райнштайнера, про маршала фок Варзов, про грозного Ульриха-Бертольда и, конечно, о знаменитом на всю Западную Армию полковнике Заразе и его друзьях — Арно Савиньяке и двух близнецах Катершванцах. «Придд-то, зараза, сурьезный всегда такой, и одет как на парад, а только дриксам от него житья нету. Видали б вы, как они у Болотного выскочили — «гуси» в штаны со страху наложили! «Лиловые» мою роту тогда и спасли… а потом смерч налетел, народу страсть, сколько полегло, да «гусей» все же больше. Наши говорили, навроде сам Придд енту беду отвел; я не видел — а только нашли его потом полумертвого, уж как генерал Жермон убивался! А он, зараза, выжил…» Выжил, выздоровел и вернулся в строй, а теперь вот свалился как снег на голову в Метлих и сидит, как ни в чем не бывало, за накрытом ради дорогого гостя праздничной скатертью столом и слушает рассказ отца о давеча забредшей в лес корове. Очень внимательно, словно ему и впрямь интересно. Ужин тянулся бесконечно. Лайза не могла заставить себя ни поесть, ни поднять глаза на гостя — хотя сидевшие рядом братья и сестры уплетали за обе щеки и вовсю глазели на черно-белых офицеров. …эту скатерть они вышили вместе с мамой и бабушкой — красные маки, обвитые зелеными плетями — пять лет назад, узнав о смерти Ее Величества Катарины. Лайзе тогда было двенадцать, она помнила, как все плакали и молились за умершую родами королеву, забыв о собственных бедах. А война тем временем подобралась к самому порогу, старики советовали, пока не поздно, уходить, но отец решил остаться — он верил в Ноймаринена и фок Варзов. И не зря ведь верил! До Метлих не докатилось, и, даже странно — почти все, кто ушел в ополчение, вернулись домой живыми. В том числе и благодаря сидящему напротив молодому человеку. Этот герцог совсем не походил на внушительных бородатых вельмож, увешанных цепями и орденами, которых Лайза видела в книжках. Да и по рассказам Нильса он представлялся иначе — старше и солиднее. Худой загорелый юноша в черно-белом, слегка запыленном мундире не был похож как на героя солдатских баек, так и на потомка одного из самых древних родов Талига… Лайза украдкой посмотрела на гостя герцог сидел очень прямо, а грубая деревянная ложка в тонких пальцах почему-то казалась богатым прибором едва ли не с королевского стола. Стало стыдно за ссутуленную спину — Лайза выпрямилась, заставляя себя смотреть мимо герцога в сумерки за окном — и все-таки случайно поймала взгляд светлых глаз. Герцог Придд улыбнулся — чуть-чуть, краешками губ, но хватило и этого. Лайза вспыхнула и снова уткнулась носом в тарелку. Засиживаться не стали — офицерам требовался отдых, утром отряд отправлялся дальше, во внутреннюю Придду. Герцог отправился в отведенную ему горницу — где мама сама прибралась и застелила постель, разогнав слуг и дочерей. Младшие сестры давно сопели в своих кроватях — но Лайзе не спалось. Девушка лежала на спине, устремив взгляд к почти невидимому в темноте потолку — стоило закрыть глаза, как перед внутренним взором всплывало лицо нежданного гостя. За весь ужин герцог сказал едва ли десяток слов — но голос звучал в ушах… «Валентин Придд, полковник армии Его Величества Карла Четвертого…» Темнота и тишина вдруг показались невыносимыми — Лайза встала и зажгла свечу. Руки привычно потянулись к работе — два дня назад была начата новая вышивка. Но рыжий конь злобно косил глазом, стежки ложились криво, путалась нить. Лайза едва не вышила лишнюю ногу и в сердцах отложила работу. Она не видела рисунка — вместо Осенней охоты перед глазами стояла пыльная деревенская улица, серый конь и загорелый юноша со светлыми глазами. «Валентин Придд, полковник…» Завтра он уедет — в родовой замок, а потом вернется в армию, так сказал один из офицеров. Сейчас нет войны, дриксов сильно потрепали, но кто знает, что будет завтра? На Мельниковом лугу герцог выжил чудом… Взгляд упал на разворошенные нитки. Десять лет назад, провожая Нильса на войну, его мать сплела оберег — браслет из шестнадцати четверных нитей. Нильс родился в месяц Весенних Молний, поэтому нити были красно-рыжими, и заговаривали их на Молнии. Семилетняя Лайза тогда выспросила у женщины и про рисунок, и про заговоры на все четыре стихии, хотела даже себе такой браслет сплести — больно красиво получалось, но мать Нильса сказала, что делается оберег не для себя. И за защиту родного человека плетельщица платит кусочком жизни. Ну и пусть! Пусть ее молитва защитит молодого герцога Придда, где бы он ни оказался. В Марагоне древние суеверия жили бок о бок с олларианством, в минуту опасности четверной заговор читали вместе с молитвами Создателю. Оберег плести не быстро — можно было успеть помолиться и Четверым, и Создателю, и святой Октавии… Лайза не знала, когда родился поразивший ее сердце полковник, но Придды испокон веку звались Повелителями Волн — значит, она заговорит браслет на Волны. Голубых и синих нитей хватало, нашлись и фиолетовые, и девушка принялась за работу, тихо, чтобы не разбудить сестер, повторяя заветные слова. Когда был завязан последний узелок, Лайза потянулась, чтобы размять затекшую спину. И с удивлением поняла, что уже рассвело. За окном прокукарекал петух, скрипнул ворот колодца и зазвенела цепь, защебетали птицы. На душе было легко и радостно, и спать совсем не хотелось. Лайза накинула шаль и тихонько выскользнула из комнаты. Утро! Свежий ветерок приятно холодил лицо и руки, пахло сеном и свежим хлебом — мама встала ни свет ни заря. У сарая копошились и кудахтали куры, подбирая рассыпанное зерно. С дороги несло навозом — значит Дерек уже погнал коров на пастбище. Если замолчат куры, будет слышно щелканье пастушеского кнута и далекое мычание. Звякнуло ведро. Лайза обернулась на звук и почувствовала, как часто-часто забилось сердце — у колодца стоял герцог Придд. Рукава белоснежной рубашки были влажными, на загорелом лице блестели капли воды. Заметив девушку, герцог церемонно склонил голову в знак приветствия. Отступать было некуда — Лайза поправила шаль и пошла навстречу. — Доброе утро, сударыня, — полковник вежлив и серьезен, но на длинных ресницах блестят веселые разноцветные капельки воды. — Прошу прощения, вчера мы не были представлены друг другу… Действительно, за ужином отец успел рассказать о половине деревни, а свою семью забыл. Смешно. Губы сами собой расплылись в улыбке — Меня зовут Лайза, — что бы еще сказать? — Вы хорошо спали сегодня? — Отлично, благодарю. Идея с браслетом вдруг показалась глупой и наглой, и Лайза бросилась в разговор, как в ледяную воду. — Посмотрите! — странно, но сделанная из самых обычных ниток сине-голубая змейка поблескивала на ладони. — Я сплела оберег для вас. Бергеры верят, что такие браслеты охраняют от опасностей. И это правда — ведь наш слуга Нильс вернулся с войны живым… Стало вдруг стыдно, и Лайза всё же опустила взгляд. Прохладные пальцы на мгновение коснулись ее ладони, оставив на ней несколько капель воды. — Бергеры помнят многое, — задумчиво сказал герцог, разглаживая браслет на руке. — Как я должен его носить? — Давайте завяжу, — прошептала Лайза. Она мерила браслет на себя — и, как оказалось, почти угадала. Девушка затянула браслет на изящном запястье, стараясь не касаться нежной, прохладной кожи. Губы сами шептали заговор Волн… Создатель, храни этого человека! — Благодарю вас. Лайза поспешно шагнула назад, а герцог вытянул руку, рассматривая браслет в лучах утреннего солнца. — Это очень красивая вещь, вы настоящий мастер. Чем я могу отблагодарить вас? Лайза так решительно замотала головой, что одна из кос перекинулась на грудь. — За оберег нельзя платить, он потеряет силу! Это часть души… — Мой герцог, Ганс велел доложить, что лошади почти готовы. Дидериха перековали, осталось Немо и Красавцу подковы подбить. — Хорошо, — герцог одернул рукав и повернулся к вытянувшемуся по струнке солдату. — Через час выступаем. Провожать собралась почти вся деревня, кроме совсем дряхлых стариков и младенцев в колыбелях. Кавалеристы подкручивали усы и улыбались девушкам, пока их полковник слушал последние напутствия старосты и благодарил за гостеприимство. Наверное благодарил. Лайза смотрела из-за занавески на склоненную каштановую голову, сжимая кулаки так, что ногти вонзались в ладони. Герцог Придд пробыл в Метлих всего одну ночь — но, теперь казалось, что с его отъездом из жизни исчезнет что-то очень важное. Вот прощания и благодарности остались позади — герцог надел шляпу и одним движением вскочил в седло. Взмах рукой - и отряд тронулся с места. Лайза все-таки не удержалась — выскочила на крыльцо. И увидела как по лесной дороге летит всадник в расстегнутом черно-белом камзоле. Герцог Придд оглянулся на топот и вскинул руку, давая отряду знак остановиться. Всадник же, подлетев, поднял коня на дыбы и засмеялся: — Успел! Представляешь, я вчера заехал к родственнику-барону, просыпаюсь утром — а тут такая новость! Молочник конюху рассказывает, что сам полковник Зараза в их деревню заявился. Ты же домой собирался, кажется? — Конь подкову потерял, — герцог — Лайза остолбенела — улыбнулся. — Пришлось свернуть с тракта. Рад тебя видеть, Арно. Знаменитый Арно Савиньяк нахлобучил шляпу на встрепанные белокурые волосы и довольно хмыкнул. — Спешишь? Барон вчера только про тебя и спрашивал. Представь — есть брат-маршал, есть брат-регент — а ему друга-полковника подавай. Кстати, ему уже доложили, что ты здесь, так что не заехать будет невежливо, как думаешь? — Ты прав. Капитан Рейнеке! — Мой герцог? — Вы принимаете командование. Ганс, Раэ и Дитер отправляются со мной. Передайте графу Васспарду, что мы прибудем на два дня позже вас. — Слушаюсь, господин полковник. Лайза смотрела, как скрывается за деревьями прямая спина с лиловой перевязью, и не верила своему счастью. Еще два дня герцог Придд будет совсем близко! Молочнику, чтобы добраться до замка в подходящее время, приходилось вставать затемно даже летом. Но по дороге ездили только повозки и редкие всадники — через лес вела тропинка. Хотелось сорваться вслед немедленно — но Лайза заставила себя улыбнуться внимательно смотрящему на нее отцу и вернулась в дом. Сегодня придется потерпеть, но завтра она обязательно найдет предлог увидеть его еще раз! 2 Бессонница — дворянская роскошь, встающие с петухами деревенские жители о такой «болезни» и не слышали. Но Лайзе не спалось вторую ночь. Она не успела отдохнуть днем, и мечтала, что уснет как убитая. Но стоило зайти солнцу — сон как рукой сняло. Взялась за вышивку, но Осенняя охота расплывалась перед уставшими глазами. И почему-то было очень страшно… Не за себя — за уехавшего герцога. Сколько Лайза ни убеждала себя, что полковник Придд сейчас не на войне, а в мирном баронском замке, защищенном высокими стенами и двумя дюжинами солдат, успокоиться не получалось — сердце колотилось как бешеное. В конце концов она не выдержала — подхватила шаль и выбежала из комнаты. Тяжелый засов на двери отказывался двигаться с места. А за спиной вдруг раздались тяжелые шаги, и недовольный голос произнес: — Далеко ли собралась? Лайза кошкой отпрыгнула от двери и оглянулась — отец в длинной ночной рубахе поднимал свечу, щурясь в сторону блудной дочери. Мысли заметались вспугнутыми курами. Куда она может бежать среди ночи? На свидание? Отец не пустит, да и не поверит — заметил бы, влюбись старшая дочка в кого-то из деревенских. Сказать, что в замке беда? — Мне… нужно идти. Там, у барона… что-то случилось. Староста удивленно вскинул кустистые брови. — Что ж там могло случиться? Да тебе дурной сон приснился никак? — Не сон! Я и не ложилась даже. Отец, мне страшно, за них страшно… Там герцог… — Ах, герцог там, — отец укоризненно покачал головой, и Лайза почувствовала, как заливаются краской щеки. — А герцога-то звать не Рамиро, да и ты не Святая Октавия. Ишь, сказок наслушалась! Замуж тебе пора, да поскорее. Укрепив свечу в торчащем из стены подсвечнике, отец уселся на табурет, всем своим вилом показывая, что не сдвинется с места. Лайза вытерла непрошенные слезы. О Святой Октавии мама рассказывала им с сестрами на ночь, но сама она не мечтала о такой судьбе никогда! То есть, мечтала, конечно, но давно, когда была совсем маленькой. Сейчас же ей и в голову не пришло ничего такого. Вряд ли полковнику Придду не хватало женского внимания, хоть в столице, хоть в Марагоне. Он наверняка уже забыл глупую селянку, разве только браслет напомнит. — Что смотришь аки зверь загнанный? Шла бы спать, ночь на дворе! — Мне нужно идти, понимаешь, нужно! Староста крякнул и поерзал на табуретке. — Спит уже твой герцог, десятый сон, поди, видит. Сама подумай, какая беда с ним приключиться может — ну разве живот с баронских разносолов прихватит? А в лесу звери, да нечисть всякая бродит. И ворота в замке закрыты, поди — куда ж ты денешься? Одну из стен замка подмыло весенними дождями, барон все грозился вызвать из города каменщиков, да так и не собрался. Там можно перелезть, хоть и ободрав колени и локти о камень, но лучше об этом промолчать. — Не знаю… — Подожди хоть до утра, с молочником поедешь. Не дело девке одной через лес бегать, особо по ночам. Особливо к герцогам! — Отец! — Спать иди, кому сказал! Марта с утра скотину выгонять пойдет, так засов и сниму. — Пусть… Сердце больше не выпрыгивало из груди — словно поняло, что его не слышат. Голова была как в тумане — Лайза еле дошла до кровати и, уткнувшись лицом в подушку, забылась тяжелым тупым сном. Петушиный крик выдернул из очередного мутного кошмара. Светало. Где-то скрипнула дверь — Лайза вскочила и принялась торопливо одеваться. Отец, к счастью, сняв засов, ушел досыпать — то ли забыл о ночном разговоре, то ли решил, что с утра блажь пройдет. Выскользнув из дома, девушка бросилась к заветной тропинке. В еле ползущей повозке молочника она сошла бы с ума, а через лес можно идти быстро. Можно даже бежать, насколько хватит дыхания и пока не подкосятся ноги… Ворота замка были распахнуты настежь, а дорога перед ними истоптана так, словно здесь недавно прошло стадо. Но барон не держал коров! Молоко каждое утро привозили из Метлих. Лайза шла очень медленно, глубоко дыша, но сердце грохотало в ушах кузнечным молотом. Во дворе было по-утреннему тихо и мирно. Даже слишком мирно. Лайза задержала дыхание и прислушалась — ничего. Только птицы в лесу щебечут. Что-то не так — ведь слуги здесь встают по-деревенски, с рассветом! И молочник приедет скоро. Кто открыл ворота, если все спят? По спине ледяной струйкой пополз страх. Выходец? Но в замке полно народу — столько ни один мертвец не уведет. А может оборотни? Болотные кровопийцы? Лайза с трудом заставила себя сделать несколько шагов и остановилась. Бежать обратно в деревню за подмогой? И, Создатель, Четверо и святая Октавия, что с герцогом?! Странный звук откуда-то сбоку заставил вздрогнуть и оглянуться. В углу двора, за телегой с сеном виднелись чьи-то ноги в сапогах. Сердце на мгновение замерло, застучало с новой силой, и Лайза осторожно двинулась в сторону телеги. Непонятный звук повторился снова. Человек сидел, облокотившись на прислоненное к стене большое тележное колесо, и смотрел в небо. На белой рубашке виднелись несколько черных и бурых пятен. Лайза судорожно вздохнула, и человек резко опустил голову. Их глаза встретились, и девушка без сил опустилась на камни двора, глядя на непривычно растрепанные каштановые волосы, спокойные светлые глаза и синяк на скуле. Полковник армии его величества короля Талига… — Доброе утро, сударыня, — герцог Придд неаристократично шмыгнул носом. Так вот, что это был за звук! — Прошу прощения, здесь довольно прохладные ночи. Вы не могли бы меня освободить? Веревки лучше разрезать — мои шпага и кинжал находятся под телегой справа от вас. Медленно, словно во сне, Лайза достала из-под телеги оружие. Неведомые враги заплели узлы на совесть, пришлось резать веревки. Герцог терпеливо ждал, пока Лайза пилила их кинжалом, вежливо смотря в сторону. И хорошо — встреться они взглядами, дрожащая рука обязательно бы сорвалась… — Вот, всё. Вы сможете встать? — Благодарю вас… — герцог попытался расправить затекшие плечи, — Закат.... простите, у меня, кажется, сломана ключица. — Я позову кого-нибудь!.. — а ведь она так и не знает, что случилось в замке, и есть ли тут еще живые! — Не нужно. Дайте руку. Он все-таки сумел встать, молча, только закусив губу от боли. Встал, сделал два шага и привалился к телеге. Лайза вежливо отвернулась — на самом деле не в силах смотреть на побледневшее лицо и покрытый испариной лоб с прилипшими прядками темных волос. Какая же нечисть посмела… — Эй, есть тут кто-нибудь? — озадаченный голос молочника эхом разнесся по пустому двору, и Лайза с облегчением бросилась навстречу. — Дядя Эрнст! — Лизхен! Ты откуда здесь? — Пришла… — Ночью на замок напали, — сообщил за спиной спокойный голос и глаза дяди Эрнста стали совсем круглыми. — К сожалению, мне не удалось разбудить здешний гарнизон и своих людей, а один я смог немногое… Скрипнула дверь — и из конюшни вывалился помятый расхристанный парень. — Охх… Чтоб я еще раз пиво после касеры… Всего две же кружки… Не обращая внимания на посторонних, парень схватился обеими руками за голову и побрел в сторону колодца. -… Ох ты ж, головушка моя бедовая… — Кажется, это всего лишь снотворное. Я опасался худшего. Сударь, вы не будете так любезны попытаться разбудить остальных? Молочник торопливо закивал и бросился к дому привратника. Вскоре двор наполнился похмельными стонами. Выполз из замка барон в ночном халате, проклиная нерадивого камердинера, не озаботившегося приготовить рассолу. Но увидев гостя, который едва стоял, держась за плечо Лайзы, всплеснул руками и бросился навстречу, позабыв про все хвори. Забегали, хватаясь за больные головы, слуги, нашелся и лекарь. Взъерошенный Арно Савиньяк вылетел из замка, когда герцога укладывали на носилки. — Кляча твоя несусветная, Валентин! Что тут случилось? Ответить герцог не успел — из конюшни раздался крик. — Коней! Коней свели, тварюги закатные! 3 Это было так странно — знать, что стоит только выбраться из дому… Лайза третий день запрещала себе даже думать о прогулке в баронский замок. Страшное позади. Рядом с герцогом Приддом хороший лекарь, и Арно Савиньяк, по рассказам баронских слуг, не отходит от друга. Больному уже разрешают вставать. Молочник каждый день, возвращаясь из замка, останавливался у дома старосты, чтобы рассказать новости. Лайза слышала, как хихикают над ней другие девушки, но злиться не получалось. Все силы уходили на то, чтобы вести себя как обычно — помогать матери по дому, вышивать, играть с братьями и сестрами, отвечать на шутливые подначки отца… И не мечтать, как расступается лес, открывая путь к замковым воротам, как стучат под каблуками ступени, а удивленный Арно Савиньяк уступает дорогу в ответ на вежливое «Могу ли я видеть герцога Придда?“ — Лайза! — голос Нильса ворвался в мечты, заставив мысли вспорхнуть как вспугнутые жаворонками. — Лизхен, капитан тебя спрашивают! Какой еще капитан? Отложив вышивку, Лайза выглянула в окно — перед воротами гарцевал на гнедом коне сам Арно Савиньяк. — Капитан армии Талига виконт Сэ к вашим услугам! — улыбаясь, тот и подмигнул Нильсу. Тот довольно осклабился, отдал честь и, демонстративно маршируя, отправился в сторону хлева. — Добро пожаловать в Метлих, господин капитан, — заученно произнесла Лайза, чувствуя, как сердце начинает стучать быстрее. — Чем я могу вам помочь? Вопрос о здоровье герцога Придда вертелся на языке, но задать его Лайза так и не решилась. Савиньяк улыбается, значит все хорошо, правда ведь? Арно тем временем спрыгнул с коня и потрепал его по шее. Гнедой довольно фыркнул. — Вернулся, кляча несусветная! Представьте, сударыня, тем же вечером вернулся. Где я могу поговорить с вами, подальше от любопытных ушей? Ушей вокруг было хоть отбавляй — мальчишки окружили чудесного коня, а из-за соседней калитки торчали любопытные носы Магды и Греты — дочерей кузнеца, главных метлихских сплетниц. — Пойдемте. За домом старосты рос яблоневый сад — там десятилетний братец Ян недавно сколотил скамейку, неуклюжую, но добротную. Хорошее место, их все равно будет видно, яблоки уже собрали и ветки тянутся к небу, ловя последнее летнее солнце, зато никто не услышит. И зря Магда пробирается вдоль забора, листья громко шуршат под ветром. Но что нужно самому Арно Савиньяку от девушки, которую он если и заметил тогда в замковом дворе, то тут же забыл? — Здесь никто не услышит. — Возможно, вы сочтете мою просьбу бестактной… Я увидел у Валентина… герцога Придда синий браслет, по словам моего друга, сделанный вами. Мне хотелось бы иметь такой же — на память о… Метлих и моем дорогом родиче-бароне. — Вы видели браслет?.. — бездумно спросила Лайза, отворачиваясь от собеседника. Гусеница тянется с листка на листок, почему ей мало того, что есть? Зачем больше, когда у других нет и этого? «Это очень красивая вещь, вы настоящий мастер…» Зачем герцог Придд рассказал Арно Савиньяку о ней и ее подарке? — Да. Примите мое восхищение вашим искусством. — Это не просто украшение. — Я понял. Это бергерский оберег. Валентин объяснил, что за него нельзя платить, но я готов, скажем, подарить вам что-нибудь. Такой подарок то же, что плата, ну да какая теперь разница. Белокурый капитан не понимает, что амулет, это не нитки и плетение, это часть души и жизни! Которые ты готов отдать ради того, кого любишь. Лайза прикусила губу, сдерживая неуместный смех. Значит, вот это любовь? Не полет, не радость, о которых рассказывают в сказках, а бешено стучащее сердце и страх, отбирающий сон? И вот эта глупая, до слез, обида на не сохранившего тайну. Хотя, какая тайна? Герцог ничего не обещал, а с Арно они друзья. «Энтот белобрысый Савиньяк от твоего герцога прям не отходит. И повязки меняет сам, даром что лекарь есть, и чуть не с ложки кормит… Нет, ну про ложку эт я для красного словца сбазлал, да только всякий видит, что друзья они не разлей вода. А начинали-то как, помнишь, Нильс про шляпу рассказывал? И вот поди ж ты…» Про дареные, не семейные, обереги не принято рассказывать даже друзьям и родичам, разве что самым близким. Но пусть так. Если полковнику Придду так дорог капитан Савиньяк, оберег у капитана Савиньяка будет. — Подарки тоже нельзя, это совсем другое. Я не смогу сделать такой же браслет как у… синий браслет. Для вас оберег должен быть заговорен на Молнии. 4 После второго визита капитана Савиньяка к дочери старосты по деревне поползли слухи — гаденькие, мерзкие. И в самом деле, зачем молодому дворянину приезжать к селянке, ведь не Книгу Ожидания читать? Лайза раз за разом замечала, как смолкают при ее появлении разговоры, ловила то осуждающие, то завистливые взгляды. Отец хотя и от сплетников отмахивался, но за Лайзой следил. Даже разговоры с молочником теперь стали поводом для шушуканья за спиной, пришлось сказать доброму дяде Эрнсту, что замковые новости Лайзе больше не интересны. Что-то удавалось услышать краем уха: барон ездил в город за лошадьми, кузнеца звали перековать двух; Магда относила лукошко орехов, видела белокурого капитана; и самое главное и страшное: приезжал гонец из Васспарда. Герцог Придд скоро уедет домой. Желание увидеть его еще один, последний раз стало нестерпимым. За ужином Лайза едва съела кусок хлеба под хмурым взглядом отца. Поев, он как следует проверил все засовы и, лишь убедившись, что дом надежно заперт, отправился спать. Лайза легла вместе со всеми, но ненадолго. После той, первой ночи, она проверила все окна на первом этаже — у двуз из них задвижки были не слишком тугие, вполне под силу женской руке. Барон ложился по-деревенски, с курами, гости наверняка тоже. Что она будет делать в спящем замке, Лайза представляла с трудом, но оставаться дома не было сил. Бежать по ночному лесу не получалось, тонкий серпик молодой луны едва светил через густую листву. Но Лайза все равно шла быстро насколько могла, прислушиваясь к ночным звукам — шелестели листья, журчал ручей, где-то далеко ухала сова. Совсем не страшно — ни волков, ни выходцев, но путь до замка все равно показался вечностью. Перебираясь через холодные, царапучие камни, Лайза порвала платье. Однако, добравшись до вершины завала, едва не вскрикнула от радости — на террасе второго этажа горел свет. Террасу увивал плющ, забраться по нему могла разве что кошка. К счастью, в этой части замкового двора еще бабушка нынешнего барона разбила яблоневый сад. Ветви старой яблони немного не дотягивали до каменной балюстрады, но этого и не требовалось. Лайза устроилась на развилке ветвей, куда не падал свет из окон, и затаила дыхание. Ночной ветерок шевелил прозрачную занавеску. Дверь на террасу была открыта и виднелся потертый ковер на полу, свечи, низкий столик с хрустальными бокалами. Арно Савиньяк стоял вполоборота к камину, поставив ногу на решетку, и, закусив губу, изучал какие-то листки. Герцог Придд — сердце Лайзы радостно ёкнуло — откинулся в кресле, вертя в руках пустой бокал. — Это приказ, понимаешь! — Савиньяк в сердцах скомкал листы и швырнул в нетопленный камин. — Господин регент Талига не опустится до расшаркиваний с торкским капитаном, будь этот капитан трижды его братом! — Этого следовало ожидать. Эмиль еще в начале лета писал, что тебя собираются отозвать в столицу. — Тинэ, я не хочу, чтобы меня называли паркетным генералом! Тинэ? Стремительно шагнув к столу, Арно плеснул вина в бокал и залпом выпил. — Ли пишет, что через два года я могу стать капитаном королевской охраны вместо Мевена, а в армию вернуться лет через десять, сразу генералом. Но как на меня там посмотрят, скажи? — Как на столичного шаркуна, получившего перевязь по протекции, — улыбнулся герцог, а Арно в отчаянии рухнул в кресло и вдруг расхохотался. — Точно! Круг замкнется, и уже ты будешь смотреть на меня свысока. …тишина. Только назойливо вопит в траве сверчок. Все так же колышется занавеска, пляшут по стенам над свечами причудливые тени. Двое в креслах молчат, думая каждый о своем. — Тинэ… — больше прочитала по губам, чем услышала Лайза. — А если… Герцог Придд поднялся, не глядя на собеседника, и подошел к окну, всматриваясь куда-то в темноту. Лайза на всякий случай затаила дыхание. — Извини… нет. Я не могу вернуться в столицу. Мне некуда возвращаться. — Я знаю, что ваш дворец в Олларии разрушен, но можно построить другой. Или купить. Тем более, что твой младший брат в этом году поступает в Лаик. Звучит глупо, но… Йоганн, Норберт, маршал Жермон, Реми Варден и другие — все останутся на севере… Может, дело было в пробежавшем по луне облачке, но Лайзе показалось, что герцог Придд слегка вздрогнул, когда подошедший Арно положил руку ему на плечо. - Я не хочу терять еще и тебя. — У нас нет выбора. Регент не примет отказа. Дриксен еще долго будет зализывать раны, а в мирное время звания быстро не получают. Сударыня, будет лучше, если вы присоединитесь к нашему разговору в открытую. Лайза вздрогнула, едва не свалившись с ветки. — Кто там, Валентин? — капитан Савиньяк выскочил на террасу и изумленно присвистнул. — Ничего себе… Так Лайзе не было стыдно еще никогда в жизни. Спрятаться и подслушивать господский разговор, да еще такой! Больше всего хотелось провалиться сквозь землю, а лучше — сдвинуть время назад, чтобы оказаться в своей постели и никуда не ходить! Арно перемахнул через перила и ловко соскользнул по плющу, оказавшемуся неожиданно крепким. Через мгновение он уже стоял под деревом. — Вам лучше спуститься, — напомнил с террасы герцог Придд. Странно, но расспрашивать непрошенную гостью не стали. Совсем. Арно молча ждал, скрестив руки на груди, пока Лайза слезала с яблони. Спасибо младшим братьям - не разучилась ещё. Через несколько минут к ним присоединился герцог, которому не до конца зажившее плечо не позволяло лазить по балконам — пришлось спускаться по лестнице и выходить через дверь, видать, дом на ночь так и не запирали. Лайза рассматривала рваный подол платья, боясь поднять глаза. — Свет в привратницкой не горит, — сообщил герцог замершему статуей Арно, — Ворота, насколько я мог увидеть, заперты, но мы можем выйти через боковую калитку, если ты поможешь снять засов. Сударыня, — вежливый поклон — я провожу вас до Метлих. — Нет… не нужно! Простите меня, я… я не хотела… просто… А что просто? Как объяснить, зачем она среди ночи прибежала в замок? Посмотреть на герцога Придда, голос его услышать? Такой стыд! — Вы желаете, чтобы это сделал виконт Сэ? — Я дойду сама, через лес тут близко! Господин герцог, пожалуйста… — Возьми Кана, — подал голос Арно. — Твой новый конь может не вовремя заржать. Матушка стращала дочерей, предупреждала их держаться подальше от всяких молодых дворян. Но Лайзе почему-то не было страшно. Совсем. Тянулись к звездному небу черные ветки, тоненький месяц заливал дорогу мертвенно-бледным светом, таким ярким, будто наступило полнолуние. Деревенские с младенчества приучают детей бояться ночи, леса, луны — но с недавних пор Лайза не боялась ничего. Крикнула над головой ночная птица, сверчки в траве засвистели с новой силой. Умный Кан шел плавным шагом — двинься он чуть быстрее, они бы с него наверняка свалились — ведь сидели очень неудобно, стараясь не касаться друг друга. С момента выезда из замка герцог Придд не произнес ни слова и даже дышать старался как можно незаметнее. Но сердце не сдержишь — почему его сердце бьется так громко, а у самой Лайзы словно затаилось? — Вы не спите? — ровный, спокойный голос. — Нет. И даже не хочется, хотя ночь наверняка уже на исходе. Сколько же времени прошло с тех пор, как она вылезла из окна в мокрые от ночной росы кусты сирени? Только бы отец не проснулся раньше, чем она вернется! — Кажется, небо светлеет. — Сейчас едва ли намного больше полуночи. Выходя из замка, я слышал, как било одиннадцать. — А… Ночная дорога, стук копыт и чужого сердца, теплое дыхание в затылок… Все же это сон, наяву такого счастья просто не бывает. — За тем поворотом уже начнутся дворы, — собственный голос показался чужим и хриплым. — Я дойду. — Разумеется. Герцог спешился и даже помог Лайзе — хотя плечо наверняка болело. — Спасибо, — прошептала она. — Я так и не поблагодарил вас за свое спасение. Позвольте выразить свою глубокую признательность и восхищение вашей смелостью. Вы очень вовремя посетили замок в то утро. …в отличие от этого вечера! Стыд захлестнул с новой силой. — Простите, что я подслушивала. Честное слово, это получилось нечаянно! Да, она совершенно случайно оказалась на яблоне посреди ночи. Лайза робко подняла глаза, ожидая встретить осуждающий взгляд, но герцог смотрел в сторону. — Многое в этом мире происходит помимо нашей воли, — задумчиво сказал он. — Я знаю, что услышанное не пойдет дальше вас, этого довольно. — Тогда извинитесь за меня перед Ар… капитаном Савиньяком. — Непременно. Я успею сделать это — завтра… уже сегодня мы выезжаем в Васспард. Арно проводит меня до дома и вместе с моим младшим братом отправится в Олларию. 5 — … тише, герцогиня вон идет… Мерзкий шепот струился за Лайзой, стоило выйти за калитку. Жители Метлих словно сговорились облить презрением «выскочку» — а может, так оно и было. Последней каплей стала проезжающая через селение кавалькада… — Лизхен, Лизхен, сюда, скорее! Топот копыт слышался со стороны леса. Герцог едва ли на мгновение остановился перед домом старосты; глядя в сторону застывшей на пороге Лайзы, коснулся шляпы, и пришпорил лошадь. Только закружилась золотая, пронизанная полуденным солнцем пыль… С тех пор прошло уже две недели, но сплетницы не унимались. Лайза слышала, как пятилетняя Брунька спросила маму — правда ли, что Лизхен теперь никто не возьмет замуж? «Возьмут, — горько усмехнулась мама. — Вот вернется герцог, и возьмет. Смотри-ка, опять платье порвала! Горюшко ты мое луковое…» Отец хмурился и молчал. Мама открыто сторонилась сплетниц, но стоило ей выйти к колодцу или заглянуть за чем-нибудь к соседке, кто-нибудь обязательно поминал — что, мол, твоя-то? «Завистники да ревнивцы — из одной норы звери. Умишко заячий, клыки — волчьи». Покойная бабушка часто повторяла эту поговорку, рассказывая внукам сказки. Теперь пригодилось и в жизни. Не замечать чужую злобу не получалось, но Лайза больше жалела родных, чем себя. Можно не обращать внимания на змей снаружи, но что делать, если змея поселилась в сердце? Внутри было холодно и пусто. Раз за разом, как драгоценные бусины, Лайза перебирала воспоминания — разноцветные капли на ресницах, узкое запястье с синей полоской браслета, бисеринки пота на загорелом лбу, рука, играющая пустым бокалом, тихое дыхание за плечом… Лайза стала часто уходить из дома. Приближался Осенний Излом, но солнце оставалось по-летнему ярким. Теплый свет насквозь пронизывал перелесок у дороги — можно было сидеть на невысоких кочках, подставляя лицо ласковым лучам и стараясь не вспоминать об угрюмом взгляде отца, молчаливой грусти матери и шипящих в спину соседках. Староста, буркнув что-то о лишней премудрости, запер в комод даже Книгу Ожидания, и Лайза почти все свободное время проводила за вышивкой. Осенние всадники мчались сквозь красно-рыжий вихрь листвы, напоминая о сплетенном для Арно Савиньяка браслете. Арно уже наверняка в Олларии, а где герцог Придд? Лайза отложила пяльца на траву и обхватила руками колени. Тревожно билось сердце — оно всегда начинало стучать сильнее, стоило Лайзе вспомнить… Но не вспоминать было невозможно. — Прошу простить мое вторжение, — знакомый, слишком знакомый! —голос заставил вздрогнуть. Лайза медленно оглянулась, боясь спугнуть наваждение, но то и не думало пропадать. У наполовину пожелтевшего куста бузины стоял герцог Придд. — Ваша сестра сказала, что вы здесь. Возможно, это прозвучит странно, но я понял, что не могу не вернуться. Лайза смотрела на серьезное загорелое лицо, не в силах пошевелиться. Откуда?! Это сон, это не может быть правдой! — Вы не могли не слышать о кэнналийском герцоге Рамиро, — медленно проговорил герцог Придд, глядя Лайзе прямо в глаза, - который женился на будущей святой Октавии вопреки всем традициям Людей Чести. Это было круг назад, и о других подобных историях мне неизвестно. Однако я пришел к выводу, что могу последовать его примеру. Если получу на то ваше согласие. Лайзе показалось, что она ослышалась. Сон, иначе и быть не может. Святая Октавия! Сколько девочек, слушая перед сном историю «девочки в окошке», мечтают повторить ее судьбу? Жаль, что никому не удается. В последнее время Лайза часто вспоминала красивую сказку, раз за разом понимая, что только в сказках такое и бывает. — Вы... вы не кэнналийский герцог. Что скажут... вы шутите, да? Это шутка? Слова бездумно срывались с губ, пустые и чужие. Колени подгибались, но Лайза заставила себя встать прямо и посмотреть в спокойные светлые глаза. А ведь даже это запрещено простой крестьянке, что уж говорить о большем! И всё же они смотрели друг на друга и говорили — будто равные. — Вы правы, я не соберано Кэнналоа, но Талиг — большая страна. Пусть что-то не примут в столице, Торка списывает многое. Очень многое. Так говорит маршал Запада Жермон Ариго, и я склонен ему верить. — Вы говорили тогда, что вы не собираетесь возвращаться в столицу, но ваши братья! Если они захотят? Такой странный спор! Какое дело дочке деревенского старосты до братьев герцога Придда, как смеет она спорить с ним? — Забота о моей семье делает вам честь, — герцог вежливо поклонился. — Но, уверяю, осуждение неожиданного брака главы рода не самое страшное из того, с чем моим братьям приходилось сталкиваться. Лайза закусила губу. Другая на ее месте завизжала бы от радости или сбежала бы, подобрав юбки, а она говорит, словно по писаному, и так спокойно, будто речь о праздничном обеде или выборе рисунка для вышивки. — За прошедшее время я успел обдумать все возможные препятствия, как очевидные, так и те, о которых вы пока не подозреваете. Они преодолимы, но лишь в одном случае — если вы согласитесь уехать со мной. — Мой отец был купцом, пока не осел в Метлих. Он научил меня и Яна грамоте, но мама до сих пор не научилась толком читать. Я крестьянка, господин герцог. Будь на месте герцога Придда кто угодно другой, Лайза бы испугалась. Заподозрила бы нехорошее. Но сейчас она не беспокоилась о себе — сердце верило! — только о нём. — Возможно, вы не прочитаете Иссерциала в подлиннике, но выучить правила этикета не составит труда. Я думал о вашем происхождении. Эта идея может показаться вам… — герцог на мгновение запнулся, — некрасивой, но здешний барон охотно окажет услугу другу его родственника. Он вдовец, дети давно живут своей жизнью. Трогательная история о внебрачной дочери, отданной в чужую семью, сделает наш союз в глазах общества не столь… необычным. Он говорил так красиво и сложно, но Лайза понимала. Ему придется отказаться от столицы, а ей — от отца с матерью, от братьев и сестер. У герцогини, настоящей герцогини, не может быть деревенских родных. В сказках героини не сомневаются. Сиятельный принц на белом скакуне увозит прекрасную девицу из логова дракона или злобной мачехи. Братья и сестры, коли они имеются, забираются с собой и делаются принцами и принцессами. Счастливый конец. А как Лайза будет без Бруньки, Вига, Агнет, Яна? Как мама без неё? Реши она остаться, глупое прозвище забудется — не через месяц, так через год. Не получая новостей, сплетня засыхает, как сорняк по осени. А там появится какой-нибудь мельник, или даже сын городского купца, Лайза ведь считается красивой, да и приданое отец выделит хорошее. Уймется глупое сердце. А там — пятеро детей и домашние хлопоты сотрут из памяти даже воспоминания о герцоге Придде, как старую странную сказку. Но сейчас сказка стоит и ждет, задумчиво расправляя манжет. Да и кому врать! Забыть не получится — не о манящем каждую деревенскую девчонку мире балов и бархатных платьев, нет. О светло-серых глазах, чуть заметной улыбке тонких губ, упавшей на щеку пряди каштановых волос. Если б только он не был герцогом! «Я успел обдумать все возможные препятствия… те, о которых вы пока не подозреваете». Чужой, непонятный и опасный мир — как зеленая полянка в лесв, которая может оказаться болотом. И, скорее всего, окажется. Ей вряд ли будет легко, герцогу тоже, что бы он ни говорил, идти против всего света не просто. Но если вместе — то и пусть. Губы пересохли, тихое "спасибь" почти потерялось в шуме листьев. — Я... - Лайза с трудом перевела дух, - я не святая Октавия. Я хочу попрощаться с родными. Полковник Придд не огласил лес восторженным криком, как деревенские парни, он даже не улыбнулся, только чуть сощурились светлые глаза. Но это сказало Лайзе больше, чем самый радостный крик. Коротко поклонившись, герцог жестом пригласил Лайзу спуститься к дороге. Прощание вышло коротким, будто скомканным. Мама, не скрываясь, вытирала слезы. Ян чесал в затылке и по-стариковски вздыхал, а трехлетний Виг, ничего толком не понимая, ковырял в носу. Агнет и Брунька с двух сторон обнимали Лайзу за пояс, шмыгая носами и улыбаясь одновременно — девочкам доставались все платья и бусы, которыми прежде не давали играть. С собой старшая сестра забирала только неоконченную вышивку с Осенними Всадниками. Староста переводил мрачный взгляд с дочери на её не особенно счастливого с виду жениха, поглаживая окладистую бороду. Как хорошо Лайза знала этот жест, и как его теперь будет не хватать! — Я пришлю вам подарки, — шепнула Лайза радостно закивавшим сестренкам, сама еле сдерживаясь, чтобы не разреветься. Через несколько минут герцог Придд подсаживал Лайзу на серую в яблоках лошадь, не обращая внимания на шипящих из-за соседнего забора Грету с Магдой. Ездить верхом Лайза умела, хоть и не очень хорошо. Староста иногда позволял детям кататься на доброй кобыле Гайифке, которую держали, чтобы возить с мельницы муку. Герцог приехал один, ведя в поводу лошадь с дамским седлом — значит, не сомневался в ответе? Стоило им выехать за околицу, оставив позади любопытные взгляды, Лайза так и спросила. — Я опасался, что ваше благоразумие одержит верх, — признался герцог Придд, вглядываясь в пыльный горизонт. — Но понял, что не прощу себе, если не попытаюсь. Вы сможете ехать рысью? До города около трех с половиной хорн, лучше добраться туда до темноты.