Реки любви

Лёву разбудила духота. Он поморщился, со стоном отрывая голову от горячей подушки. Сквозь неплотно задёрнутые шторы пробивалось солнце, норовя попасть прямо в глаза. На улице уже как с пару недель потихоньку подкрадывалась весна, неустанно напоминая о себе звучной капелью о подоконник и запахами первых набухших почек. У Лёвы, по ощущениям, тоже что-то набухало. Повернувшись на бок, он хрипло выругался от боли в растянутой икре. За этим последовала дикая ломота во всём теле, а живот так вообще странно зачесался от сухой, стянутой кожи. Блять, что это со мной? Стены вроде мои, значит и дом тоже… Даже кровать моя. А чьи тогда вагоны я разгружал? Осторожно повернув затёкшую шею, Лёва попытался оценить обстановку вокруг себя. Часы на тумбочке показывали раннее утро, а в горле сушило так примерно уже на жаркий полдень. Вдобавок раскалывалась голова, отдаваясь на каждое движение в уши тяжёлым звоном. Мягкая гора за спиной вдруг ожила и витиевато забасила на чистом русском мате. От неожиданности Лёва дёрнулся и чуть не свалился с кровати. Похмелье ещё куда ни шло, но говорящее одеяло?! Мысленно досчитав до трёх, он повернулся. «Одеяло» томно глядело на него подозрительно знакомыми тёмными глазами. — Шурик?! — Не ори, придурок, — простонал в ответ тот, болезненно жмурясь от какофонии света и звука. — Рано ещё… Ёб-твою Австралию! — заорал уже сам, подрываясь с подушки. — Ты какого хера в моей постели забыл?! — Такого, какой у тебя под одеялом! Почему я голый?! И мы в моей постели, вообще-то. Шура сонно хлопнул ресницами. Они замерли, молча рассматривая друг друга. А затем синхронно полезли под одеяло. Снова встретились ошарашенными взглядами. И тут Шура хрипло рассмеялся, щурясь. Видимо, вспомнил. Лёва с подозрением наблюдал, как он приподнялся на локтях, потряхивая спутанными волосами. По нему словно наждачкой прошлись… или миксером. Где он шатался ночью? Одеяло настойчиво потянулось вслед за пытающимся сесть Шурой. Лёва ухватился за свой край в испуганном протесте. Не терять же последний оплот здравого смысла! Шура заржал уже в открытую. И тут настала его очередь стонать. Делал он это профессионально, на высоких нотах. Лёва сглотнул. — Вагоны? — обнадёженно попробовал он. — Поясница! — прохрипел тот, хватаясь ладонью за больное место. — Ну, хотя бы не задница. Что? Нет… Блять, Шурик, нет, пожалуйста, не молчи. Почему ты на меня так смотришь? Шура, перестань лыбиться! Скажи лучше, почему у меня всё тело разваливается? Друг хмыкнул, двигаясь теперь с осторожностью. — Потому что этой ночью ты, по-моему, оторвался за все несостоявшиеся. — Что? — Не волнуйся, — Шура расслабленно откинулся обратно на спину. — Ты сверху был. — Что?! Лёва со стоном вцепился в волосы и покачался из стороны в сторону. Не помогло. Реальность упорно рушилась по радужным кусочкам, совсем как злополучные Skittles. Ну не мог же я и вправду его… с ним — или мог? Блять, лучше б я не думал. Он посмотрел на друга между пальцев. Шура в щёлочках был всё таким же довольным и даже светился развязной улыбочкой. Заметив нездоровую бледность на Лёвиных щёках, он склонил голову и заглянул ему в глаза: — Перестань трястись. У тебя это, можно подумать, в первый раз. Ты в Австралии стольких парней перетаскал к себе в постель — я считать заебался. — Но это ведь мы! — Лёва с пристрастием приложился затылком о спинку кровати. — Здесь всё по-другому. Шура спокойно приподнял одеяло и посмотрел туда. — У меня там, кажется, всё как у всех. Лёва дёрнулся. — Я не об этом, мать твою. Ты и я, мы ведь с тобой, мы столько всего… — но мысли не спешили связываться воедино, шумела голова. — Ну, что? Что — мы с тобой? Разве были когда-нибудь эти «мы»? Щёки Лёвы из пепельных стали алыми. Он беспомощно опустил глаза, рассматривая мятые складки на простыни. Было стыдно. Было страшно. И жутко, до эгоистичного томления приятно. Я переспал с Шуриком. Мы с ним трахались. В моей постели. Ох, ебучий случай. — Точнее не выразишься, — усмехнулся чему-то Шура. — О чём ты? — Ты это вслух сказал. Лёва оглушительно прочистил горло. — Что вчера было? — слабо попытался он, пряча смущение за краем тонкого одеяла. В тёмных глазах друга промелькнуло что-то странное. — Совсем ничего не помнишь? Лёва машинально поморгал. Неуверенно покачал головой. — Мы в студии, — со вздохом начал Шура, — отмечали выпуск нового сингла. А заодно и мой День рождения. Спето-выпито, все дела. Потом двинули в бар, ты ещё и до руля дорвался, ебанавт. Не знаю каким провидением, но мы пролетели все светофоры на красный и не наткнулись ни на один патруль. Тебя бы без штанов оставили за список дорожных грехов. — Я, может, удивить тебя хотел, — буркнул тот в ответ. — Да ты и смог, — хохотнул Шура, задорно блестя глазами, — три стопки подряд, Стинг, барная стойка… Припоминаешь? Что-то оглушительно начало тикать в Лёвиной голове. Шура ехидно вздёрнул бровь, наблюдая за тем, как вытягивается его лицо. — Короче, без штанов ты всё-таки остался. — Но почему Стинг?! — взвыл Бортник. — Цитирую: «Это моё поздравление для тебя, Шурик. Расслабься и получай удовольствие». Остальное ты уже пел, половину на иврите кстати. Не знал, что ты в совершенстве владеешь всеми тринадцатью диалектами. У Боряныча даже видео осталось. Интересно, он его уже выложил? Уши заложило от Лёвиного воя, а в голову с размаху прилетела увесистая подушка. — Пидор, ты ещё и издеваешься! — Кто из нас ещё пидор, — хохотал Шура, в шутку отбиваясь от суматошных побоев. — Не я же к тебе на диване целоваться полез. — Это был жест дружеского расположения! — Язык твой особенно хорошо расположился. У меня во рту. Лёва замер и осел обратно на кровать. Он начал понимать, что дальше лететь уже просто некуда — всё, плинтус личной преисподней. Шура ухмыльнулся. — Мне теперь нужен новый ремень. Ты пряжку от стараний погнул. — Я хоть не в зале это делал? — Конечно, в зале. Кстати, с тебя ещё и футболка, мою-то ты разорвал. — Тоже в зале?! — Нет, в туалете. Я тебя потащил проблеваться, потому что парни уже начали на нас странно коситься. Ты повисел на мне с полдороги, а потом вдруг очнулся. Искусал меня за ухо, запихнул в кабинку и орально изнасиловал. — Ты мне, что — …? — Это ты — мне. Песни петь начал. Лёва с облегчением перевёл дух. И тут же попытался выбросить из головы поплывшие томные ассоциации. Хуёвая у него, оказывается, фантазия! Блять, Бортник, голубая лагуна, приди в себя! Он потряс головой. Шура повернулся на бок и подпёр щёку кулаком: — А потом отсосал. Выть сил уже не осталось, только задушено сипеть и натягивать несчастное одеяло под самые уши. А пошлые картинки из памяти уже весело вертелись в злоебучем вихре. Стоял… на коленях, плевать, что прямо на кафеле. Перед лицом всё качается, снова колени — а это уже Шурик, ноги широко расставлены, зелёный свет, стенка кабинки ужасно скрипит, пока он… Твою мать. Он помнил даже солоноватый вкус, сильный запах мускуса, заполонивший горло. Лёва через силу взглянул на человека в постели. Шура смотрел на него с обманчивым спокойствием, но в глазах плясали нехорошие огоньки. Эта привычная, самодовольная усмешка на губах придала Лёве смелости. Со вздохом, он спустил одеяло по пояс и выпростал из-под него ноги. Прикрытым небольшой полоской остался только пах. Улыбка Шуры стала шире. После этой ночи, что он там не видел?.. — Если хочешь моё мнение, мне кажется, что парни всё поняли. Они же не дураки. Ну и футболка моя держалась на верном слове. Мне взгляд Янчика ещё долго будет сниться… — Хватит угарать, сволочь. Ты хоть домой меня отвёз? Лёва, придурок обдолбанный. А как ты думаешь, почему вы здесь голые валяетесь? Шура медленно кивнул головой. — Ты вырубился, пока в машине лежал. Я уже сам не помню, как тебя до квартиры дотащил. Лёвчик, ты железо, что ли, на завтрак жрёшь? Тяжёлый, блин, как танк. Я парням расходиться сказал, обещал позвонить, когда тебя уложу. Только это ты меня — с ходу на лопатки. И захихикал, грубовато, по-дурацки. Но дико довольно. Лёва стал пунцовым. Кажется, за одно злосчастное утро он вполне мог написать новый пошлый роман о десяти оттенках красного. Да что там написать — проиллюстрировать! — Остальное говорить? — помолчав, добавил Шура. Лёва обречённо прокрался взглядом по комнате. У двери валялась поперёк прохода вешалка, два стула были перевёрнуты, а содержимое кофейного столика рассыпалось по всему полу. У искусственного камина — опрокинутая бутыль и пара недопитых бокалов, багровые пятна навечно въелись в ворс белоснежного ковра. А дальше до кровати — дорожка из общих вещей. Внезапно стало тяжело дышать. Он снова ощутил вкус близких губ, собственное нетерпение. Тянущую боль внизу живота и неровные движения рук, как стягивал с чужих бёдер тесные джинсы. Хриплый голос, щекочущий дыханием уши. И общие, резкие толчки навстречу друг другу, и тесноту разогретого желанием тела. — Одно скажу, — сев, Шура привалился спиной к подушке и снова красноречиво поморщился, поймав виноватый взгляд друга, — мои уши тебя любят. И твои соседи, кстати, тоже. Лёва молчал, глядя на него. Они — лучшие друзья, ближайшие друг другу люди, ставшие больше, чем одним целым за три с лишним десятка лет вместе. Обнажённые, открытые до последнего грамма души. В его постели, где они всю ночь проверяли на прочность и гибкость собственные тела. Чертовски успешные испытания, надо признаться. А что теперь? Обратно к привычным ролям? Закрыть глаза, отпустить похабную шутку и сделать вид, что ничего не было? Как не было пяти лет в Австралии, и немногим меньше Израиля, где тщетно и безнадёжно пытался забыться с каждым новым встречным? — Шурик, скажи мне, — тихо и твёрдо попросил он, придвинувшись ближе к Шуре и глядя ему в глаза, — почему ты не оттолкнул, пока ещё мог? Шурина ладонь выскользнула из-под одеяла и тяжело легла в изгиб между плечом и шеей. Притянула ближе, сжав несильно, но почему-то болезненно. Глаза у него были совершенно нахальными. — Потому что я люблю тебя, идиот, — глухо произнёс он. — И хочу тебя так, что сейчас проломлю тебе кровать. Лёва издал тонкий звук, отклоняясь от его прикосновения назад, к высокой спинке. — Я думал, тебе не понравилось моё поздравление. А я ещё и руки не умею при себе держать. — Ты у меня их сейчас подержишь, где нужно! Всю твою программу на тебе повторю, любитель, блять, острых ощущений. — Ты попробуй на практике докажи. И тут быстрая рука скользнула по его телу, рывком сбросив с них обоих одеяло. Мгновение — и его взгляд был прикован к Шуре, к напряжённым бёдрам, к широко расставленным коленям. Обвившиеся вокруг его члена пальцы стиснули так, что он засипел сквозь зубы. Шура навис над ним, медленно скользя ладонью и с мрачным наслаждением впитывая каждую эмоцию, проявляющуюся на лице. Было сухо, но Лёва от наслаждения закусил губу. Его вело от естественности, с которой Шурик ласкал его, даже грубости. Не вытерпев, он несколько раз толкнулся навстречу широкой ладони. — Знаешь, а ведь в Австралии я каждый раз хотел вышвырнуть этих ублюдков из окна и отделать тебя так, чтобы на утро ты не смог ходить. Но я слишком сильно тобой дорожу, — большой палец мягко прошёлся по головке, — Лёв-чик, — по слогам проговорил Шура в приоткрытые в губы. Ему тоже было хорошо. Лёвины руки оплели его за шею. — А я каждый раз закрывал глаза и представлял на их месте тебя, — улыбнулся он растерянному близкому лицу. — Тебя и твои патлы. Я уже говорил, что мне до дрочки нравятся твои волосы? — Только волосы? Шура опустился на него всем весом, потираясь пахом о приподнятые бёдра. Оба хватанули воздуха, тёплого и потрескивающего от общего накала. Комната вокруг плавилась, и Лёва уже откровенно тёк от бесстыдного трения между их телами и от тяжести любовника. — Я дрочил не только на них. Шура смял его губы своими. Он подался навстречу, переплетаясь языком, позволяя вытворять с собой всё, о чём мог только грезить в сокровенных сновидениях. Шура целовал его влажно и властно, проходясь по нёбу и засасывая внутрь нижнюю губу. Где-то в стороне запищал смартфон. Лёва яростно вцепился в твёрдые плечи. — Куда?! Я мстить буду на крови! — Расслабься, — смеялся ему в губы Шура. — Это просто Боряныч видео опубликовал. У него их, похоже, теперь целая коллекция соберётся. Болезненный укус в шею. Дружный сдавленный смех. — Шурик, — Лёва напоказ развёл колени и, обхватив его за бёдра, вжал в себя. — А какую песню я тебе тогда пел? Шура многозначительно вздёрнул бровь.

***

Через несколько дней неизвестный отправитель осчастливил некого @boris_lifchiks очень занимательным видео, которое со звуком смотреть было бы неприлично даже у себя дома. Даже под одеялом. Да и без звука тоже. А запись из небезызвестного бара за первые сутки побила все рекорды русскоязычного Youtubе по количеству просмотров.