Per aspera ad astra

— Марикьяре — малый народ? - худющая как вобла старушенция смерила Ротгера взглядом поверх очков. — При том, что население острова Марикьяра... — пауза — составляет один миллион сто пятьдесят две тысячи человек. Не считая тех, кто проживает в Кэналлоа. — Хексбергские марикьяре! — обиженно возразил Ротгер. Сам он родился и вырос на юге, но так просто сдаваться не собирался. — Потомки кэналлийских марикьяре и бергеров! Появились еще в прошлом Круге, когда в Хексберг стоял талигойский флот, а сейчас почти вымерли! — Молодой человек, вы будете учить меня этнографии? — Никак нет! — Ротгер покосился на бейджик. — Госпожа Штарквинд. Казалось, стоит старушенции нахмуриться ещё чуть сильнее, и ее нарисованные брови сойдутся на переносице. — Вот именно, господин Вальдес. Последний представитель так называемых хексбергских марикьяре покинул Хексберг через три года после того, как порт окончательно вошел в состав Дриксен. Вы помните, когда это было? — В сотом году? — В девяносто девятом, молодой человек! Оставался последний аргумент: — Но моя тетушка сама... — Ректору Военно-морской академии имени Фельсенбурга нет дела до вашей тетушки, господин Вальдес. Её мнение не может использоваться в качестве аргумента в научной дискуссии. Вы родились на Марикьяре и окончание училища в Хексберг, отнюдь не блестящее, к слову сказать, не дает вам никакого права на поступление на бесплатное отделение. Я достаточно ясно выражаюсь? Сжатые тонкие губы намекали, что спорить бесполезно. Но не хватало еще сдаваться после первого залпа! — А на платное? Дама устало закатила глаза, но сумму все-таки назвала. Ротгер не удержался — присвистнул. — В год? — если выпросить у Берлинги побольше работы и красить потолки по ночам... — В месяц, господин Вальдес. В месяц. Можете быть свободны. Ротгер одним махом сбросил в пакет рассыпанные по столу документы. Ректор Штарквинд, как же! Подумаешь, троюродная правнучка в самого основателя Академии! Да что она в морском деле-то понимает, нашему причалу троюродный буёк! Сам-то основатель, поди, ее и на трап линеала бы не пустил. Ротгер с размаху плюхнулся на деревянную скамью в коридоре и уставился в потолок. На сводах виднелись остатки древней росписи. Краска по большей части раскрошилась - и за что такие деньги дерут! — но возле окна сохранился почти целый линеал. Двухпалубный, зато с красным флагом, райос. Эх, были времена... — За вами занимали? Перед Ротгером стояли двое молодых людей — один постарше, с нашивками младшего лейтенанта, второй — совсем еще салага, лет шестнадцати, в штатском. — Нет, меня уже выгнали, — Ротгер с улыбкой поднялся со скамьи. — Сказали, рожей... то есть, малым народом не вышел. Поделиться своим разочарованием хотелось хоть с кем-то, не Берлинге же плакаться. Ребята переглянулись. — Не хватило справок? — сочувственно спросил лейтенант. — Да какие там справки. Вымер я сто лет назад и все тут. Таким крабья теща справки выписывает. Да подумаешь, ерунда, — еще не хватало, чтоб его жалели! — Вернусь в Хексберг, на патрульный катер всяко возьмут. Или хоть на спасательный. Никуда море от меня не денется. Жаль, катеров этих штук пять, а желающих — каждый год четырежды шестнадцать. Это сто лет назад у Хексберг воевали авианосцы, а теперь залив обмелел, заилился, порт там оставили для рыбаков да редких туристов. — А вы из Хексберг? Всю жизнь мечтал там побывать, — лейтенант тепло улыбнулся. — Там воевал мой предок. То есть, никаких документов не осталось, но мне нравится так думать. Меня зовут Олаф Кальдмеер. — А меня Ротгер Вальдес. — Ротгер с чувством пожал протянутую руку. — Вот мы и снова встретились. Бывают же совпадения. Почти круг спустя встретились два (будущих) адмирала с теми же именами. Салага в штатском переводил взгляд с одного на другого и задумчиво шевелил губами. — Неужели настоящий? — уважительно спросил Олаф. Ротгер фыркнул. — Вальдесов на Марикьяре через одного. И половину из них зовут Ротгерами — традиция, не карп чихнул. Вдруг да и правда адмиралом вырастет? Вот я, например, уже почти дорос! — Ротгер выпятил грудь с несуществующими орденами. — Похож? — Как на портрете! — Ротгер! — мальчишка наконец решился подать голос. — А можно ваши... твои документы посмотреть? Ротгер гостеприимно распахнул пакет. — Да на здоровье, если интересно. А зачем? Ему не ответили. Мальчишка задумчиво полистал бумажки. Паспорт — дриксенский, тетушка помогла с гражданством, свидетельство об окончании школы, диплом училища, характеристики. Что он там ищет? — А на платное почему не взяли? — спросил наконец мальчишка. Ротгер только руками развел. — На ваше платное мне хватит только если продавать по органу каждые полгода. Собеседники усмехнулись почти одинаково — уголками губ. Мальчишка наверняка подражал старшему товарищу. — Я не обещаю, но... Вы подождите тут, ладно? Мальчишка вежливо постучал в кабинет ректора и, дождавшись ответа, скользнул за дверь. Ротгер вопросительно посмотрел на Олафа. — Он что, Леворукий? В душу я не верю, но за такое чудо продал бы, видит Создатель! — Руппи очень не любит об этом говорить, но нашей Бабушке Штарквинд он приходится родным внуком. Он и за меня два года назад просил. — Олаф грустно погладил потертый ремень. — Я закончил училище в Метхенберг с отличием, но пустые карманы обнулили все мои заслуги. Ты не думай, что Бабушке не понравился лично ты, тут и на бесплатное отделение берут только за деньги. Вот так так. — Говорят, Фельсенбург основал Академию в память о своем адмирале и... Как там? «Талантливый простолюдин для нас более ценен, нежели десяток бесталанных графов»? Олаф махнул рукой. — Были времена. Сейчас и графов-то не осталось, зато бесталанных... бестолковых денежных мешков — хоть отбавляй. Есть тут у нас... Дверь приоткрылась, и показалось довольное лицо Руппи. — Ротгер, заходи. Госпожа ректор согласилась поговорить с тобой еще раз. Суровая старушенция подобрела на глазах. Нет, она все равно кривила тонкие губы и обзывала Ротгера «молодым человеком», но прищуренные глаза смеялись. — Не думайте, что легко отделались, Вальдес, — сказала она напоследок, когда Ротгер жадными глазами провожал свои бумаги, исчезающие в только что подписанной папке. — Не так сложно поступить в Академию, как ее закончить. Два года назад я по рекомендации Руперта приняла одного из курсантов. Сейчас этот человек — гордость нашего учебного заведения. Вы понимаете, о чем я говорю? — острый подбородок указал на лежащий сверху ротгеров табель. «Дисциплину» там с трудом вытянули на приличную оценку. «Чуть что — и полетишь как кэцхен над заливом», чего уж тут непонятного. Ротгер бодро козырнул. — Так точно, госпожа Штарквинд. Приложу все усилия! Когда он вышел в коридор, Руппи и Олаф уже ушли. Торопились, наверное. Ничего, успеет еще спасибо сказать. Ротгер довольно ухмыльнулся отражению в окне. Его марикьярская рожа будет украшением этой академии, пусть даже не сомневаются! Жаль, Олаф на два курса старше, а Руппи, наверное, поступит только в следующем году. Что там Олаф говорил про безмозглых денежных мешков? Так им и надо, еще завидовать будут! Он едва удержался, чтобы не съехать по перилам, — но все-таки заставил себя чинно спуститься по широкой мраморной лестнице и обойти круглый газон во дворе. От счастья хотелось взлететь. Сейчас бы как подпрыгнуть — и взмыть к голубому небу, будто ты не человек, а птица, порыв ветра, райос на грот-мачте корабля. Понестись над городом как над морем, почти задевая разноцветные волны-крыши, вперед и вперед, смеясь и танцуя под звон серебряных колокольчиков... Ротгер запнулся о бордюр, фыркнул и, посмеиваясь над собой, зашагал в сторону центра.