That body’s a blessing girl I ain’t tryna pressure her But she messed with the temperature Heart wrote the song but I’m the messenger
***
Страх. Это чувство заставляет чувствовать себя ничтожеством, невероятно уязвимым и жалким существом, принуждает до побеления вгрызаться ноготками в ладони, кусать до крови губы, обветрившиеся на морозе, надрывая трещинки и превращая всё это в месиво с привкусом метала. Он проникает в самые глубины сознания, изменяя его, подчиняя, отбирая волю, желания, надежды. Словно огонь нещадно пожирает всё на своем пути, оставляя лишь обгорелые остатки каких-то чувств. Страх порождает сомнения, он медленно, подобно яду убивает веру, надломляет все принципы. Появившись однажды, этот недуг с каждым разом приближается всё ближе, поражает всё большие границы разума, не давая ни единой возможности на спасение. Сара О’Нил не уходила, как победительница. Она подобно крысам, убегающим с тонущего корабля, неслась навстречу неизвестности, и в этот миг её страшила до чертиков лишь возможность не уехать из Сентфора как можно скорее. Ни следа не осталось от той бойкой бесстрашной девчушки, ловко расправившейся с Фавном и Писадейрой. Казалось, не она шла на верную смерть, неся останки ребенка Эйры ей на могилу, не она хранила старинную иглу, подвергая себя неимоверной опасности, не она шла в лес, зная, что это может быть её последний поход куда-либо. В голове эхом проносилось лишь одно слово «Спастись». А затем вновь звучал бархатный, но оттого не менее жуткий смех Человека в маске, и по телу пробегал очередной табун мурашек. Страх застилал глаза: родственники, друзья и близкие остались где-то позади, за гранью реальности, ничего не способно было успокоить сейчас девушку. Ей было безгранично стыдно за свой побег, но и остановиться сейчас блондинка была не способна. Погруженная в свои мысли, О’Нил совершенно не заметила два мотоцикла, выглянувших из-за угла, и только когда те преградили ей путь, подняла на них беглый взгляд серых глаз. Вечно румяные щеки, несмотря на мороз, были донельзя бледными, как и всё лицо, на щеках застыли влажные дорожки, губы больше походили на огромное кровавое пятно. Аарон и Вишня, а это были именно они, мгновенно заметили, что что-то было не так. Чемодан, сжатый в дрожащих пальцах с такой силой, что, казалось, хлипенькая пластмассовая ручка сейчас непременно лопнет, лишь подтвердил их догадки. Сара поймала на себе изучающий и встревоженный взгляд Аарона и сглотнула, облизывая многострадальные губы, от чего те стали ещё больше сушиться. Глядя в её серые, полные печали и детской наивности глаза, глава Черных Драконов почему-то чувствовал себя тем юнцом, стремящимся посильнее насолить родичам, зацепить их за живое, обратить на себя внимание. Это вызывало в нём гремучую смесь раздражения и интереса, хотелось понять эту маленькую, но такую смелую, верную и добрую девочку, сумасшедшим вихрем ворвавшуюся в его жизнь. Он смотрел на волосы и ресницы, усыпанные снежинками, на растерянные глаза и подрагивающие то ли от мороза, то ли от чего-то ещё, уста, пытаясь понять, откуда появилась в ней такая робость, неуверенность, граничащая с полной разбитостью. Это была не та О’Нил, которую знал мужчина. Его ходячую проблему с россыпью блестящих светлых волос по лопатки будто кто-то подменил, от чего на душе неприятно скребло, но Аарон не хотел признавать, что дерзкая малолетка, совсем недавно приехавшая в их богом забытый городок, могла влиять на его чувства и эмоции. — Что случилось, принцесса? Ты уезжаешь? — озвучил Вишня мысль, которая крутилась на языке у обоих и витала в воздухе, но ни один не решался произнести ее вслух. Та в ответ как-то неловко дернула плечами, слегка поворачиваясь корпусом, отчего восходящее солнце по-другому упало на её юное личико. Теперь Аарон смог разглядеть тени, залёгшие под глазами и осунувшуюся нервную полуулыбку. — Надолго? — Напряжение в морозном воздухе, казалось, можно было резать ножом, оно давило на собеседников, от чего некогда близкие люди не могли проронить и слова, и так и стояли, неловко взирая друг на друга. Не выдержав, Сара шмыгнула носом и вновь вперилась тяжелым взглядом в Аарона, будто бы ожидая его реакции. — Надеюсь, навсегда, — в её словах не было ни радости, ни трепетного ожидания, ни воодушевления. Светловолосая будто сама выносила себе приговор. Наступившее молчание заставило девушку поёжиться, лихорадочно решая, что же сказать, чтоб заполнить эту пустоту. Но слова не находились. Ком в горле не давал переварить случившееся, осмыслить и здраво оценить ситуацию. Страх, что все сейчас вновь рухнет, и она окажется в ненавистном цирке рядом с Человеком в маске, заставлял стынуть кровь в жилах. — Кто-то из нас может подвезти тебя до вокзала, — прохрипел Хилл, когда Сара уже не надеялась услышать от него хоть что-то. И, невзирая на то, что она поклялась себе прекратить надеяться на то, что он когда-нибудь ответит ей на чувства, девушка уцепилась за эту возможность, как за спасательный круг. Уже спустя мгновения светловолосая садилась за его спиной на мотоцикл, на ходу прощаясь с Вишней и обнимая мужчину. В нос дал аромат мужских духов, которые так любил Аарон, от чего в животе Сары всё сжалось, и органы вот-вот должны были не выдержать давления. Девушка покрепче прижалась телом к его сильному корпусу, носом утыкаясь в кожаную курточку с огромным рисунком дракона. Впервые за последние дни О’Нил почувствовала себя настолько спокойно, почти что блаженно, поэтому слегка замечталась и не сразу заметила, как они притормозили. Её окутало чувство защищенности, весь мир на несколько мгновений вдруг куда-то пропал, оставляя лишь умиротворение и покой, коими девушка завернулась, как пледом, желая продлить это состояние хоть еще на минутку. Мужчина поднялся с мотоцикла, вызывая у Сары полное непонимание происходящего, ведь они были за квартал до назначенного места. Она посмотрела на него своими серыми глазами, в которых плескалась надежда и совершенно детская привязанность. Сара не собиралась перечить его непонятным девушке помыслам, лишь пыталась их понять. — Нам нужно поговорить. Это мой дом, потом я посажу тебя на поезд, — абсолютно сухо сказал Хилл, но приятное тепло всё равно разлилось по груди, и школьница послушно прошла в старенький небольшой дом, больше напоминавший хижину. Внутри это была типичная холостяцкая берлога, наполненная кучей хлама и мусора. Сара неуютно переминалась с ноги на ногу, не решаясь присесть. Следом вошёл и хозяин, сел на край кровати и требовательно уставился на девушку. Она лишь хлопала длинными ресницами, не решаясь нарушить повисшее молчание. О’Нил прошлась взглядом по родным карим глазам, в которых плескалось раздражение, по сильным рукам, шее, которую хотелось покрыть поцелуями, и от этого дикого, но такого сильного желания сводило коленки и начинало сосать под ложечкой. Затем скользнула по ключицам и остановилась на сухих губах. Аарон, следивший за ней всё это время, шустро подметил этот жест, от чего его кисти с длинными пальцами сжались в кулаки. Мечтательным взглядом Сара уставилась на них, и в глазах тут же появилась картинка, где мужчина гладит этими пальцами ее мягкие волосы, касается её кожи, и та тут же отвечает на эти нежные прикосновения табуном мурашек. Когда девушка наконец пришла в себя, раздражение в его глазах сменилось плохо скрываемым гневом. — Зачем ты это делаешь, Сара? — зашипел он, подрываясь с места и в считанные шаги оказываясь рядом. Девушка продолжала смотреть на него с такой невинностью, что несмотря на их разницу в возрасте, все его тело горело вожделением, а разум пылал от злости и отрицания. — Что ты хочешь от меня, чертовка? По-твоему я совсем мразь? — он всем своим телом вжал её в стену у двери, руки уперлись по обе стороны от лица. В глазах плясала неимоверная ярость и что-то еще, что было вне зоны понимания семнадцатилетней запутавшейся в себе девчушки. Она молчала, поджимая губы, хрупкими ладонями упираясь в его торс, не решаясь что-либо сделать. Но ее глаза и так говорили сами за себя, что вгоняло Хилла в ещё большее бешенство. Он несколько секунд внимательно изучал каждое движение ее тела, сбившееся дыхание, ускорившееся сердцебиение и глаза. Полные детской наивности, надежды и непонимания глаза. Это окончательно снесло крышу. — Этого ты хочешь от меня, Сара? Этого ты так ждешь, скажи? — он неожиданно впился ей в губы грубым поцелуем, тут же ощущая привкус ее крови во рту. Плевать. Девушка, словно раненая птица, забилась в его хватке и тут же обмякла, подчиняясь и полностью ему сдаваясь. Она не понимала, что происходит, но складывала оружие, даже не начав бой, ведь знала, что в этой схватке она обречена на проигрыш. Мужчина кусал её губы, от чего из только заживших ран вновь начинала сочиться кровь, хватал её то за волосы, то за талию и бедра, оставляя на них синяки.I know that she wavy she naughty She crazy she got it she got it on all on me
На секунду его рассудок протрезвел, когда он почувствовал, что девушка не отвечает на поцелуи. Он затуманено оглянулся на неё, ища в тягучих серых глазах ответ. И только тогда блондинка поднялась на цыпочках и нежно, почти невесомо, коснулась своими губами его. Он замер, не в силах пошевелиться, пока та пробовала его губы на вкус, смакуя каждое мгновение. В следующую секунду он одним резким движением смёл все лишнее с кровати и толкнул на неё Сару, на ходу скидывая куртку, вслед за которой полетела и футболка. Внутри Аарона разгорался огонь, который никто не был в силах потушить. Глаза налились страстью и похотью, движения рук стали все более бесстыдными, требовательными, жадными. Будто он никогда не имел женщину, будто Сара была первым и единственным его желанием. Одежда девушки едва ли не рвалась под его нетерпеливыми пальцами, О’Нил попыталась помочь, но ее руки тут же были заведены за голову и сцеплены в кольцо рук мужчины, не дававшее сделать лишнее движение. Тёмных следов на невинном теле становилось все больше, он усыпал следами страсти каждый сантиметр шелковой кожи, будто пытаясь надругаться над произведением искусства, коим Сара, несомненно, являлась. Каждый раз, ловя на себе этот чистый, неопороченный взгляд он чувствовал, как температура их тел нещадно поднимается, стены и потолок в комнате плавятся, а смятые под девушкой простыни буквально горят, оставляя на их телах такие приятные ожоги. Хотелось взять её всю, без остатка, ощущать вкус бархатной кожи на губах вечность, остановить время и раствориться в этом моменте. Уста снова находили те участки, где ещё не касалась ласка и неудержимое влечение. Он снова и снова окунался в бездну давно забытых чувств, нырял в сероглазый омут с головой, пренебрегая мыслями о том, к чему это всё приведёт. И когда маленькие пальчики коснулись пряжки кожаного ремня, неуверенно растёгивая его, поглаживая пылающую жаром голую кожу рядом с ним, у Хилла окончательно поехал мир. Он оказался в аду, горел в нём за все свои грехи и проступки, изнемогая от почти животного желания и неистового наслаждения происходящим. Попытки девушки остановить его, сбивчивый шепот, а затем крик прошли мимо него. Волна удовольствия окатила его, с головы до ног, почти доходя до пика, а коготки вцепились в накачанную спину, царапая и пытаясь ухватиться за остатки реальности, уплывающей куда-то далеко. Мужчина обессиленно рухнул на девушку, утыкаясь лицом в любимые пушистые волосы, пахнущие какими-то чудесными цветами, такими же нежными, как и она сама. Спустя несколько долгих минут окружающий мир стал постепенно возвращаться, обретая краски и звуки. Рядом тяжело дышала его школьница, и её вздохи почти переходили в рыдания. Осознание произошедшего пришло с коротким взглядом на алое пятно на белой простыне, и стыд в перемешку с злостью на самого себя захлестнул мужчину. Он помог сероглазой одеться — руки не слушались девчонку, не удержавшись, заправил прядь за её ушко и отстранился, так как легкая дрожь всё ещё била девушку, которая казалась теперь совсем маленькой, почти что крошечной. Аарон коснулся её опухших губ, и не почувствовав сопротивления, провёл языком по нижней губе, осторожно проникая внутрь. И Сара поддалась, цепляясь за сильные плечи, льнула к нему, теряя остатки самообладания, гордости и рассудка. В его руках градус искушения по умолчанию был наивысшим. Потом она обязательно расскажет ему обо всём произошедшем с ней за последние дни. Он будет слушать, не перебивая, чертыхаясь и невероятно злясь, что его маленькой девочке пришлось через всё это пройти самой. Она будет тереться к нему, обнимать всем телом, рационально понимая, что это их последние мгновения вместе. Они будут курить, стоя у перрона и держась за руки, а она обязательно закашляется, от безысходности набрав слишком много дыма в лёгкие. И затем он, конечно, поцелует её, и эту дикую смесь вкусов никотина, крови и самого Аарона Сара никогда не сможет забыть. Это всё будет потом, а пока они самозабвенно целуются, всеми фибрами своих душ ощущая, насколько всё это до невозможности неправильно и как сильно они, тем не менее, друг в друге нуждаются.