Исповедь убийцы

... — Райо сегодня придёт? - спросила Падме у Луны, когда та закончила кормить её завтраком. - Не думаю, - осторожно сказала девушка - У Энакина и Асоки сегодня свадьба, она явно сейчас там - и осеклась, увидев какими печальными стали глаза лежавшей - Ой, простите, я не хотела расстроить вас. - Ничего страшного - ответила Падме спокойным голосом - Сядь, Луна, я должна рассказать тебе всё, как оно было изначально. - Не стоит, вам нельзя волноваться - попробовала успокоить её Луна, но Падме была непреклонна: - Я должна, слушай. Значит так, мне было четырнадцать, и я едва приняла должность сенатора, а он был намного старше, очень красивый, импозантный, он так красиво ухаживал... *** И Падме мысленно перенеслась в то далёкое время, когда она ещё была такой молодой и такой счастливой. Вся жизнь расстилалась перед ней цветным и ярким ковром, обещая всевозможные блага. Ведь с самого снятся блокады с её родной планеты Набу, омрачённой лишь гибелью Рыцаря-джедая Квай-Гон Джина, её карьера резко пошла на старт. Она, тогда ещё четырнадцатилетняя девчонка со всем страстностью отдавалась службе народу, искренней и неподдельной. Падме истово верила, что её народ сможет стать счастливее под властью такой королевы, как она, молодой, энергичной и главное, всем сердцем преданной ему. Точно так же считал и канцлер, не тот, прежний, которого свергли из-за неэффективности его руководства, а другой, амбициозный и напористый Шив Косинга Палпатин, прежде представлявший в сенате их общую планету. Падме знала его и прежде, этого высокого седовласого мужчину с удивительно прямой осанкой и яркими голубыми глазами. Знал и он её, довольно часто пересекаясь по делам политики, к которой Падме тяготела едва ли не с детских лет. Поэтому и проголосовала именно за его кандидатуру на выборах канцлера. «Но только ли поэтому?» — Задумалась тогда Амидала, стоя на балконе выделенных для неё апартаментов. Ведь она так давно знала этого человека и как никто могла убедиться в его благонадёжности и способностях на почве дипломатии. Да, возможно, хотя, опять же, в одних ли способностях дело? И, нет, Падме тогда не стала ничего додумывать, просто сама ещё не поняла природу такого душевного расположения к Шиву, или Косу, как ей привычнее было называть его в мыслях. Скорее она объяснила бы это тягой к духовно близкому ей человеку, наставлявшему её на истинный путь, с малых лет уча любить свою родину так, как любил он сам. И наверно поэтому не стала противиться, когда во время выборов нового сенатора от Набу, Палпатин указал именно на неё и народ согласился. Согласилась и Падме, с милой улыбкой принимая новую должность из рук высокочтимого наставника. Она не переживала о том, что невольно покидает его покровительство, становясь самостоятельным политиком, напротив, была очень рада возможности встать с ним наравне, быть почти такой же... И действительно, новый канцлер и назначенный сенатор были как раньше близки, нет, даже ближе прежнего. Ведь теперь их разговоры не были больше беседами маленькой девочки и взрослого мужчины, отныне они являлись серьёзными и глубокими дискуссиями двоих взрослых людей, занятых общим делом. И живя общей целью. Вскоре ставшей такой. Так прошёл год, потом ещё, и в тот, третий, когда Падме исполнилось шестнадцать, и она превратилась в ещё более красивую и статную молодую особу, мир для неё переменился. Не в одночасье, не сразу, а постепенно, день за днём, как открывалось ей чувство к наставнику, приобретая из расплывчатых образов всё более четкое очертание. И более чёткое и реалистичное имя. Не дружба, не привязанность, не даже уважение, а... Любовь. Да, она, первая и настоящая. Такая, какой плевать на все преграды и условности, такие как возраст, общественное мнение и статусы, значение имело лишь то, что ради этого человека Падме была готова на многое, только то, что глядя на него ей хотелось улыбаться и петь от счастья. Счастья от одного лишь того, что этот человек есть, а она имеет возможность его видеть и разговаривать с ним. Большего Амидале и не хотелось, только видеть его и сидеть напротив, глядя ему в глаза. И даже не так и важно было, испытывает ли Кос ответное чувство, её собственного вполне хватало ей, чтобы быть счастливой. Такое оно было большое и светлое, что смотрелось огромным и ярким солнцем посреди бледных звёздочек — прежних увлечений молодой Падме. Паоло, юный художник из родовитой семьи, Раш Кловис, сенатор планеты Скипио, и наконец Энакин, этот смешной мальчишка с песчаной планеты, которому она понравилась при первой встрече, так, как только может нравится всё яркое и необычное. Его она сама не восприняла тогда всерьёз, видя в нем лишь милого и забавного ребёнка. Да, доброго, приятного и неожиданно воспитанного, но ребёнка. И даже то обещание стать его женой, когда он подрастёт, Падме дала просто играючи, не желая обижать такого симпатичного малыша отказом и этим травмировать его детскую психику, которой и так немало досталось. Выполнять же его всерьёз девушка не собиралась, да и, честно сказать, вообще забыла о нем, едва они попрощались на Корусанте по возвращению с Набу. И вспоследствии почти не вспоминала ни его, ни ту ночь в их доме. Другое было на первом плане — политическая карьера и Он. Вернее, сперва Он, а потом уже всё остальное. Какое же счастье было снова объединиться с ним, проводя часы в личной резиденции. Родные Падме поощряли их дружбу, считая, что это сулит их дочери большие возможности, но та считала иначе, думая вообще не об этом. И потому только обрадовалась, когда однажды, уже на семнадцатый день её рождения канцлер неожиданно прилетел к ним в Варыкино, оторвав время от рабочих дней. В поместье Наберри его встретили очень тепло, Падме сама вышла на порог, не дожидаясь прислуги, в красивом платье из белого щёлка, длинной в пол с широкой пышной юбкой и расшитым серебром корсажем, сильно открывавшем плечи и спину. Блестящие каштановые волосы были убраны в красивый высокий узел, но несколько прядей трогательно спускались на затылок и левое плечо, от него спускалась по спине легкая прозрачная вуаль. «Словно невеста, встречавшая своего жениха, чтобы взявшись за руки, вместе идти в светлое будущее» — пронеслось у неё в голове, прежде, чем заметила, что и Палпатин, в своей строгой чёрной мантии с идеально уложенными серебристыми волосами необычайно походит на молодожёна, вступающего в брак. Но тогда она ограничилась лишь тем, что продела тонкую руку с прозрачной гипюровой перчатке под его локоть и провела мужчину к праздничному столу. А уже вечером, когда он сказал, что останется ночевать, совершенно естественно предложила пойти прогуляться на водопады, которыми славилась их планета. Палпатин согласился и они, вдвоём, глядя на панораму озера, с отражавшимся в нем заходившим солнцем, пошли вдоль поля, ведя неспешную беседу. Им было так хорошо, так спокойно рядом, что, казалось, никого больше не было в целом мире, кроме них и чувства. Но какого? Её? Его? А, может быть, их? Пока были неясно, ведь разговоры крутились вокруг нейтральных тем, в которые Падме, честно сказать, не особенно и вникала, просто слушала, наслаждаясь любимым голосом. Потом решили остановится возле водопада, прозрачные воды которого с тихим шепотом спускались вниз, именно спускаясь, а вовсе и не падая, как следовало из названия этого явления природы. Девушка любила все водопады своей родины, но именно этот больше. Именно с этого вечера, который принёс ей столько необычного и всего за пару часов прогулки. И начал в момент, когда решили остановиться и Падме изъявила желание пройтись по водопаду вброд, как часто делала, будучи ребёнком, смеясь и брызгаясь. Перед выходом из дома она переоделась из праздничного платья в лёгкий голубой сарафан и балетки без каблуков, поэтому легко исполнила задуманное, сбросив туфли и завернув юбку за пояс. Ещё намного и она, смеясь, побежала по прозрачной воде, поднимая фонтаны брызг. Хохотала как ребёнок, а потом вдруг вскрикнула и начала падать вниз, намочив платье. Наступила на острый камень и теперь чуть не плакала от резкой боли в ступне. Палпатин не смог видеть этого и бросился в воду вслед за ней, не сняв ботинки и костюм. Он подхватил её хрупкое тело, не дав упасть и Падме доверчиво обхватила его руками за сильные плечи, он не отпустил, продолжая поддерживать за талию. Боль в ноге давно прошла и Амидала вполне могла бы идти самостоятельно, но никак не могла заставить себя отстраниться, такой волнующей и притязательной казалась ей близость канцлера. Его тепло, дыхание, лёгкий аромат дорогого одеколона. Всё слилось в единое облако светлого чувства, кружа голову и заставляя её склоняться всё ниже, а губы, помимо воли, тянуться к другим губам, опытным и таким одновременно властным и нежным, горячим и тёплым, ласковым и настойчивым, сладким и горьким. Сильные руки обнимали за талию, проводя по спине неспешными ласковыми касаниями, я губы шептали прямо ей в лицо: — Девочка моя, милая, любимая, я так долго ждал тебя...и вот, ты выросла... — И я, я тоже, я постоянно думала о тебе, знала, что так нельзя, но никак не могла перестать, ты для меня всё, моя жизнь, моё сердце, моя любовь... — шептала она в ответ, падая в опытные объятия, обвивая руками его широкую спину и прижимаясь своим хрупким, но горячим от неразделенного и нерастраченного чувства телом. Губы встретились снова, сильные руки прошлись по спине девушки, расстёгивая молнию на сарафане, спуская его вниз, плавать в воде, а позволяя канцлеру, тем самым, почувствовать нежную бархатистую кожу и увидеть небольшую, но упругую грудь с темно-коричневыми сосками, так и манившую дотронуться до них. И он это сделал, подняв её на руки и бережно опустив на траву возле водоёма. Сам же навис над ней и начал покрывать её тело короткими, но страстными поцелуями. Палпатин был намного старше и опытнее, и знал на какие точки воздействовать, впрочем, знал не только благодаря богатой личной жизни... Падме постанывала и прижималась к нему, когда горячие губы сомкнулись вокруг сначала одного, а потом другого её отвердевшего соска, щекоча их языком, а пальцы при этом поглаживали шею и внутреннюю поверхность бедра. Было щекотно и очень возбуждающе. Падме тоже решилась и расстегнув рубашку Коса, спустила её с плеч, любуясь красивым тренированным телом и литыми мышцами, ощущая как они вибрируют под нетерпеливыми пальцами девушки. Но вот была устранена последняя преграда, вслед за которой шёл новый статус, той, что познала любовь в наивысшем своём проявлении. — Падме, любовь моя, прошу, не волнуйся, я буду осторожен — шептал Палпатин ей на ухо, перед тем, как войти в её горячее от страсти девственное лоно. Но та и не думала переживать, а с неожиданной смелостью раскрылась ему навстречу, позволив погрузиться в себя на всю немалую длинну и почти не вскрикнула от неизбежного разрыва целостности и не заметила нескольких капель крови, впитавшейся в траву под ними. Это означало, что теперь она его, а он...он может добиться от неё чего угодно, зная о том, что влюблённая девушка теперь полностью в его власти, повязанная кровной связью... *** — В тот день мы вернулись ночью — переведя дыхание, сказала Падме молчавшей Луне — Родители и прислуга уже спали, поэтому никто ничего не узнал, а мы с Косом стали встречаться, тайно, как он сам попросил, а я не смогла отказать, ведь я любила его, всем сердцем, а потом он мне открылся... Луна снова ничего не ответила, лишь поражённо слушала то, что и так знала, о том, как Палпатин признался ей в том, кем является, а Падме не испугалась, а поддержала, и позже начала помогать... *** Отношения продолжались уже больше полугода, в течение которых Амидале стало понятно, что настоящая любовь в её жизни только случилась. А всё, что было до, всего лишь репетиция. Каждый день лишь открывал в её избраннике всё новые и новые черты: умный, хитрый, изворотливой, сильный, и...двуличный. Ибо никто не знал о том, кто он такой и откуда знает легенду о Дарте Плэгасе Мудром. А Падме знала и как губка, впитывала в себя идеи свержения Республики и становления Империи. Её разум оказался настолько подчинён возлюбленному, что уже очень скоро она и забыла о том, что недавно была добрым и искренним человеком, будучи теперь полностью уверенной в том, что всегда ненавидела Республику и Орден джедаев, а мысли о государственном перевороте — её мысли. Воли её хватало лишь на то, чтобы для всех остальных оставаться прежней. Но насколько же Падме захватила эта идея, что ради неё она просто горы свернуть была готова, не то, что соблазнить и женить на себе самого Энакина Скайуокера, с ним, любившим её все прошедшие годы, возни особенной не было, он легко поддавался на игру в недоступность и меньше, чем через неделю был у её ног. Но как же он раздражал её, этот неопытный малолетний романтик, её, привыкшую к опытному и умелому Палпатину. Как тошно было ей с ним спать и изображать экстаз. Но так сказал любимый и она это делала и делала хорошо, так, что никто не заметил фальши. Лишь только раз Падме едва не вышла из под контроля, когда через год после начала отношений с Косом она поняла, что беременна и сказала, что непременно хочет родить от любимого. Однако, это не встретили восторга со стороны ситха: — Милая, родная, у нас будет ещё ребёнок, потом, а сейчас не время, все наши планы пойдут прахом, а ты же хочешь новый порядок и бесконечную власть? — ласково уговаривал мужчина, обнимая её и поглаживая по голове. Падме кивнула и всхлипнула ему в плечо: — Не могу. — Нет, ты должна! — повторил он уже более жёстко и поднял вторую руку, словно бы для удара, но тут же снова провёл по её волосам, нежно и ласково — Ну будь умницей, сделай это, а потом, я обещаю, у нас будет много детей. И мало-помалу Падме сломилась и под чужим именем отправилась в маленькую поселковую больницу на аборт. Кос был с ней рядом и держал за руку во время неприятной процедуры. — Потерпи, родная, будущее счастье стоит того — увещевал он, поглаживая ей руку, а когда всё было кончено, долго и терпеливо утешал, обещая всевозможные блага. Вот только зря это не прошло, аукнулось спустя несколько лет, когда понадобилось забеременеть, чтобы при помощи волнения за ребёнка быстрее сломить Скайуокера и толкнуть на путь Тьмы. Прошло три года с начала их брака, но Падме никак не могла забеременеть, хотя вроде бы всё было в порядке, даже пришлось девственность восстановить перед свадьбой. Видимо виной этому был тот давний аборт. Повезло лишь на четвёртый год, за то как, получился не один, а целых два ребёнка. Кос готовился стать счастливым отцом, а стал лишь преступником и холодным пятном возле окна. Игра пошла не по плану, когда до его свершения оставались совсем чуть-чуть. Мерзкий Скайуокер, давно уже подготовленный к должности второго ситха Галактики, вместо того, чтобы с восторгом согласился, посмел сказать Нет! Да как он мог? Да, что он только возомнил о себе? Он, этот мальчишка из песка! Да кем он был до того, как они с Косом взялись за него! И этого мало, так он посмел развалить всё на корню, убив того, кто был Падме дороже всех. Отца, матери, сестры, и даже...своих детей. А потом... страшный непрекращающийся кошмар длиной в пять лет. Выстрел, заключение, роды, счастливый билет ввиде сумасшедшего Лакса Бонтери и той законченной, несчастной Луизы, похожей на неё... Дальше была месть, только месть... *** Луна слушала и не перебивала, лишь только вытирала слезы, катившиеся из глаз её подопечной. А Падме рассказала всё, ничего не утаивая: - И чтобы отомстить им обоим, я использовала Лакса, этого бедного сумасшедшего, уверила его в своей любви и вложила оружие в его руки... Когда же излияния закончились, она попросила Луну набрать на коммуникаторе контакт Райо. Сиделка выполнила указание и едва услышав на том конце ответ, Падме попросила позвать Асоку. - Асока, здравствуй - прохрипело в динамике неузнаваемым голосом - Я звоню тебе не с целью испортить твою свадьбу. Я хочу попросить у тебя прощение за всё то, что сделала вам с Энакином. Прости меня, ты не отвечаешь, но я и не прошу этого, просто знай, что я искренне раскаиваюсь в этом... Тогрута не отвечала, видимо, слушая то, что говорит бывшая подруга, а та продолжала: — Будьте счастливы, и берегите друг друга - совсем тихо произнесла Падме - Прощай. Она вернула Луне коммуникатор и отвернулась к стене, чувствуя свою миссию законченной и думала лишь о том, как скоро её отправят в ссылку на астероид и как долго ей придётся там провести. Быть может, даже всю жизнь. Хотя, служители закона тоже люди и всегда замечают, когда человек искренне раскаивается и всегда идут ему навстречу. Так, что, быть может, не всё так и плохо. Как знать, товарищи, как знать.