Сердце

Время действия: (семь лет спустя) 17 день Осенних Молний 12 года К.В. — 10 день Весенних Ветров 13 года К.В. 1 В комнате вдруг стемнело. Лайза, герцогиня Придд отложила вышивание и посмотрела в окно — крупные белые хлопья падали сплошной стеной, словно в небе кто-то разорвал огромную подушку с куриными перьями. До Излома оставалась неделя, но зима началась раньше. Скоро перевалы в горах окончательно занесет снегом, и можно будет выдохнуть. В Западной армию с начала осени ходили слухи о дриксах, якобы виденных у Айзмессер. Маршал Ариго решил усилить защиту перевалов, для чего в Ноймаринен был направлен корпус генерала Придда. Хорошо, что рядом с Валентином были Катершванцы и Арно, посланный регентом «осмотреться». Младший из братьев Савиньяков уже несколько лет служил капитаном охраны Его Величества, но рвался в действующую армию. Кажется, Лионель наконец решил уступить… И все равно, Лайза не могла не волноваться. Она прятала страх за улыбкой, чтобы не беспокоить домашних. Все обитатели замка Васспард, от его хозяина до мальчишки-истопника, знали, что у госпожи герцогини слабое сердце. Именно сердце едва не стоило ей жизни во время первых родов; узнав, что Лайза снова беременна, домашний врач схватился за голову. Всем было велено ходить на цыпочках, дабы не беспокоить «больную». Старшими детьми занялись слуги, а Лайзе только и разрешали, что вышивать. «Рассвет на вершине Хексберг» был почти готов, а до родов осталось больше двух месяцев. Поискать новый рисунок или попросить Клауса принести что-нибудь из библиотеки? Лайза улыбнулась, вспоминая свои первые дни в Васспарде. Клаус-Максимилиан казался таким строгим. Только два года спустя он признался, что испугался свалившейся как снег на голову невестки и отгородился фолиантами, изучать которые, к слову сказать, дамам было вовсе не обязательно, будь они хоть трижды герцогинями. Одна «История Двадцатилетней» чего стоила. Над головой словно проскакал табун лошадей, раздались звонкие голоса. Любимая игра: маршал Савиньяк в Гаунау. Судя по доносящимся визгам, роль Лионеля в этот раз досталась Ангелике, а Джастин играл Хейла — генерала от кавалерии. Лайза пока оставалась единственной, кто различал близняшек по голосам. В роли Хайнриха, как всегда, толстый сын Илсе — дети еще толком не понимали разницы между господами и слугами. Жаль, Арно до сих пор не женился — их дети могли бы расти вместе. Вот с обоими Катершванцами Валентин уже успел обменяться подарками по случаю рождения сыновей, но их семьи жили на севере Бергмарк. И жалко, что граф Ариго все-таки отправил Ингрид в Гаярэ со всеми тремя сорванцами. Хотя, Джастин и Ангелика, если и скучали, то только по отцу и «дяде Арно». Валентин приезжал домой не так часто, как хотелось бы. Впрочем, и ей, и детям хотелось, чтобы он не уезжал вообще, но это было невозможно. Тридцатидвухлетнего генерала Придда пророчили в преемники маршалу Ариго, буде с тем что-нибудь случится. Генерал мог воевать, не оглядываясь — о родовом гнезде заботился Клаус, которому, кстати, тоже пора бы найти невесту… А младший из сыновей Вальтера Придда, Питер-Иммануил, решил пойти по стопам старшего брата. Прослужив три года оруженосцем у маршала Эмиля, он написал домой, что остается в Южной Армии. Жаль, письма из Савиньяка идут долго. Франческа также ждала вестей из армии, им было о чем поговорить. Дочь фельпского дожа никогда не видела ни герцога, ни герцогиню Придд, но она написала первой. О том, как потеряла первого мужа и как теперь боится отпускать Эмиля — но отпускает, пряча за шестнадцатью замками свои страхи. Мужчины должны идти своей дорогой, даже если она ведет по краю Заката, а матерям и женам остается ждать. Снег за окном шел и шел, становясь всё мельче и злее. За ночь наверняка наметет сугробы. Нужно попросить Илсе связать детям новые варежки, а Йонасу напомнить достать из кладовки салазки. Зимние вечера казались бесконечными; если все время вышивать, можно сойти с ума или ослепнуть. Ничего не случится, если сегодня она побудет с детьми немного дольше. Лайза начала осторожно подниматься — дай врачам волю, они посадят ее на носилки, но герцогиня Придд вполне может ходить без посторонней помощи! Главное — встать. Левое плечо внезапно заныло, неужели опять продуло сквозняком? Лайза нашарила взглядом лежащую на соседнем кресле шаль… Резкая боль в левой стороне груди заставила вскрикнуть, перед глазами вспыхнули сине-фиолетовые круги. «Синий браслет! Оберег Валентина!» — с этой мыслью Лайза потеряла сознание. 2 — Тебе не следовало вставать, — укоризненно заметил Клаус. — Лекарь ведь сказал, что это был не приступ. А что было? Обморок обошелся без последствий, но Лайза пятый день не находила себе места. Безумно хотелось отправить курьера в Торку, Валентин всегда рад письмам из дома, но после снегопада грянули морозы. Грязь на дорогах превратилась в лед, ветер пробирал до костей — трудно и коню, и человеку. Пусть курьеры сидят в тепле, осталось совсем немного — Валентин обещал приехать к концу Зимних Скал и остаться до родов. В прошлый раз он едва не опоздал: принимал явившегося из Олларии регента, а Джастин и Ангелика появились на свет в конце Весенних Молний, на месяц раньше срока. Лайза поднялась и медленно пошла к окну, оставив Клауса сидеть у камина. Какое яркое сегодня солнце! Белоснежное покрывало слепит глаза, а небо — синее-синее. Почему она в последнее время так часто вспоминает свой оберег? Валентин до сих пор не снимает посеревший от времени нитяной браслет. — Господин граф, прибыл генерал Савиньяк! Откуда?! Арно должен быть с Валентином на перевалах, подтверждая, как он считал, незаслуженное звание генерала. Или… Старый лакей не заметил стоявшую у окна герцогиню, иначе ни за что не позволил бы гостю ворваться в комнату зимним вихрем, на ходу срывая промерзший плащ. — Клаус!.. Заметив Лайзу, Арно остановился, словно наткнувшись на невидимую стену. Кожа на горящих нездоровым румянцем щеках потрескалась до крови, слезились покрасневшие от усталости глаза. Или это… действительно слезы? Арно Савиньяк смотрел на жену лучшего друга, закусив губу, словно от боли, и бездумно пытаясь стащить с руки заледеневшую перчатку. Не получалось. — Что… — прошептали враз пересохшие губы. Отчаянный взгляд черных глаз словно прожигал в сердце пылающую дыру. Так больно… — Как… случилось? Стоит, смотрит. Давит на уши тишина. Слишком больно давит! — Арно… — ну не молчи же ты! — Он… не вернулся. Лавина… в горах... поехал проверять разъезды. Сам, хотя это мог сделать любой кошачий теньент! — теперь он кричал. Зачем? Зачем кричать, разговаривать, жить? Стены поплыли, Арно молнией метнулся навстречу, подхватив ее под руку одновременно с Клаусом. У герцогини Придд слабое сердце, ее положено беречь от волнений… Подвели к креслу, усадили. Арно пристроился у ног, преданно глядя в глаза. Валентин тоже так делал, когда был не герцогом Приддом, а Тинэ. — Искали? — резко спросил Клаус. — Да. С ним было десять человек, нашли троих. Мертвыми. — Собаки? — Слишком глубокий снег. Бергеры говорят, теперь разве весной… — Арно осекся. Значит, судьба отобрала у них даже прощание. Семь лет. Франческе досталось меньше. Но ее адмирала убили люди, ей было, кому мстить. Можно ли отомстить Айзмессер? Семь лет герцогиня Придд запрещала себе бояться — шального ядра, пули, картечины, оступившейся на галопе лошади, кинжала предателя. Предателем оказался снег. Великолепный сияющий ковер, превращающий горы Ноймаринен и Бергмарк в сказочное королевство. Можно ли отомстить снегу? Рывком содрав перчатки, Арно прижал ладони к пылающим щекам и тут же отдернул, поморщившись от боли. — Тебе нужен врач. — К кошкам! Лайза, Валентин хотел, чтобы ты жила, понимаешь?! — Я понимаю. 3 Вдовствующая графиня Арлетта Савиньяк прибыла в Васспард на восьмой день Зимних Ветров. Второй месяц тянувшихся с соболезнованиями ызаргов принимал Клаус-Максимилиан. Говорил, что герцогиня Придд слегла, едва услышав о гибели мужа. На самом деле, Лайза просто не желала никого видеть. Даже самые искренние слова сочувствия отзывались нестерпимой болью. Зачем лишнее напоминание о том, что она и так не забывает ни на мгновение? Валентин не вернулся из Торки, когда на перевалах, по словам Клауса, было безопаснее, чем в столице. Положение на северо-западной границе Талига не менялось уже одинадцать лет, дриксы, если и собирались лезть, попрятались до весны, но теперь это не имело никакого значения. Настоящие друзья — те поняли. Жермон и Ингрид Ариго, Ойген Райнштайнер, Реми Варден, Йоганн и Норберт Катершванцы, Ирэна — никто из них не приехал и даже не написал. Зачем? То, что боль у них одна на всех, было ясно и без писем. Графиня Савиньяк не приехала на их свадьбу, сославшись на трудности осеннего путешествия. Зимнее всяко не легче, но мать Арно, похоже, выехала сразу по получении известий с севера. Не принять её Лайза не могла. — Добро пожаловать в Васспард, графиня. Простите, мне трудно вставать. — Ничего страшного, — графиня Савиньяк прошествовала через комнату, опираясь на руку Пауля, и устроилась в кресле напротив. — Я рада познакомиться с матерью Арно Савиньяка. Жаль, что мы не встречались с вами раньше. Этикет требовал спросить о путешествии, но что дорога далась графине нелегко, было ясно и так. Шестьдесят пять лет — не семнадцать, хотя на свой возраст Арлетта Савиньяк не выглядела даже сейчас. — Сын часто рассказывал о вас. Кроме того, вы же переписывались с моей невесткой? — Да, немного. Франческа тоже не написала. Кто поймет больше, чем бывшая вдова адмирала Скварца… и сидящая напротив дама в строгом бордовом платье — Арлетта Савиньяк тоже потеряла мужа, когда ничего не могло случиться. Двадцать четыре года назад. — Мой старший внук всего на год старше ваших сына и дочери. Вы могли бы приехать в гости к нам в Сэ. Не сейчас, весной, когда просохнут дороги. — Благодарю за приглашение. Уехать из дома, где все напоминает о потере. Арно много рассказывал про родные края, там должно быть очень красиво весной и летом. Новый дворец в Сэ отстроили не так давно — предыдущий сожгли повстанцы Эпинэ в последнем году прошлого круга. Говорят, он похож на фельпское палаццо, а Лайза никогда не была южнее Аконы. — Наш семейный врач предрекает сложные роды, боюсь, я нескоро смогу выезжать из дома. Не сможет, а еще вернее — не захочет. Здесь даже стены помнят об их недавнем счастье, она будет помнить вместе с ними. И Клауса нельзя оставлять одного, за последний месяц он почти превратился в собственный призрак. — Разумеется, мы поедем не раньше, чем вы полностью оправитесь. Мы? Похоже, вопрос был написан у Лайзы на лице, потому что Арлетта ответила: — Я не рассчитала силы. Дальний путь не слишком хорошо повлиял на мое здоровье, и скорый отъезд покажется моему врачу опрометчивым. Мне ничего не остается, как воспользоваться вашим гостеприимством до весны. Лайза заставила себя поднять взгляд и посмотреть гостье в глаза. Конечно, в этом доме всегда рады родным Арно, но что графине нужно здесь? Хочет быть поближе к сыну? Арно умчался обратно на перевалы и вряд ли скоро появится в Васспарде. Он ест себя поедом, что не понял, не успел, не остановил… — Мы с… Клаусом-Максимилианом будем рады принимать вас столько, сколько потребуется. Ваш сын очень близкий друг… нашей семьи. Но, — прозвучит невежливо, да и ладно, — ваш приезд оказался столь неожиданным и скорым… Графиня Савиньяк сощурилась, напомнив старую, очень умную кошку. — Пришлось поторопиться. Понимаете, герцогиня, однажды я уже не успела. К беременной женщине с больным сердцем. К Ее Величеству Катарине двенадцать лет тому назад. 4 Холодно. Студеный ветер пронизывал замок сверху донизу, гулял по коридорам и спальням, забирался под пледы и одеяла. Камины в жилых комнатах горели днем и ночью, но холод побеждал. Эрик наконец угомонился и тихо посапывал в колыбели. Лайза поправила младшему сыну одеяльце и кивнула кормилице. Знатная дама не должна кормить ребенка грудью — но старших она выкормила, полтора года отказываясь выезжать и принимать гостей. А Эрику не повезло — молоко пропало через неделю после родов. Эрику не повезло и в том, что он никогда не увидит своего отца. А его мать больше никогда не встретится с мужем. — Госпожа герцогиня! Вам опять плохо? — Нет… ничего. Ничего, просто у нее снова подогнулись ноги. Приступы болезненной слабости накатывали всякий раз, стоило Лайзе вспомнить, что больше никогда… Никогда — какое страшное слово! Природа не терпит пустоты — умершее озеро превратится в болото, где тоже будет жизнь, хоть и другая. Потерявшее листья дерево следующей весной снова расцветет. Цветок без лепестков станет плодом, а от того останутся семена, которые дадут жизнь новым цветам. Жизнь идет к смерти, но та, в свою очередь, порождает новую жизнь. И только люди уходят насовсем. Кормилица смотрела на хозяйку, осуждающе качая головой. Люди — странные создания. Они уговаривают тебя забыть горе и жить дальше, но пристально следят, чтобы тут же осудить, если забудешь. Лайза вышла из детской. Первый месяц после известия, превратившего Васспард в выстывший склеп, за герцогиней ходили по пятам — Клаус велел слугам не оставлять ее одну ни на минуту. Боялся. Арно тоже боялся. Перед отъездом он вытребовал у Лайзы обещание жить, но в него не поверил. Поэтому написал матери. Арно ли упросил графиню приехать, или правда дело было в умершей родами королеве, они с Клаусом так и не разобрались. Явившись, Арлетта первым делом потребовала убрать от Лайзы «охрану» и чаще пускать к ней старших детей. Джастин и Ангелика целыми днями носились вокруг матери, не давая утонуть в отчаянии. А графиня Савиньяк взяла на себя прием гостей. Казалось, с соболезнованиями в Васспарде перебывало пол Талига. Питер-Иммануил приехал было помочь, но через неделю сбежал обратно в Южную армию. Все заботы легли на плечи Клауса, который ко времени приезда Арлетты уже сливался со своим серым траурным костюмом. Ызарги приползали поодиночке и стаями. Они громко сокрушались, пафосно сморкались в шелковые платки и норовили «поговорить по душам». Чтобы, уехав, разносить сплетни: герцогиня Придд, которую удалось мельком увидеть в коридоре, не носит траура; Джастина и Ангелику к гостям не пускают; у Клауса-Максимилиана слишком постная физиономия — он не похож на скорбящего брата. Лайза тронула пальцами ледяную каменную стену. Тот разговор она услышала случайно — вернувшись из Приды, Илсе жаловалась кухарке на городских сплетниц, которые, вестимо, подхватили слух у проезжавших «графьев». Ызарги есть ызарги, но выдумать такое?! Мол, Арно Савиньяк сговорился с Клаусом поделить наследство Приддов. Генерал получает жену погибшего (наверняка ведь не просто так погибшего!) друга и Васспард в пожизненное пользование. Взамен его старший брат Лионель, регент Талига, поможет Клаусу восстановить особняк в столице и закроет глаза на скорую смерть наследника герцогского титула — в том, что Джастина собираются уморить, никто не сомневался. Еще не родившийся ребенок герцогини будет объявлен Савиньяком, Ангелику же отдадут в какую-нибудь мещанскую семью подальше от дома. А мать Арно торопится на север не иначе как проследить за ушлым Клаусом, дабы тот не женился на Лайзе сам. Услышав донесшийся из-за угла истерический смех, Илсе всплеснула руками и бросилась на помощь хозяйке. Лайза в изнеможении сползала по стене, хохоча и заливаясь слезами одновременно. Спешно прибежавшему врачу она только и смогла пробормотать: «Ызарги, понимаете, ызарги кишат!» После того случая Клаус едва не выгнал Илсе из замка, а еле ходившей Лайзе запретил покидать спальню. Приехавшая графиня лайзино затворничество одобрила, а за сплетников взялась сама, отправив Клауса заниматься прочим хозяйством. Что именно она говорила соболезнующим гадюкам, Лайза так и не узнала, но поток начал понемногу иссякать, и вскоре обитатели Васспарда вздохнули с облегчением. Эрик появился на свет во второй день Зимних Волн. Роды прошли неожиданно легко — хотя врач все время проверял пульс Лайзы, опасаясь проблем с сердцем. А сердце билось равнодушно и ровно — ему уже было все равно. Остывшее сердце в остывшем замке. Одно и то же место может быть и Закатом, и Рассветом — смотря какими глазами мы его видим. Впервые попав в родовое гнездо Приддов, Лайза испугалась мрачных каменных коридоров и лестниц, но со временем полюбила старый замок. Потому что здесь она была счастлива. Эти камни слышали их голоса; они видели герцога и герцогиню Придд, которые, беззвучно пересмеиваясь, тайком пробирались в заброшенную башню, чтобы полюбоваться с высоты на заснеженный лес. Лайза любила зиму — снег заметал дриксам дороги, и генерал Придд мог позволить себе пожить дома. Снег казался другом — а потом предал. Теперь предавали стены — ведь они впустили в себя холод. Замок снова становится чужим, а ведь каждый камень помнил! Казалось, вот-вот раздадутся знакомые уверенные шаги; Валентин выйдет навстречу, быстро оглянется — нет ли посторонних? — и нежно обнимет жену. Герцог Придд не должен показывать свои чувства на людях, но в этом крыле слуги бывали редко. Здесь никогда не топили зимой, но рядом с Валентином было тепло. На глаза уже в который раз за сегодня навернулись слезы, а ноги стали ватными. Лайза сползла по ледяной стене на пол и поплотнее закуталась в шаль. Нужно немного отдохнуть, а потом пойти обратно. Она слишком долго гуляет, графиня Арлетта будет волноваться… - Наконец-то!.. - Создатель, как она сюда попала?.. Громкие настойчивые голоса ворвались в сон Лайзы, но глаза не открывались. Зачем они пришли, здесь было так тепло… — Клаус, вы сможете нести ее на руках? — Разумеется, графиня. Сильные руки подняли Лайзу в воздух, воскрешая прошлое. Валентин порой носил ее так, но эти руки чужие, они не заменят… — Святая Дора, да кто ж надоумил герцогинюшку-то? Никак опять услыхала чего? — Илсе, поди, язык распустила! — Молчи, змея! — Да жить она не хочет, ясно вам? Хоть о детках бы подумала, глупая, им и так ужо без отца расти… — Замолчите!!! — над самым ухом. Почему Клаус кричит? — Нужно согреть воды, — это уже Арлетта. — Илсе, отведите Джастина и Ангелику спать так, чтобы они не увидели суеты. — Да, госпожа графиня. — Доктор-то сейчас придет… Я грелку в постель сунула сразу, как вы хозяйку искать пошли. — Спасибо, Грета. Постель должна уже согреться — почему простыни кажутся ледяными? — Холодно… — Лайза! — Клаус-Максимилиан, вашу невестку должен осмотреть врач, вам придется покинуть комнату. Лучше всего, если вы отправитесь спать. Уже поздно, а здесь ваша помощь не потребуется — Нет! — рыкнул Клаус. Граф Васспард никогда раньше не повышал голоса, никогда… — Госпожа Арлетта, вода! Широкая холодная ладонь ложится на лоб — это врач. — Холодно… — У вас жар, герцогиня… Давайте посчитаем пульс… — Это не важно… ему все равно, понимаете?.. сердцу все равно... Валентин не снимал браслет никогда, а он не помог… Нильсу помог, а ему нет… для Арно я заговаривала на Молнии… Придды — Волны… он должен был понять — почему снег предал?.. Айзмессер… — Нужно заварить кошачий корень! — Господин Клаус-Максимилиан Придд, извольте немедленно выйти вон! Во всем виноват снег. Ледяные колкие иглы забивают горло, не давая дышать, и свистит за окном вьюга. Теперь зима не отступится. Она обманула — белоснежная сказка превратилась в смерть. Говорят, что у смерти синий взгляд — это неправда. Синий взгляд у жизни — лазурное небо, сверкающая лента реки, сине-голубой браслет… А смерть похожа на снег — такая же холодная и равнодушная. У нее наверняка белые волосы, а глаза… черные? Арно принес весть о смерти — почему именно он? Льняные пряди висят грязными сосульками, щеки растрескались от мороза, побелевшие губы шепчут страшные слова «Лавина… Поехал проверять разъезды…» Отчаянный взгляд — не на лицо, в сердце! — прожигает внутри дыру. Черный яд испепеляет прошлое, настоящее и будущее — теперь у жены Валентина Придда не будет ничего, кроме ужаса и боли. Закатное пламя сожгло сердце и теперь рвется наружу, опаляя лицо и руки. Миг — и вокруг нет ничего, кроме ядовито-черных языков… Огонь сжег весь мир, а потом вдруг осыпался холодным серым пеплом. Измученная Лайза с трудом разлепила глаза — все вокруг действительно было серым. Комната постепенно обретала четкость, но все равно казалась призрачной — как ветхая ткань, за которой нет ничего, кроме пустоты. — Очнулась? — голос Арлетты был неожиданно сонным и хриплым. Лайза хотела ответить, но в горле пересохло — поэтому она просто повернула голову в сторону сидящей в кресле усталой женщины. — В бреду ты звала моего младшего сына. Почему? — Пить… Арлетта с трудом поднялась и поднесла к губам Лайзы стакан с пахнущим горечью настоем. Теплое питье смочило высохшее горло и немного рассеяло туман в голове. Арлетта откинулась на спинку кресла, пристально смотря на Лайзу. Кажется, сейчас раннее утро — неужели она всю ночь просидела здесь? — Арно был другом… моего мужа. Лучшим другом. Но он не смог… предотвратить то, что случилось. — Это не его вина. — Я знаю. Но он сам в это не верит — считает, что должен был удержать, заслонить собой, успеть… Он винит себя в смерти… друга, и боится, что я не смогу жить. А должна, хотя бы ради детей. — У меня тоже когда-то был… друг. Который говорил, что ему хочется выпороть всех, живущих «ради». За то, что они ставят других в положение вечных должников — и это не приносит счастья ни им самим, ни тем, кто вынужден принимать такую жертву. Впрочем, иногда именно это «ради» может удержать на краю пропасти. Но мы должны не создавать чужие долги, а отдавать свои. — Арлетта перевела взгляд на окно, за которым занимался серый рассвет. — Валентин не рассказывал тебе о своем старшем брате? — Джастина убили… — Да. А до этого — он тоже не хотел жить. Пока один человек не объяснил ему, что мир устроен не так, как мы того хотим. Что, порой, мироздание ополчается на нас — но это не причина для самоубийства. Не причина ненавидеть тех, кому не больно — хотя ты, к счастью, не умеешь ненавидеть… Боль — не повод прятаться под корягой и ждать смерти, тлея, как гнилушка. Раковина-жемчужница создает из своей раны красоту, дающую радость другим. — Откуда… — Я никогда не видела Юстиниана Придда, а твой муж не рассказывал о нем ни Арно, ни, тем более, мне. Но я была хорошо знакома с тем, кто спас тогдашнего графа Васспарда от отчаяния, и знаю, что он мог бы сказать. Джастина убили, а Валентин посчитал себя обязанным отдать его долги. И отдал, хотя ему было хуже, чем тебе сейчас. Смерть матери и почти всех родственников, Багерлее, заполонившие Олларию бунтовщики… — Он не хотел возвращаться в столицу — это все, что я знаю. — Герцог Придд никогда не опустится до жалости к самому себе. «Тот, кто свою лелеет боль, не стоит имени мужского…» — так писал Иссерциал. Неудивительно, что Валентин молчал о том времени. Хотя иные ломались из-за меньшего. Будущий полковник Придд освободил Рокэ Алву, но тот принял его службу лишь как Первый Маршал Талига, отправив воевать за оный Талиг в Торку. Где на Валентина навесили ярлык двойного предателя — и сделал это, как ни печально, мой младший сын. Лайза невольно улыбнулась. — И о шляпе Савиньяка узнала вся Западная Армия. — Да. Валентин смог ответить и за себя, и за всех предков. Мироздание ополчилось, но герцог Придд не побоялся выйти ему навстречу. Не бойся и ты. — Я… я постараюсь. Герцог Придд не побоялся отбить маршала Алву. Герцог Придд не побоялся сделать селянку герцогиней, подарив ей семь лет счастья. Герцогиня Придд не должна бояться жить. — Арлетта, если не сам Арно, то маршал Ариго наверняка писал вам… Вы помните подробности той истории? — Разумеется, помню, — тепло улыбнулась мать генерала Арно Савиньяка. Сидя у постели Лайзы, графиня Савиньяк рассказывала про армейские будни. О нелепых пари и еще более нелепых дуэлях, о молодом капитане Ариго, таскавшем перевязь поверх шубы, о знаменитом Жиле Понси, до сих пор оглашающем ставку маршала Запада кошмарными стихами, и прочих «дубовых Хорстах». И пустота начала уходить. Медленно, так и норовя вползти обратно, но она все-таки отступала. И вместе с ней уходила зимняя стужа. 5 Казалось, что весна никогда не наступит, но она пришла. Холод долго не сдавал позиции, превращая дождь в снег и замораживая растаявшие было лужи. Но тучи наконец рассеялись — ласковое солнце растопило остатки снега, и побежали ручьи. Джастин и Ангелика целыми днями пускали кораблики с друзьями. Возвращались радостные, довольные и по уши в грязи — Илсе гнала сорванцов умываться, а потом они прибегали к матери, наперебой делясь впечатлениями. Лайза с улыбкой расспрашивала близняшек об их приключениях, но не могла избавиться от ощущения, что дети все понимают. Понимают, что по-настоящему смеяться их мама сможет еще нескоро. Или не сможет никогда. Лайза глубоко вздохнула и подставила лицо пахнущему весной ветру. Врач требовал проводить больше времени на улице — и она подолгу сидела в саду, наблюдая за скачущими по еще голым ветвям птицами. Привыкая к одиночеству. Она не может привязать к себе детей, закрывая прожженную судьбой дыру в сердце. Арлетта Савиньяк сумела отпустить сыновей, ей тоже нужно учиться отпускать. Сначала ради игр, потом — как получится. Они должны выбрать свой путь сами. Джастин, по случаю весеннего «кораблестроительства», увлекся флотом и выучил названия всех талигойских линеалов, которые ему месяц назад записал заехавший в Васспард капитан Салина — бывший однокорытник Валентина и Арно. Ангелика во всем подражает брату, не имея ни малейшего интереса к плетению и вышиванию. Младший сын исправно уписывал пеленки и пытался улыбаться, умиляя окружающих. Арлетта предложила назвать его в честь отца. Валентин, Вальхен, Тинэ… Лайза подумала и отказалась. Она, да и не только она, не сможет не примерять на ребенка чужой характер и судьбу. Пусть у Эрика будет собственная жизнь — долгая и обязательно счастливая. От садовой калитки донеслись веселые голоса. Один — Арлетты, и другой, не менее знакомый. — Арно! Арно Савиньяк заботливо усадил мать на скамью и раскланялся. Он совсем не изменился за последние месяцы, только на щеке появился едва заметный шрам. Прошедшей зимой Арно часто писал матери и никогда — Лайзе, а теперь вот заявился, взъерошенный и веселый. Человеческая память милосердна — любое горе со временем исчезает под ворохом новых чувств и впечатлений. Наверное, так и нужно. — Дриксы получили по зубам и убрались за Айзмессер, — Арно улыбался как ни чем не бывало. — При моем непосредственном участии. Маршал Ариго — кстати, он шлет тебе поклоны и приветы от Ингрид — говорит, что теперь «гуси» наверняка вылезут в Гельбе, но пара месяцев у нас есть. Как твое сердце? Выжженная болью дыра не исчезнет, но Арно спрашивал не об этом. — Лучше, чем пугали врачи. Поздравляю с боевым крещением перевязи. — Благодарю. Хотя гордиться нечем — Эмиль в мои годы уже был маршалом, а Ли — без пяти минут проэмперадором. Где наши сорванцы? У меня для них новая игра, называется «летят гуси с перевалов». Почти по Дидериху. — Ты опоздал, — улыбнулась Арлетта. — Джастин бредит Альмейдой и мечтает сбежать если не на Марикьяру, то в Хексберг. — Это измена! — Тебе, не Талигу. — Да, но я протестую! Ни один флот не сравнится с кавалерией. Детей пора сажать на лошадь — тогда Альмейде придется потесниться. — Мы в этом не сомневаемся. Веселый, непринужденный разговор. Словно и не было этой страшной зимы. Графиня Савиньяк сегодня кажется помолодевшей лет на десять, а ее сын запрокидывает голову и хохочет. И ведь ему действительно весело. Весна? Победа? — Да, я же не рассказал самое интересное! Когда мы с Норбертом приехали к маршалу, Жиль Понси… Арно походил на весенний ручей, который весело скачет между камней, играя солнечными бликами. Лайза только сейчас поняла, как ей не хватало этой открытой улыбки и заливистого смеха. С младшим из знаменитой троицы братьев-Савиньяков всегда было легко — с самого первого дня он принял Лайзу как равную. Ирэне и Клаусу потребовалось немало времени, чтобы смириться с выбором брата, а Арно, будучи во всех подробностях осведомлен о происхождении герцогини Придд, сразу встал на ее сторону. Он читал ей сонеты Веннена, разыгрывал в лицах «Плясунью-монахиню» и «Балладу о рыцаре и бастарде». А уж чего стоили «генеалогические спруты»!.. Тогда Арно подшучивал над Клаусом, и Лайза с удивлением наблюдала, как холодный и язвительный граф Васспард превращается в азартного мальчишку. -…и тут это чудище начинает вопить, что Ингрид его вирши оценила, потому бессердечный маршал и отправил ее в Гаярэ. Но наш поэт не сдался, он написал в честь графини Ариго очередной триптих, и нам с Катершванцем придется его выслушать… Почему Арно до сих пор не женился? За капитаном королевской охраны охотились все девицы Олларии, а генерал Савиньяк, по слухам, пользуется не меньшим успехом в Марагоне. Он сделает свою избранницу счастливой, кем бы она не была. Хорошо, что слухи о «дележе наследства Приддов» угасли, не получая пищи. -… и вот, на самом патетическом месте в прихожую заходит генерал Райнштайнер, которого Жиль, к слову сказать, побаивается… Арно не виноват в том, что случилось с его другом — и хорошо, что он смог побороть чувство вины. Лайза за эту зиму, по словам Клауса, превратилась в собственный призрак, но генерал не может позволить отчаянию выгрызть себя изнутри. Графиня Арлетта с улыбкой пересказывала письма сына, но она боялась — боялась, что тщательно спрятанное горе все же вырвется и толкнет Арно на какую-нибудь глупость… К счастью, обошлось. Генерал Савиньяк бодр и весел, и дриксам, сунься они в Гельбе, несдобровать. -…утопить его «несбытые надежды» в Хербсте. В общем, корнет Понси вылетел из дома пулей, а Ойген… Откуда-то сзади донесся тревожный детский вскрик. На игру не похоже… — Ангелика! Лайза вскочила, забыв, что резко вставать ей нельзя отнюдь не по требованию этикета. Перед глазами сверкнули разноцветные молнии, закружилась голова. — Лайза! — Арно поддержал ее за локоть и переглянулся с матерью. — Подожди, пожалуйста. Ты правда здорова? На миг застыло сердце. Дети вот только что были здесь, что могло случиться? — Что там? — Мы хотели… Не бойся. Я тебя сам отведу. Куда? Смерть уже отобрала у герцогини Придд самое дорогое, неужели потребует больше? Лайза в отчаянии взглянула на Арлетту — но та застыла, прямая, как струна. Она уже знала. В ушах грохотал кузнечный молот. Ставший непривычно серьезным Арно осторожно потянул Лайзу за руку. — Идем. Медленно, шаг за шагом, по тропинке вдоль стены… Навстречу выскочили веселые Ангелика и Джастин, и Лайза перевела дух — по крайней мере, с ними все было в порядке. Дети переглянулись, хихикнули и пробежали мимо — к Арлетте. Шаг, еще шаг. Вот и угол. — Главное, не упади в обморок, — прошептал Арно. Поворот. Это сон, бред, она наконец-то сошла с ума… Мир взвился смерчем, потом рассыпался мелкими осколками и исчез. Исчезло всё, кроме худого человека в бело-черной талигойской форме. Он прислонился спиной к ясеню и, задумчиво улыбаясь, смотрел в небо. Оттолкнув чужую руку, Лайза вихрем пролетела навстречу и замерла в шаге от цели, сдерживая рвущийся наружу крик. Тинэ! Светлые глаза на похудевшем лице казались странно большими. Но улыбка была прежней — тонкой и чуть ироничной. — Дриксы так и не поверили, что я хочу написать жене, а не доложить маршалу Ариго о возводимых ими укреплениях. Отпустили только сейчас — когда потребовалось выручить захваченных при неудачной атаке офицеров. Три полковника, один капитан и любимый конь знатного «гуся» за одного выкопанного из-под снега генерала — господину Савиньяку цена показалась подходящей. Лайза всхлипнула и тронула кончиками пальцев белую генеральскую перевязь. Живой. — Спасибо, что дождалась, — шепнул Валентин, обнимая Лайзу за плечи и притягивая к себе. Слезы текли и текли, промачивая белую перевязь насквозь. Над головой щебетали одуревшие от весны жаворонки, где-то пел ручей. А рядом — близко-близко — билось самое родное на свете сердце.