Почему бы не поохотиться на медведя?

      Вдруг, беседа о недавнем рауте сменилась на предстоящую охоту.       — Господа, послезавтра состоится охота.— Раздался голос из главы стола, от хозяйки Кэрол.— Буду ждать вас с нетерпением.       — Опять на лис? — вопросил явно скучающий высокий голос молодой девушки. Вопрошавшей была Ингрит.       — Ах да, — отозвалась Кэрол. — Наша малютка Ингрит не жалует подобные развлечения.       По парадной столовой, обшитой красным деревом с гобеленовыми вставками, с огромными окнами, стекла которых были обтянуты деревянной сеткой рамы, пропускавшими золотые нити заходящего солнца, прокатился одобрительный смешок, в поддержку хозяйке усадьбы. Ингрит была самой молодой среди всей этой компании, всего двадцать два года, от чего подобные её высказывания и выходки вызывали ухмылку жалости.       — Какое же это развлечение, если за меня все сделает собака? Да и что веселого в том, что бы гнаться за маленьким затравленным зверьком?       — Так вас больше увлекает охота на медведя? — грузный Франк, сидящий напротив, разразился гоготом.       — Его сопротивления хотя бы внушают страх. — Ингрит широко улыбнулась, отпивая из бокала.       Мужчины нервно хмыкнули, а женщины покосились, думая, не спятила ли девочка.       — Охота на медведя, такое отважное и благородное занятие, как раз в духе Англии.— Продолжила свою мысль Ингрит.       — Скорее уж средневековой. — Раздался голос откуда-то из конца стола.       — Но ведь это же прекрасно! Может, стоит хоть иногда отбрасывать джентльменство и вспоминать о рыцарстве? Как же может мужчина называть себя охотником, если среди его лисьих трофеев нет хотя бы одного кабана или медведя?       Ингрит сделала весьма ехидное ударение на «лисьи трофеи», от чего мужчины явно вжались в свои пиджаки. Кто-то кашлянул, кто-то продолжил резать мясо, а кто-то на оборот, еще больше насел на спиртное.       Но разговор быстро сменился на званый вечер в честь начала осеннего сезона, а после гости и вовсе разбрелись по дому. Большинство мужчин, с виски, засело в курительной, а дамы разбились на свои маленькие салоны и разбрелись по «штабам», кто в зимний сад, кто в гостиную, пить чай.       Загулял ветерок, повеяло свежей розовой прохладой из сада, когда Ингрит раскрыла двери в большом зале и с книгой в руках шагнула со ступеней в царство сумерек и цветов, где лакеи, вовсю зажигали фонари. Отбилась молодая и дерзкая от антиквариата. Ей хотелось побыть в тишине.        Главный фонтан сада был окружен четырьмя секциями с розовыми кустарниками разных сортов, а напротив стояли скамейки из белого мрамора с витыми подлокотниками, укрытые арками топиарий. Вдалеке, в лесу, начинала куковать кукушка, пытаясь перекричать изящную арию соловья, притаившегося в кустах. Ингрит, проходя мимо фонарей, время от времени вздрагивала. То тень крыльев пробежит по дорожке, то стук о стекло ночной бабочки насторожит. Она углублялась всё дальше, и, наконец, нашла уютную мраморную беседку, увитую виноградом, за которой простирался пруд, усыпанный водяными лилиями. Ингрит села на скамью под навесным фонарём и, раскрыв книгу, начала наслаждаться своим уединением.       Одиночество продлилось недолго, так как к ней направился Льюис. Этот аристократ был не настолько стар, что бы обладать огромным капиталом и собственными шахтами, но уже давно вырос из возраста, когда транжирят деньги своего богатого отца с огромным капиталом и личными шахтами. Он тратил свои. В конце концов, собственные дела его шли в гору. Стольким количеством разбитых сердец и завистников, может похвастаться не каждый. К нему посваталась половина знати Лондона, но всем дан решительный отказ, и рухнувшие планы выгод в придачу. Всем давно и хорошо известно: сердце Льюиса Вамберленга, если можно кусок алмаза так назвать, давно отдано одной единственной — юной Ингрит.       Три года назад, она подняла на него взгляд, а он так и остался, в заточении её глаз. Она так выбивалась из всех. Даже от её ехидства и злорадства веяло миром зазеркалья, среди манер молодых стерв. Как-то для него всё в ней было особенно. И поворот головы, и взгляд, и хрупкая рука, протянутая для поцелуя. Она смеялась, ему было смешно. Она издевалась, и он начинал смотреть на «благородство» искоса, и смеялся еще сильнее. Она задавала загадку, как на пример: «Зависть не грех, если стремишься к тому, чему завидуешь», и полночи он проводил в раздумьях, в конце концов, соглашаясь с этой мыслью. Они ласково и нежно друг с другом играли в жестокую игру. Маня друг друга бантиком на веревочке, а как только кто-то бросался к нему, тут же отдёргивали, и всё начиналось сначала.       — Простите Ингрит. — Виновато кивнул Льюис, находясь в десяти шагах от неё, когда девушка подняла на него взгляд.       — Ничего страшного, проходите.       Ингрит была явно недовольна своим растревоженным покоем, но предпочла, что Льюис пожалуй может к ней присоединиться.       — Сэр Уильям, добрый вечер. — Нарочито кивнув, произнёс Льюис, прочитав на корешке книги «Шекспир».       — А мне доброго вечера не пожелаете? — книга с хлопком закрылась и улеглась на коленях девушки, пристально смотревшей на мужчину.       — От чего же? Желаю вам и дальше шокировать окружающих.       Девушка расплылась в улыбки, а следом и Льюис.       — А на счет медведя, вы говорили всерьез?       — Я похожа на человека не в своем уме? Просто хотелось дать понять нашим джентльменам, что в их женских забавах мало мужества.       — Будь мы сейчас в средневековье, вас бы уже сожгли на костре.       — Спасибо, но не оригинально. Эпитет «ведьма» в отношении себя я слышу часто.       Девушка встала со скамейки и направилась выходить из беседки, но у самого порога остановилась. Льюис встал за её спиной, руки застыли у плеч Ингрит готовясь сжать их. Опустив голову почти к самому её уху, он произнес:       — Когда ты скажешь «да»?       Не задумываясь ни на секунду вопросом: «О чем он говорит?», Ингрит мгновенно дала ответ:       — Когда ты меня спросишь. Согласись, глупо давать ответ на то, о чем тебя не спрашивали.       — Я не могу задать вопрос, если не уверен, что ответ будет в мою пользу.       — Тогда это продлится вечно. — Девушка повернулась к нему лицом. Льюис был так близко, что подайся она чуть вперед, то поцелуй был бы неизбежен.— Ты же охотник. Кому, как ни тебе знать, что долго не целятся. Наметил цель, прицел и выстрел. «Убей» уже. Жестоко ранить животное и смотреть, как оно ползет по лесу.       Отрицания полутора лет своих чувств резали душу тупым ножом. Проклятая гордость обоих не давала им жить спокойно. «Он должен...», «она должна...», на этом всё. Сорвавшись с места, своим быстрым шагом девушка направилась в дом. А Льюис, ударив кулаком о колонну, рухнул на скамью. Оба в эту секунду ненавидели друг друга, но больше всего ненавидели себя.