Любовь по принуждению

      На Верген опустилась тихая, благодатная ночь. Майор Айсберг снова бдила в засаде, устроившись в небольшом лесочке неподалеку от дома мятежного буревестника грядущей эльфской революции. Она ловко замаскировалась свежесрезанными веточками балиссы и дуба, обвешалась гирляндами дикого хмеля и волчеягодника, присыпалась душистым переступнем, вперемешку с древесным мхом, отчего стала похожа не то на небрежно сметанный крестьянами стог сена, не то на зерриканский баобаб, по странному недоразумению внезапно выросший в гористом Махакаме. Майор засопела, недовольно покосившись на чью-то жирную свинью, нагло расположившуюся подремать прямо у подножия раскидистого «баобаба». — Кшш, фу, пшла отсюда! — шепотом проорала майор. Свинья презрительно дернула ухом и нагло перевернулась с боку на бок. Майор злобно оскалилась, но расправу над сволочной свиньей пришлось отложить. Из кривого переулка выскользнула тень и, оглядевшись по сторонам, прошмыгнула к двери мятежного команданте. …Йорвета мучило нехорошее предчувствие. Проклятая beanna уже третий день не маячила перед его глазом, призывно крутя необъятным задом, и от этого становилось не по себе. Кто знает, где сейчас затаилась эта сuach aep arse, и какую пакость она замышляет. Команданте выругался и отхлебнул вина из стоявшего на столе кувшина. В дверь осторожно постучали условным стуком. Достав кинжал, Йорвет мягко и бесшумно, словно грациозный хищный кот, скользнул к двери и, немного помедлив, отодвинул засов. В комнату, загнанно дыша, ввалился Элеас. — Ну? — приподнял бровь команданте, заперев засов. — Ничего, — огорченно выдохнул Элеас. — Ни бабы, ни Киарана. Йорвет, ты же не думаешь?.. — Хотел бы я ошибиться, elder me, хотел бы я ошибиться, — Йорвет печально покачал головой и распахнул окно. В душную, раскалившуюся за день комнату ворвалась ночная свежесть. Йорвет жадно вдохнул полной грудью прохладный чистый воздух и сладко прижмурился. Кто бы знал, как это все начинало его напрягать: и бесконечная грызня в Совете, и лежащая унылым бледным бревном Саския, и расслабленное благодушие Киарана, так не вовремя отъевшегося и ощутившего себя в относительной безопасности. Уж он то, за столькие годы кровопролитной борьбы и невзгод, мог усвоить простую истину — любая безопасность лишь кажущаяся. Подвох надо ждать всегда. А самое главное — проклятая баба, с упоротостью матерого барана продолжавшая отравлять ему жизнь. И если все остальное можно было пережить, то с этой заразой, у Йорвета, как ехидно выразился пьяный Лютик, «возникли непримиримые политические разногласия». Хотя сам Йорвет предпочел другое определение. Это однозначно была ненависть с первого взгляда. Йорвет устало выдохнул и потянулся за вином. За спиной раздражающе сопел Элеас. «Насморк подхватил или фисштеха нанюхался?» — сердито подумал команданте, удобно усаживаясь на подоконник и обводя взглядом окрестности. «Но до чего же все таки красивая местность!» — подумалось ему: «Горы, звезды, сирень, баобаб…» Глаз нервно дернулся. Йорвет поперхнулся вином и слетел с подоконника, напряженно вглядываясь во тьму. Баобаб гордо высился посреди лужайки. Его ветви время от времени колыхались, невзирая на царивший вокруг полный штиль. Йорвет моргнул. Баобаб никуда не делся. Элеас продолжал сопеть, изумленно взирая на странные маневры командира. «Я знал, пресвятые сиськи Девы, я знал!» — торжествующе взревели фанфары в гудящей от вина и бессонницы голове команданте. — Элеас, мой зефар! — шёпотом рявкнул он. …Майор Айсберг откровенно млела, разглядывая четкий, чеканный профиль возлюбленного. Кажется, он был чем-то рассержен. Его тонкие, изящно очерченные ноздри свирепо раздувались, словно у быка, увидевшего красную тряпку, изумрудный глаз, опушенный густыми, по девичьи длинными ресницами, полыхал сумасшедшей ебанцой. Майор, не удержавшись, бурно вздохнула. Свинья недовольно визгнула, стайку нацелившихся на майора комаров снесло мощным вихревым потоком, маскировочные ветви предательски заколыхались. Огорченная майор проводила свою слетевшую с подоконника ушастую любовь грустным взглядом и… Замерла. В воздухе раздался приглушенный свист и возле щеки майора, задев ее мягким оперением и срезав маскировочную ветку, пронеслась стрела. «Мама!» — пискнула майор, растерянно глянув на свинью. Свинья презрительно фыркнула. «Беги, дура!» — явственно читалось в ее глазах. Майор было заколебалась но услышав очередное посвистывание, и увидев стремительно приближавшийся град стрел, решила последовать разумному совету. Истошно заорав, она сорвалась с места и стремглав помчалась в город, надеясь затеряться среди кривых и запутанных улочек. Свинья одышливо хрипя неслась впереди, подпрыгивая и вскидывая толстый зад, а сзади настигали неумолимые стрелы, и ее отчаянная, матерящаяся как пьяный краснолюд, любовь. Из последних сил майор прибавила газу обогнав возмутившуюся свинью и скрылась в темном проулке. Вслед ей изумленно глядели трое краснолюдов, изрядно подшофе возвращавшихся из таверны. — Энто, похоже, водка-то паленая была. Эвон, стог по улице бегает! — проморгавшись, сказал один. — Какой стог, — возразил второй, — когда энто, самуя што ни на есть кикимора! С болота ее ельфы выжили, вот она в город то и подалась. Ведьмака надобно звать, пусть он ее энто самое, ножиком по горлу и в колодец! — Сам ты кикимора! — возразил третий. — То ж Бурдонова покойная теща, кажно полнолуние бегает! — Да ну? — второй ехидно прищурился. — А может, твоя покойная бабка? — А ты, сучий хер, бабку мою не тронь! Святая была женщина. — Шо верно, то верно, — согласился первый. — И впрямь, святая. Кто ни спросит— всем давала. Ни один не ушел обиженным. Все трое мрачно переглянулись и принялись было засучивать рукава, когда рядом затормозил запыхавшийся, злой,одноглазый эльф, сжимающий в руке мощный дальнобойный зефар. — Эй вы, sell'ы, — надменно спросил он. — Здесь баобаб не пробегал? …Майор Айсберг ползла через свежевскопанный огород к открытому окну. Ее грязное лицо блестело от пота, в волосах запутались репьи, листья и птичий пух. На изодранном, вывалянном в пыли мундире виднелись пятна жира, отпечатки копыт и уныло обвисшие остатки веток. Майор кряхтела, сопела и издали напоминала внезапно ожившую кучу мусора, неспешно двигавшуюся по своим делам. Зад неприятно кололо. Майор протянула руку и нащупала гордо торчавшую из оттопыренной пятой точки стрелу. На ум невольно пришла старая сказка, про психованного царевича, стрелявшего в потенциальных невест из лука. Майор сладко прищурилась от неприкрытой аналогии и выдернула стрелу. «Теперь он просто обязан на мне жениться!» — мстительно подумала она, последним рывком подобравшись к подоконнику. На подоконнике сиротливо стоял кувшин с недопитым эльфом вином. Майор трясущейся рукой достала из кармана уцелевшую во всех передрягах заветную бутылочку. Густые рубиновые капли медленно, словно нехотя, стекли в кувшин, растворившись в мгновение ока. Йорвет, ворвался в дом помятый и злой, сверкая свежим фингалом под единственным глазом. Выматерился. Швырнул на кровать зефар, жалобно тренькнувший тетивой и полупустой сайдак. — Поганое краснолюдское отродье! — прорычал он и углядев кувшин ринулся к окну. Майор Айсберг затаила дыхание, вслушиваясь в жадные глотки. Вино имело странноватый металлический привкус, но уставший Йорвет допил его до дна и швырнув кувшин в угол, опустился на единственный имевшийся в доме стул. — Имел я их всех, вместе с их бабками, дедками, сестрами, братьями, кумовьями, шестиюродными женами троюродных племянников, кикиморами и покойными тещами! — сообщил он плесени на полу. По телу разливалась странная истома, периодически накатывали волны жара, в голове легонько шумело. Хотелось… Женщину? Он нервно дернул ухом. Какого d'yeable происходит? Жар в груди становился все нестерпимей, стекал ниже стягиваясь узлом внизу живота. Команданте тихо застонал. — An’badraigh aen cuach! — прохрипел он, понимая, что именно показалось ему странным в вине. Незапертая дверь скрипнула и в комнату с грацией пьяного голема вплыл проклятый баобаб. — Ну иди же ко мне, разбойник мой ушастенький! — томно проворковал он. — Neen! — Йорвет содрогнулся от ужаса. Но дьявольское зелье делало свое дело, пламя внутри полыхало все сильней и предавшее его тело, торопливо обрывая пряжки панциря и сдирая кольчугу, само шагнуло в призывно распахнутые клешни. — Ах, ты мой зайчоночек! — жарко выдохнула ему в ухо проклятая баба, притискивая его к огромной груди. «Надо было сразу посадить ее на кол!» — обреченно подумал Йорвет.