***
— Мисс Колфилд, если вы хотите получить оценку «B» за семестр, а не «С», которую заслужили, — мистер Пауэр сделал ударение на последнем слове, — зайдите после второй пары, я дам вам проверочную на дом. Чертова математика. И чертовы папины амбиции! Ну почему он так хочет, чтобы Макс получила заветную «B» по этому предмету? Но это же папа… Как можно огорчать родного человека? В назначенное время Макс вошла в кабинет. Мистер Пауэр стоял к ней спиной и копался в шкафу, кладя на ближайшую парту папки с работами учеников. Наверное, там и распечатанные листы с заданиями есть. Учитель математики закрыл шкаф, обернулся к Макс и, к ее удивлению, остался не на своем месте, а направился к двери кабинета. Он выглянул в коридор: одиннадцатилетки голосили и бегали по всей школе, создавая жуткий шум. Мистер Пауэр удовлетворенно повернул ключ в замке и с улыбкой прокомментировал: — Теперь нам никто не помешает. Макс не успела ничего предположить, как крепкая мужская рука схватила ее за волосы и прижала лицом к парте. Тело было согнуто под прямым углом. Макс завизжала, но учитель закрыл второй рукой ей рот. Она поняла, что это конец.***
— Макс, что происходит? — Мистер Колфилд погладил плачущую дочь по щеке. Та лишь сильнее сжалась в комок и зарыдала громче. С ней что-то случилось, это было понятно любому. Макс отказывалась ходить в школу и всю последнюю неделю семестра провела у себя в комнате. На расспросы о том, что случилось, она молчала или начинала всхлипывать. Может, произошел конфликт с учителем математики? Макс так переживала из-за оценки… Но за семестр у нее стояло «B». Какие могут быть проблемы с учителем математики, если он поставил тебе «B»? В конце концов Колфилды решили, что у Макс произошла стычка с одноклассниками. Ведь всем понятно, как подростки переживают такое: мнение сверстников о тебе сверхважно, и любая критика с их стороны кажется поистине катастрофой. Надежды родителей Макс на то, что такое ее состояние скоро пройдет, не оправдались. Все каникулы она, как мумия, продолжала либо сидеть у стенки, прижав к груди колени, либо лежать на кровати и пустым взглядом смотреть в потолок. Она как будто умирала с каждым днем. — Ты пойдешь завтра в школу, Максин? — спросила мама в последний день каникул. — Нет, — слабым голосом ответила Макс. — И никогда не пойду. Она не хотела переходить в другую школу в Аркадии Бэй. Ей просто хотелось умереть. Такое положение дел никак не могло обрадовать ее отца. Макс все чаще стала слышать его ссоры с мамой, вставшей на защиту дочери. На дворе был кризис, и искать новую работу в другом городе было отнюдь не легко. Однако в итоге Колфилд сдался. Если Макс настолько возненавидела родной город и единственное, что могло улучшить ее состояние, — это переезд, то другого выхода у них не было. Узнав о том, что папа нашел работу в Сиэтле, Макс поняла, что судьба дает ей шанс. Родные стены помогают, но в ее случае лишь убивают, так что жизнь в Сиэтле может помочь ей пережить. Да и время должно вроде лечить.***
Жизнь в Сиэтле оказалась унылой и ничем не примечательной. Макс потихоньку приходила в себя, привыкала к новой школе и людскому окружению. Но рана продолжала кровоточить, отчего омрачала все существование Макс. Она то и дело мысленно возвращалась к тому дню, не понимая, чем она такое заслужила. К ее счастью, в школе было всего лишь два учителя мужчины, и то одному из них было уже за семьдесят, а второй у Макс не преподавал. Старого историка Макс не боялась, но отчего-то на дух не переносила, несмотря на его мягкий характер. Понятно отчего. Из-за половой принадлежности. С мальчиками она даже не пыталась контактировать и уж тем более не заговаривала первой. Когда какой-нибудь носитель штанов пробовал пообщаться с ней, Макс отделывалась короткими угрюмыми репликами, и парень больше не предпринимал никаких действий. Общение с девочками шло чуть лучше, но Макс большую часть времени стояла одна, задумавшись о чем-то, поэтому ее и стали воспринимать как нелюдимую и странную. Отношения с отцом у нее заметно ухудшились. Макс стало сложно воспринимать его как доброго, любящего папу, которого она обожала. В ее глазах он был косвенным виновником ее трагедии. Кто ведь настаивал на хорошей оценке по математике, не желая, чтобы Макс получила удовлетворительную, но честно заработанную «C»? И кто так не хотел уехать из Аркадии Бэй, когда Макс нуждалась в этом как в воздухе? Она понимала, что здесь была и ее вина. Ведь это она не хотела огорчать папочку. И именно она не рассказала причину перемен с ней. Но как она могла хоть кому-то признаться в том, что произошло? И как бы перенесла такое мама? Неудивительно, что Макс очень не обрадовалась, когда отец ей сообщил, что отправит ее учиться в какую-то академию в Аркадии Бэй. В Сиэтле ей было невероятно скучно, но лучше уж такое существование, чем мучительное давление всего, что тебя окружает. Макс думала, что это неправильно — по факту, страшную боль ей принес один человек (и звания «человек» он явно не заслуживал), а не весь Аркадия Бэй. Но в ее сознании образ педофила как будто растекся по всему проклятому городу, проник в каждый кирпичик зданий, в каждую травинку… К тому же она не знала, как будет смотреть в глаза Хлое. За эти пять лет она не написала ей ни строчки. Макс понимала, что Хлоя не заслужила такого обращения, но она, как и всё, что находилось в Аркадии Бэй, убивала Макс одним своим наличием. Страшно думать подобное о живом человеке, однако для Макс люди и улицы родного города смешались в одну зловещую кучу… Отец был непреклонен. — Мы водили тебя к психологу. Потом к психотерапевту. И ничего не помогло. Все потому, что ты отказывалась отвечать на вопросы. Ты сама не хочешь себе помочь, Макс. Так что дело не в городе, не в районе, не в школе. Дело в тебе. Макс резко встала из-за стола и с гневом на него посмотрела. Грубо задвинув стул, она ушла к себе собирать вещи. О, как же она его ненавидит.***
Всю дорогу Макс чувствовала жуткое психологическое давление. Тело сковала неведомая сила, заставлявшая ее ненавидеть место, куда она переезжала, снова и снова. Утешало лишь то, что гнусный извращенец скончался от воспаления легких пару лет назад. По крайней мере так говорилось на официальном сайте бывшей школы. Скольких еще детей за последние три года жизни урод мог успеть совратить из-за того, что Макс никому ни о чем не сказала?.. От этой мысли ее бросило в жар, и Макс отогнала ее прочь. За все это время город ничуть не изменился, что крайне ее огорчило. Хотя академия Блэквелл, куда она поступила, оказалась, в принципе, не такой уж плохой. Несмотря на это, Макс продолжала вести себя нелюдимо, из-за чего Виктория Чейз, Королева Сучек, какая есть в каждом классе, назвала ее «второй Кейт Марш». Последняя действительно была похожа на Макс своим поведением, но вызывала у той лишь жалость. Истинным шоком для Макс стало происшествие в женской уборной. Туда неожиданно пожаловал на голову больной Нейтан Прескотт. Если других мальчиков она обходила за сто метров, то этого идиота за все триста. Когда туда же вошла голубоволосая девица и у нее произошла ссора с Нейтаном, чуть не закончившаяся ее смертью, Макс почувствовала странную силу, возникшую словно из ниоткуда. Неведомым образом ей удалось отмотать время и спасти девушку. Макс поняла, что это награда за перенесенные ею страдания. К слову, в тот же вечер она узнала, что незнакомка с повадками бывалой — не кто иной, как Хлоя. На какое-то время Макс пожалела, что спасла ее. Та незамедлительно обвинила ее в том, что не получила от нее ни одного сообщения. — Прости меня. Прошу, прости меня, — Макс обняла Хлою, уткнувшись ей носом в шею. — Я больше никогда тебя не брошу. — Хлоя колебалась, но, кажется, чуть-чуть оттаяла. На самом деле Макс не испытывала ни капли раскаяния. За время, проведенное в Сиэтле, она научилась притворяться. Делать вид, что все в порядке, когда мир рушится. Просить прощения, когда совсем не стыдно. Хлоя была для нее фигурой из чудовищного прошлого. Хотя она изменилась, стала дерзкой, чем и понравилась Макс, это не превратило ее из старой использованной вещи в новую. Хлоя не смирится с таким отношением к себе. Но должна.***
Макс терпеть не могла наглую Викторию и неуравновешенного Нейтана. Но эта ненависть не шла ни в какое сравнение с ненавистью к мистеру Джефферсону. В отличие от Пауэра, он преподавал любимый урок Макс — она обожала фотографию, — но это не делало его лучше в ее глазах. Повадки у него были точь-в-точь как у бывшего математика: самоуверенный, язвительный, идеально выглядящий, он смотрел ученикам прямо в глаза и будто ловил в них свое отражение, любуясь им, как нарцисс, и начиная выплясывать перед классом с новой силой. Power… Фамилия у извращенца была говорящая и ничуть не меньше подходила Джефферсону. Макс сжала кулаки: вся власть в этом мире принадлежала мужчинам. Мерзким, бездуховным, похотливым созданиям, помешанным на той же власти и сексе. Сначала ее сломал преподаватель-насильник. Потом над ней издевался родной отец, не желая проникнуться ее состоянием. Сейчас она вынуждена зубрить теорию, заданную Джефферсоном, и отвечать на его вопросы, нередко с подвохом, на уроке. Она бы забила на зубрежку, если бы это не был ее любимый предмет. К тому же с математикой она по-прежнему не дружила. А теперь еще за ней начал следить директор, из-за того что они с Хлоей вляпались в историю. Хлоя достала ее своим нытьем о пропаже своей лучшей подруги Рэйчел, и Макс ни за что бы не стала помогать ей, если бы не атмосфера Аркадии Бэй, продолжавшая давить на нее прошлым. Макс нуждалась в адреналине, заглушавшем ее бесконечную боль, а все странные события в Блэквелле давали его предостаточно. За период их злоключений Макс выяснила, что папаша придурка Нейтана держит так называемую «проявочную», где Джефферсон фотографировал юных девушек, находившихся в полубессознательном состоянии. Оказывается, Макс не ошибалась, полагая, что ее учитель нечист на руку. Подружка Хлои нашлась довольно быстро: труп Рэйчел за полгода уже разложился в земле, а Хлоя рыдала, прижимая ее к себе. Наблюдая эту сцену, Макс ощущала свою вину за то, что наплевательски относилась к чувствам Хлои. Несмотря на это, она почувствовала облегчение, когда Джефферсон застрелил Хлою. Часть ее прошлого умерла, оставив ее в покое. Однако Макс очень не повезло самой попасть в проявочную и стать жертвой помешанного на «невинности» Джефферсона. Вспышки его фотоаппарата ослепляли ее, заставляя чувствовать себя как в тот день, когда ее насиловал мистер Пауэр… Макс думала, что этому не будет конца, пока к ней на помощь не примчался отчим Хлои, коп Дэвид, которого она поначалу не переносила. Впервые за неделю Макс перевела дух. Теперь ей надо было тщательно все обдумать. Скоро сюда нагрянет наряд копов, и проявочная станет ей недоступна. Однако сила Макс никуда не девалась, и она запросто сможет вернуться в прошлое, когда они с Хлоей беспрепятственно туда попали. Она может вернуться даже в гораздо более далекое прошлое, чтобы отомстить мерзкому педофилу Пауэру. Но сначала нужно было потренироваться на более слабой и доступной жертве, чтобы месть вышла идеальной. Она осмотрелась вокруг. Проявочная целиком в ее руках. Макс ухмыльнулась: теперь она может отыграться…***
С самого начала учебы Макс начал преследовать Уоррен — ботан, помешанный на химии. Макс в принципе игнорировала мальчиков, и такое настойчивое внимание к своей персоне ее невероятно раздражало. Чем дольше это продолжалось, тем больше она понимала, что здорово вляпалась: Уоррен давно бы уже от нее отстал, если бы его целью был несерьезный секс на одну ночь. Но он не отставал, сколько бы Макс его ни динамила. Напрашивался вывод: либо Уоррен хочет с ней начать настоящие отношения, либо он хищник, который так просто не упустит свою добычу. Хищник, который лишь раззадоривается, видя, как его жертва сопротивляется, не желая так просто сдаться. Хищник, который, как только победит в этом сражении, воспользуется жертвой и презрительно выбросит ее, растоптав ее самолюбие. От таких мыслей рана начинала кровоточить с новой силой, и Макс пуще прежнего избегала Уоррена. Хотя иногда она думала, что это паранойя, вызванная психологической травмой. Ведь у Уоррена такая хорошая репутация. Он отличник, его любят учителя, да и он сам, по сути, никогда никого не обижал. Он никак не может быть каким-то самовлюбленным охотником на замкнутых серых мышек. Но что-то не позволяло Макс начать с ним нормально общаться. Однажды Уоррен отдал ей свою флешку с фильмами, которые он крайне рекомендовал посмотреть. Любопытство взяло над Макс верх, и она безропотно забрала флешку. Возможно, она сможет узнать Уоррена получше, оценив его кинематографические вкусы. Первое же название одного из фильмов, бросившееся в глаза, заставило ее напрячься. Макс сомневалась, что «Ад каннибалов» — милый сердцу ромком с наивным сюжетом и добрыми героями. Тема каннибализма для нее всегда была закрыта, и смотреть эту мерзость она не собиралась. Два следующих фильма явно были дилогией, о чем свидетельствовали интригующие названия «Некромантик» и «Некромантик 2». Макс сразу подумала, что речь идет о каком-то романтике, к которому создатели фильмов прибавили «нек». «Нек», «некро»… В голову ей сразу пришли слова «некрополь» и «некролог». Оба так или иначе связанные со смертью. Макс начала подозревать, что картина окажется весьма специфичной, но дел у нее все равно никаких не было, и она послушно включила видео. Фильм начинался с того, что какой-то унылого санитарного вида катафалк ехал по лесистой местности. Изображение было очень сырым, и это крайне выдавало тот факт, что кино снималось в семидесятых. Первая сцена, вызвавшая у Макс отвращение, не заставила себя долго ждать: санитары, выбравшиеся из катафалка, вытаскивали из воды полусгнивший труп… То, что один из мужчин утащил труп к себе домой, и вовсе повергло Макс в шок. Она поняла, что долго не продержится, но терпеливо смотрела дальше. Надолго ее действительно не хватило. Когда Роберт, «хозяин» трупа, засунул живого кота в мешок и стал избивать его об стены, Макс закрыла окно с видео. Такого накала отвращения она никогда еще не испытывала. И самую большую ненависть у нее вызывал отнюдь не дегенерат Роберт — что с него взять, он всего лишь порождение больной фантазии режиссера. Больше всего на свете Макс ненавидела сейчас Уоррена, из-за которого она ощутила «удовольствие» от просмотра омерзительного фильма. Следующий список она даже не смотрела — ей уже стало понятно, что Уоррен с головой не дружит. Ее мучил только один вопрос: зачем он отдал ей флешку? Хотел обсудить с ней глубокий смысл, заложенный в фильмах, но скрытый за мерзкой оболочкой? Но какую же извращенную психику надо иметь, чтобы этот смысл разглядеть. Вторая версия нравилась Макс гораздо меньше, но казалась более правдоподобной. Уоррен насмехался над ней, хотел, чтобы она испытала массу отрицательных эмоций. Наверняка он представлял, как она в ужасе кривится от просмотренного, и расплывался в садистской улыбке. Макс в отвращении вынула флешку из ноутбука. Ей нужно понаблюдать за Уорреном. Если он просто чокнутый ботаник, исследующий дерьмо в надежде найти алмазы, она всего лишь будет держаться от него подальше, как и делала до этого. Но если Уоррен извращенец… Тут стратегия станет другой. Когда Макс вернула флешку Уоррену, честно сказав, что осилить содержимое до конца не смогла, тот ничуть не расстроился. — Это пока никому не удалось, — со смешком признался он. Сначала Макс думала, что нужно составить собственное мнение о Уоррене, не расспрашивая о нем никого, но любопытство взяло свое. Они с Хлоей лежали на кровати дома у последней, и неожиданно Макс спросила: — Хлоя… Ты что-нибудь знаешь о Уоррене? Та фыркнула. — Втюрилась, да? Не самый лучший выбор, сказать честно. — Наоборот, по-моему, он в меня втюрился. На днях дал мне флешку… с весьма специфичными фильмами. — О, он это блевотное кинцо всем девушкам Блэкхелла впаривал. — Хлоя потянулась. — Шли Хуоррена на три веселых буквы и забей. — Как всем? — Макс в изумлении приподнялась на кровати. — Ну не всем, ладно… Шестерым точно, я общалась с ними. Но это фигня. Самой забавной была ситуация, когда мистер Дам-Списать-За-Хорошее-Бухло (на этом месте Макс удивленно повела бровями) предложил мне жесткий секс за полкосаря. «С элементами садизма», как он выразился. — Что, прости?.. — Макс потеряла дар речи, но быстро взяла себя в руки: — А ты что? — Я предложила ему обратиться с данной просьбой к Шону Прескотту. Этот воротила трахает всю Аркадию Бэй в довольно жесткой форме, так что ему ничего не стоит устроить Уоррику незабываемую садистскую ночь. — Хлоя самодовольно заложила руки за голову. — К тому же неизвестно, кому пришлось бы выкладывать бабки. Может быть, Уоррен стал бы чуточку богаче. Со мной же его ожидало бы одно разорилово. — Ну, а он? — Макс чувствовала, как начинала болеть голова. — Разозлился и сказал, что сделает это со мной бесплатно и насилу. На что я ответила, что тогда он будет иметь дело с моей пушкой. — Хлоя помолчала. — Тварь он еще та. Знал, что я курю травку, поэтому нуждаюсь постоянно в деньгах. Но так дешево вшивому заучке я не продалась бы ни за что. Макс приложила руку ко лбу. Голова болела адски.***
Она не могла прекратить думать о Уоррене. По факту, перед ней вырисовывался совершенно отвратительный образ грязного извращенца, лишь скрывающегося за маской милого парня-отличника. Однако вскоре Макс пришлось узнать, что любовь к садизму у Уоррена выходила за пределы постели. Буквально через сутки они с Хлоей в ступоре наблюдали, как он жестоко избивал Нейтана, казавшегося окружающим намного более агрессивным. Кроме того, Уоррен не преминул похвастаться тем, как отмутузил своего противника! На этом моменте Макс живо представила, как на месте Нейтана окажется этот придурок и как она разукрасит ему морду его же приемами… Также Макс узнала, почему Хлоя дала ему такое странное прозвище. Она знала, что Уоррен легко дает своим одноклассникам списывать. Но всегда сомневалась в том, что делает он это бескорыстно. Неужели он действительно делает это за выпивку? Поздно вечером она и Хлоя пошли на вечеринку «Циклона». На улице, около входа, ошивался пьяный Уоррен, хлещущий прямо из горла. — Мистер Дам-Списать-За-Хорошее-Бухло, — хмыкнула Макс, и Хлоя хрюкнула. — Красотки, давайте сфоткаемся, — заметивший их Уоррен широко улыбнулся и, достав телефон из кармана, приблизился к Макс. — Не переношу запах перегара, — она отстранила его и последовала за спешащей Хлоей. «Можно ведь воспользоваться этой его милой привычкой. Только где?.. И как не привлечь к себе внимание?»***
На похоронах Хлои Макс улыбалась. Проявочная ответила на все ее вопросы. Теперь ей никто не способен помешать. Она отомстит этому злому мужскому миру при помощи одного лишь помещения, похожего на больничную палату, и лежащих там инструментов. Может быть, Уоррен, волк в овечьей шкуре, будет не единственным. Тот урод, от которого залетела Дана, в общем-то неплохая девушка, вызывал у Макс искреннее отвращение. Что может быть хуже принципа «поматросить и бросить» беременную от тебя девушку? А Фрэнк, торгующий отравой для людей? Было бы весело попробовать подсадить его на что-нибудь потяжелее, отобрать все деньги, а потом наблюдать, как он мучается от наркотической ломки. Но это будет долгий процесс… Макс пожалела об аресте Джефферсона. Вот уж кого она первым делом лишила бы сна и покоя. Как бы издевалась она физически и морально над ним в месте, где он так долго был господином… Хотя арест и так немало унизил его. Если по закону разрешат одно свидание, она поедет к нему, плюнет в лицо, рассмеется и посмотрит на реакцию. Ну и как же забыть самого ненавистного ей мужчину, с которого и начались ее страдания? То-то Пауэр неприятно удивится, когда тринадцатилетняя милая девочка Макс, словно femme fatale, изуродует ему симпатичную мордашку и, возможно, сделает пару десятков некрасивых отметин на подкачанном теле. И никто ведь ничего не докажет… А после всех этих шалостей она свалит в другой конец Штатов. Начнет новую жизнь, устроится в какую-нибудь феминистскую организацию, будет в свободное время заниматься фотографией и, кто знает, встретит своего личного мазохиста, готового служить ей днем и ночью. Это станет лучшей местью отчитывавшему ее за удовлетворительные оценки перфекционисту, которого она когда-то называла папой. Она не напишет ему ни строчки.***
Уоррен с трудом открыл глаза. Яркий металлический свет больно бил в глаза, а руками и ногами невозможно было пошевелить. Он подождал, пока привыкнет к искусственному освещению, и осмотрелся. Руки и ноги были привязаны к стулу, а сам он находился в подозрительно знакомом помещении. Уоррен выругался. Именно здесь он грубо лишил девственности мирскую монашку Кейт Марш, пока старина Марк одобрительно комментировал процесс. Уоррен сладко прикрыл ресницы, вспоминая, как безутешная девочка прыгает с крыши Блэквелла. Бедняжка не оправилась от травмы. Фото ее трупа до сих пор хранилось в его телефоне… Но надо было выбираться отсюда. Как, черт возьми, он оказался здесь? Зря он, видимо, напился перед началом тусовки… Уоррен приблизился к разгадке, когда в проявочную зашла Макс. Сняв с себя сумку, она положила ее на стол и приблизилась к Уоррену на опасное расстояние. — Поглядите-ка. Сам Нуарный Ангел пожаловал. — Пленник гадко улыбнулся и получил хлесткую пощечину. — Ай! Какого хрена, Макс Колфилд? — Не люблю наглых парней. Учитывая твое незавидное положение, мог бы пасть не разевать. — Спокойный, но железный голос Макс начал откровенно бесить Уоррена. — Когда ты такой дерзкой стала? — спросил Уоррен, за что схлопотал по другой щеке. — Ай! Но все же. Как ты здесь вообще оказалась? Макс наклонилась к лицу Уоррена и провела пальцем по его горящей от удара щеке. — Судя по тому, что ты спрашиваешь, как здесь оказалась я, а не ты, ты тут не в первый раз находишься… — Макс внимательно посмотрела в его глаза. В них читалась неприкрытая злоба. Макс усмехнулась: — Что, угадала? Не подрабатывал ли ты случаем помощником Джефферсона? — Сука, — выплюнул Уоррен. Макс ударила его по лицу с такой силой, что стул, на котором сидел Уоррен, едва не опрокинулся. Изо рта парня потекла кровь. — А ты, я вижу, вошла во вкус, — Уоррен говорил уже с трудом, но по-прежнему дерзко. Он не боялся. Вся его гнилая сущность лезла из него не в момент триумфа, а в то время, когда он, в бессознательном из-за выпитого состоянии утащенный в проявочную и там связанный, должен был трястись от страха и умолять отпустить его! Макс это вывело из себя. Она со всей силы врезала ногой ему в пах, и Уоррен рухнул вместе со стулом, больно ударившись головой о пол. От удара по яйцам он буквально почувствовал, будто из глаз вырвались звезды, но из-за невозможности скрутиться в позу эмбриона ему оставалось лишь истошно вопить от чудовищной боли. Макс с огромным удовлетворением наблюдала за драматичной сценой. Дождавшись, когда крики утихнут, Макс подошла к валяющемуся Уоррену и наступила ногой ему на пах. Уоррен закричал снова, на глазах у него выступили слезы. — Ты знаешь, мы с Хлоей как-то смотрели аниме «Когда плачут цикады». Я никогда не любила аниме, но Хлое нравилось, поэтому я смотрела с ней. Там одна девушка, Мион, похитила парня, обездвижила его и намеревалась воткнуть ему в руки тридцать гвоздей. По три в каждый палец, по одному в каждую фалангу. — На этих словах Макс надавила кроссовкой еще сильнее, и Уоррен заскулил. — Здорово, Уоррен, не правда ли? Я была бы не прочь последовать ее примеру. Уоррен тяжело дышал. Он явно сходил с ума от боли, но все же нашел в себе силы высказаться: — Дело в том… что ее план… не сработает. В большом пальце… лишь две фаланги… Значит… гвоздей будет… ах… двадцать восемь… Макс подняла ногу, заставив Уоррена громко охнуть, и опустила опять, надавив еще сильнее. Тот завизжал, и слезы полились вновь. — Неважно. Я все равно не найду столько гвоздей. Будем действовать другими методами… Уоррен в очередной раз застонал, когда Макс убрала ногу с его паха. Он хотел хоть чуть-чуть перевести дыхание, но сегодня явно был не его день. Макс немедленно вынула из-за пазухи нож и приставила его к подбородку Уоррена, в глазах которого читался ужас. — Если не хочешь слишком сильной боли, советую не мешать мне… — проговорила Макс и неожиданно резким движением разрезала его футболку. Перед ней открылось подтянутое привлекательное тело — Уоррен не был задохликом, как она могла подумать. Особенно ярко выделялись соски, торчавшие из-за психологического напряжения парня. — Что… ты хочешь делать со мной? — жалобно спросил Уоррен, однако ответа так и не получил. Макс была слишком увлечена, чтобы реагировать на внешние раздражители. Она облизнулась и аккуратно обвела ножом контур ареол. Затем приложила холодную сталь к кончикам сосков, и те стали еще тверже. Уоррен был полностью в ее власти, что невероятно его взбесило. — Прекрати, су… Макс! Зачем тебе все это? Макс дотронулась острым концом до одного из сосков и надавила, поддевая ареолу. Уоррен истошно заорал, резко дернувшись, тем самым лишь ухудшив свое положение: надрез стал еще глубже. Макс вновь проткнула контур ареолы, заставив своего пленника кричать от дикой боли. Она повторила действие трижды, каждый раз вызывая у Уоррена новый вопль, слабо отличающийся от предыдущего. Тогда Макс решила слегка сменить стратегию: быстрым движением она провела ножом по другому соску. Крик Уоррена стал еще громче, но интонацией практически не отличался. — Скука, — констатировала Макс. Она действительно не думала, что вопли Уоррена так быстро надоедят ей. Она подошла к своей сумке и достала оттуда кляп, состоящий из ярко-красного шара и черной повязки. — В секс-шопе закупилась? — тяжело дыша, гаденько хмыкнул Уоррен. Макс решительно не понимала, как можно вести себя так, находясь в крайне бедственном положении. Она приблизилась к нему и попыталась засунуть кляп ему в рот, но Уоррен не дался, завертев головой из стороны в сторону и оскалив зубы. Макс прибегла к проверенному методу, наступив ногой ему на яйца. Уоррен заорал, и она воспользовалась моментом, засунув кляп в открывшийся рот и завязав повязку за головой. — Не нужно осложнять самому себе жизнь, Уоррен. Не будешь подчиняться — не удивляйся тогда, если твое «хозяйство» случайно превратится в омлет. Уоррен закатил глаза и мучительно прикрыл их. Видимо, его ожидало длительное веселье… Тем временем Макс прикидывала, будет ли ей удобно мучить Уоррена, находящегося в сидячем положении. Определенно нет. Придется развязывать ему ноги и как-то прикреплять его к стене или куда-нибудь в другое место. Макс решительно достала шприц, такой же, какой использовал против нее Джефферсон, и воткнула Уоррену в шею. Тот отрубился. Она предусмотрительно сняла с него кляп, чтобы он не подавился собственной слюной, находясь в бессознательном состоянии. …Ждать пришлось не очень долго. Уоррен медленно открыл глаза и не успел даже прийти в себя, как его рот тут же был заткнут кляпом. Уоррен попытался пошевелить руками, но они настолько онемели, что он практически их не чувствовал. Он посмотрел вверх и увидел, что руки его были крепко-накрепко привязаны веревкой к крюку, торчавшему из потолка. — Пора начинать новый раунд? — мерзко ухмыльнулась Макс, демонстрируя внушительных размеров плетку. Уоррен вытаращил глаза, мыча сквозь кляп нечленораздельные звуки, однако это ничем ему не помогло. Макс размахнулась и стеганула его по обнаженному торсу, заставив Уоррена охнуть. Удары посыпались один за другим, со все возрастающей силой, и Уоррен мучительно дергался на крюке, натирая в кровь затекшие запястья. Из-за кляпа слюна текла по подбородку, придавая Уоррену поистине жалкий вид. Макс быстро наскучило бить его плеткой, и она решила перевести дух. Тело Уоррена было испещрено красными полосами. Макс в задумчивости стала водить по ним пальчиком, надавливая. Уоррен едва не успел ударить ее ногой, но Макс, ожидая этого действия, ловко увернулась и, влепив ему пощечину, больно сжала ему яйца. Уоррен протяжно замычал, зажмурившись. — Не стоит играть со мной, Уоррен, ты не в выгодном положении, — произнесла Макс и отправилась обратно за ножом. Перед ней не стояло цели изрезать Уоррена вдоль и поперек. Она не выносила запаха крови и не собиралась оставлять на теле Уоррена шрамы. К тому же стекающая кровь запросто могла испачкать ему штаны, а такое нельзя было допустить. Нет, Макс всего лишь хотела причинить ему еще больше боли, а для этого требовалось совсем другое лезвие. Она взяла тупой нож и принялась медленно водить им по оставленным плеткой красным полосам, меняя силу давления. Уоррен дергался, стонал сквозь кляп, пытался увернуться, но ничто не могло противостоять желаниям Макс. В какой-то момент он подумал, что здесь, в проявочной, и оборвется его короткая жизнь, бесславно уничтоженная ущербной девственницей. А ведь он так мечтал порвать ее и выкинуть на помойку, словно мусор, а потом с усмешкой наблюдать за ее страданиями по нему… Макс в это время успела заменить тупое лезвие на острое и выводила аккуратными буквами клеймо «РАБ» под пупком Уоррена, держа в левой руке полотенце, на которое стекала кровь. Своими ногами она наступила на ноги Уоррена, не давая ему возможности лягнуть ее. Он корчился от чудовищной боли и от переживаемого унижения и, даже когда Макс завершила «надпись», не мог избавиться ни от того, ни от другого. Макс видела это и зло усмехалась. Первый раз неплохо прошел, она осталась довольна. Но надо было завершить начатое… Она расстегнула ширинку Уоррену и вынула оттуда наружу член с мошонкой. — Как же уродливо это все выглядит, — скривилась Макс. — Не понимаю, как такое вообще может хотеться трогать? Она чуть отошла от изнывающего Уоррена и со всей силы, какая только была доступна ей, ударила ногой ему по яйцам. Уоррен затрясся и тут же безжизненно обмяк на крюке. — Интересно… — Макс внимательно рассматривала в который раз потерявшего сознание парня. — А вот в порно мазохисты терпят долго, в отличие от скорострела Уоррена.***
Уоррен пришел в себя на улице, рядом с Блэквеллом. Он валялся на траве, и любое самое незначительное действие причиняло жуткую боль. Все тело невероятно ломило, а запястья были мерзкого темно-синего цвета. Уоррен кое-как поднялся и схватился за больную голову. Его всего передернуло от отвращения, когда он вспомнил все, что вытворяла с ним серая мышь Колфилд. Он быстро отправился к себе в общежитие и встал там перед зеркалом, задрав футболку. Соски были порезаны ножом, весь торс был покрыт долгими красноватыми полосами. Но надпись под пупком… Уоррен ощутил, как кровь приливает к лицу от ненависти. По сути, весь его облик кричал о совершенном насилии. И он точно знал, кто его совершил. Было самое время отправляться в полицию и писать заявление. Но Уоррен был слишком горд, чтобы признаться в том, что над ним властвовала девчонка. Он не перенесет публичного осуждения и издевательств. У него не было иного выхода, кроме как отомстить Колфилд, возомнившей себя тем, кем явно не являлась. И он прекрасно знал, как это нужно сделать…