***
Блондин сидел в камере на скрипучей койке, собирая и разбирая кубик Рубика уже где-то десятый раз. Позже Ди достал фотографию семьи. Он, папа, мама и… Хеви. На парня нахлынули воспоминания о том дне. Он с братом снова о чём-то поспорили, это было связано с отцом. В голове Ди что-то щёлкнуло. Блондин пришёл в себя, когда младший уже перестал сопротивляться, а пушистый светлый ковёр окрасила тёмно-алая кровь. Ди проломил череп брата подсвечником. Хотя установили, что умер он от асфиксии. Но с какой силой тогда нужно было сжимать его шею? Блондин и не думал бежать, прятаться, оправдываться. Раз он преступник, то соответственно, должно быть наказание. И действительно — в тихом омуте водились те ещё черти. Ди запомнил взгляд родителей. Он словно почувствовал, как рвутся их души. Одному сыну судьба сгнить в могиле, другому — в тюрьме. Человеком он уже не выйдет, если выйдет вообще. Хеви доставалось больше внимания.С ним было всегда проще. Ди всеми силами пытался привлечь внимание, в частности — внимание отца. Но душа Глэма лежала к музыке, чем и владел младший. А Ди не дано. Можно подумать, если не дано слуха, то и не дано быть любимым. Правда, это только так казалось старшему. Он был уверен, что отец подпускает Хеви к себе ближе лишь потому, что у того есть этот «идеальный слух» и способности. Ди привык, что у него всё получается, привык быть первым. Он не мирился, что какая-то музыка может ему не поддаться. Глэм чувствовал долю своей вины, что вовремя не объяснился со старшим сыном. Вроде и сейчас не поздно. Да вот только уже не надо.***
— Твоя миска, псина! Ди задремал и не слышал, как тяжёлая дверь камеры отворилась. На столе — металлическая миска с похлёбкой и кружка горячего чая. — Советую побриться. Клопы тут нынче дикие. Полицейский сплюнул на пол и вышел, затворив дверь обратно. Ди немного похлебал из миски и, скривив лицо, принялся за чай. Больше он грел руки о кружку. —Хоть бы плед выделили. Парень допил чай и решил вытащить простыню, чтобы хоть как-то укутаться, как что-то с глухим ударом выпало из-под матраса на пол. —М? Блондин потянулся за этим предметом. Это оказалась какая-то маленькая, но толстая книжонка. Библия. Он скептически относился ко всему этому, но сна не было ни в одном глазу, поэтому, настроив тусклую лампочку и завернувшись в простыню, он решил почитать. —Ну-с, почитаем сказку на ночь. На удивление, ему понравились первые странички. Пока он не дошёл до определённой. Быт 4:1 «Адам познал Еву, жену свою; и она зачала, и родила Каина, и сказала: приобрела я человека от Господа.» Быт 4:2 «И еще родила брата его, Авеля. И был Авель пастырь овец, а Каин был земледелец.» Ди задумался на этом моменте, потом продолжил вчитываться в текст, дойдя до определённой строки, которую прочёл особо внимательно. —И сказал Каин Авелю, брату своему: [пойдем в поле]. И когда они были в поле, восстал Каин на Авеля, брата своего, и убил его. Почему-то вдруг ему стало жаль Авеля. Он дочитал этот быт до конца и предпочёл отложить книгу на завтра. Парень опёрся спиной на холодную стену и снова достал фотографию. Ди понял, что он, как и Каин, сам проклял свою судьбу, и что отец, подобно тому Богу, принимал его брата, потому что добр тот был, и делал, что умел, от души. И не надо было большего. Дано теперь Ди быть изгнанником по всему миру, да и на своей земле. Он просто не сможет вернуться домой. Нет у него дома более. —Что я натворил? Голубые глаза наполнились крупными слезами. Ди ринулся целовать фотографию, прикладывался к ней холодной щекой, осторожно стирал слёзы с неё, молил прощения, чуть ли не рвал волосы, поцарапал лицо. Брат больше не вернётся. Не потрепет за завтраком его белую голову, не поговорят они ни о чём. Ди заснул от усталости, так же прижимая фотографию. И приснился ему сон, он в ржаном поле, небо синее, и братец вдали машет ему загорелыми ладонями. Он простил его.