Хороший отец

Джон вздрогнул, когда взвизгнули петли на похожей на сейфовую двери. Никто из взрослых Аресов, кроме, разве что, него, Мулки и Тайлера, не мог так врезать по дверям. А вот их дети всегда так избавлялись от этого вида препятствия. Часто даже не касаясь дверей рукой. Особенно девочки. — Привет, малыш, — Джон постарался без страха взглянуть в глаза дочке. Всё, что происходило с маленькими Аресами, напоминало волну, исходящую от Майки. После его бешеной радости от покупки игрушки прошло два дня. И все ребятишки за это время что-то отчебучили, каждый по-своему, но всегда весело. После их вывертов глаз не дёргался разве что у Адели. — Мне надо с тобой поговорить, папа Джон. Мэри была удивительным ребёнком. Первая из трёх детей Ракеты, настоящая красавица. Мэри можно было бы назвать альбиносом, если бы не глаза. Высокая для своих пяти лет, худенькая, она напоминала фарфоровую статуэтку. Её волосы были серебристо-белыми и на свету блестели, как снег. Кожа светлая. И огромные зелёные глаза. Джона всегда поражало, как у смуглой, мускулистой, шумной Ракеты мог родиться такой ребёнок. И, конечно же, как и все маленькие Аресы, Мэри обладала огромным набором всяких способностей. Способность двигать взглядом неподъёмные предметы — лишь капля в океане этих неведомых сил. — Мы почитаем книжку? В руках Мэри держала здоровенную энциклопедию живой природы. — Нет, — девочка гордой походкой подошла к Джону, но не дала встать с пола, а забралась ему на живот. Открыла перед его носом страницу с белкой. — Это белка. Я хочу увидеть живую. Покажи мне. — Эм, но есть же телевизор. А тут белок нет, Мэри. Они тут и не выживут, наверное, слишком жарко. Они замерли, смотря друг другу в глаза. Джон громко сглотнул. Их дети, они не были детьми по развитию. Но и взрослыми они тоже не были. С ними, в общем, с ними было трудно. — Камера — это машина. Она смотрит, но она не видит. Телевизор показывает то, что она увидела. И говорит голосами людей. Говорит, но не рассказывает. Потому что он не чувствует. Ты видел живую белку. И ты чувствовал её. Покажи мне белку. — Ну, конечно, ладно. Давай посмотрим белочку. Мэри склонилась ниже, обняв Джона за шею. И прижалась виском к его виску. Джон замер. Честно говоря, он не очень понимал, что происходит. Он один раз видел, как Майки и Эмили точно так же прижимались к лицам друг друга и чему-то улыбались. А потом Майки долго смеялся, как будто Эмили рассказала ему что-то очень весёлое. Джон тогда почесал в затылке и прижался так лбом ко лбу Церна. Это привычно закончилось койкой и ничем больше. Церн просто решил, что Джон соскучился. — Клайд смелый, — сказала Мэри, распрямляясь. — Клайд как мы. — Почему ты так решила? — Джон продолжал её обнимать. Маленькие Аресы часто ластились к взрослым, но лет до четырёх. Потом их контакт ограничивался несколькими людьми, и Джон редко входил в эту группу особо приближённых нянек. Так что он радовался любой возможности быть с дочкой. — Он крал у тебя на глазах еду, которая предназначалась птицам. У тебя в руках было оружие, но он не испугался. Он пошёл в дом птиц и взял, что хотел. Прямо как ты и папа Эмил. Папа Эмил пошёл в Дом Президента и взял, что хотел. Ты тоже туда пошёл, чтобы забрать у Эмила то, что он захватил. Вы оба были сильными. Как Клайд. Джон поперхнулся воздухом и закашлял. — Мэри, солнышко. А давай купим тебе собачку? Это смешное домашнее животное. Она любит играть с мячиком. Она как белочка, только ей на жаре будет хорошо. И знаешь, мы могли бы вместе посмотреть эту книжку, и я бы рассказал тебе, ну-у, например, чем белочки отличаются от террористов? — Зачем? — малышка смотрела на него с недоумением. — У нас много домашних животных. Например, папа Август. Август красивый, большой. Играет с мячиком. — Август — человек, Мэри, — тихо сказал Джон, чувствуя, как холодный пот течёт у него по спине. — Он не Арес, — девочка встряхнула волосами, — и с ним играют, когда хотят. Значит, он — домашнее животное. — В общем, давай, беги к другим ребятам, а я должен проведать папу Тайлера. Хорошо, малыш? — Джон поцеловал Мэри в щёку. — Извини, — она встала, поправляя своё любимое платье цвета морской волны. — Тётя Адель говорит тебя не пугать. Мы стараемся никого не обижать, но иногда я просто не понимаю. Что я сказала не так, пап? Кстати, можно я поищу белочку для нас? — Конечно, Мэри. Сходи к Валери, и посмотрите в интернете, где можно купить белочку. Тайлер буквально подскочил в кресле, когда Джон ворвался в его компьютерную вотчину. Сегодня компанию ему составлял Моттс, что-то рисующий в своём альбоме. Отлично, как раз вовремя. — К чёрту вояк! Мы больше ими дань не берём! Нам нужны воспитатели и детские психологи! — Войны. Боишься? С нашими детьми? — Моттс откинулся на спинку кресла. — Да, — честно ответил Джон Кейл, — и не людей с ними. Я боюсь, что мы атакуем их, чтобы спасти человечество. — Мы думали об этом, Джон, — вздохнул Тайлер, — я как хранитель вынужден думать об этом особенно, потому что в этой войне я буду ближе к ним, чем к вам. Ни один психолог не решит эту проблему. Мы — две цивилизации на одной территории. Мы ближе к людям, чем они, ведь мы не родились Аресами. Они же никогда не были людьми и не жили среди обычных людей в нормальном обществе. Мы должны как-то найти грань между миром людей и миром инопланетян и научить детей соблюдать правила этой грани. Иначе может случиться что-то плохое. Уже сейчас они от нас много скрывают, просто опасаясь, что мы не поймём ход их мыслей. — Машинки. Красные. Не дарить. Оружие. Не дарить. Людей не дарить. Хоть до совершеннолетия. Монстриков. Наших. — То есть каждый в этом доме знает, что наши дети всех не вакцинированных считают домашними животными?! — Джон, — Тайлер смущённо почесал кончик носа, — все малыши могут считывать воспоминания через соприкосновение кожи. Мэри в твоих воспоминаниях видела, как Эмил таскал тебя на цепи. Голым. В ошейнике. Как ты это объяснишь ей до совершеннолетия? Майки спросил об этом Адель и Тень. Тот засмущался, а Адель, не моргнув прекрасным глазом, сказала, что ты был любимой зверюшкой, а став Аресом, познал величие, и папа Эмил теперь любит тебя как равного. С тех пор бедный Майки как дурак ищет по дому цепь каждый раз, как на остров пребывает новый человек. Чтоб гость не чувствовал себя нелюбимым, чтобы его отметили хоть как наше животное, прежде чем сделать равным Аресом. А мы каждый раз говорим, что цепь потеряли. — Вот об этом я и говорю! Какого чёрта мне никто об этом не рассказывает?! Герберт! — Ты и Эмил. Воспитываете взрослых. Мы — детей. А я — и Эмили. Совесть имей. Джон рыкнул. Схватив Моттса за плечи, он впечатал его мордой в стол и укусил за основание шеи. Герберт в ответ засмеялся и тихо застонал. — Извини. Я, не знаю, что на меня нашло, — Джон испуганно отпрянул, но тут же бросился к Моттсу и нежно поцеловал. — Мы и сами меньше люди, чем мы думаем, — Тайлер тоже подставил губы под поцелуй. — Спустись на нижний этаж. Мэри вместе со мной и Килликом выбрала белочку. — Ну так покажи мне фото несчастного зверя, который сдохнет от нашей жары, если Ракета не побреет его налысо, — Джон нервно хохотнул. — Не-а, — Скип хитро улыбнулся, — ты должен увидеть её сам. Киллик хочет запечатлеть тебя в этот момент на видео для потомков. Джон спускался в гостиную почти крадучись, ожидая эпической подставы. Хотя если малышка Мэри по незнанию заказала слона или крокодила, он даже обрадуется такому исходу. В гостиной присутствовал офигевший Эмил, довольный Киллик с телефоном и почему-то жутко счастливые Алекс с Ракетой. Мамочка Мэри англичанина недолюбливала, и Джон даже не представлял, какая жопа может свести их вместе. — Я нашла, нашла белочку! — Мэри подпрыгивала в кресле от счастья, крепко сжимая своими тоненькими светлыми пальчиками большие фотографии. — Ну, показывай, душа моя, — Джон сел на подлокотник, смирившись с неизбежным пиздецом. Мэри буквально задыхалась от счастья, демонстрируя находку. — Она большая. На жаре не погибнет. И мы все сможем с ней играть! Смотри, какая красивая! Джон прикрыл глаза рукой, вздохнул или, скорее, всхлипнул. Повернулся к Эмилу. — Как будем добывать, э-э-э, белочку? На фотографии, сделанной на военном корабле, красовался рыжеволосый мужик ростом под два метра. Он рассматривал что-то впереди, явно Остров Ареса. И, судя по выражению лица, прикидывал, хватит ли одного залпа, чтобы его уничтожить, или стоит применить все корабельные орудия? Красавец одет в форменные брюки и футболку, открывающую плечи. И на правом плече красуется татуировка. Большая, очень злая белка. Джон всё же для себя решил больше внимания уделять воспитанию детей.

***

Генрих злобно плюнул на пол палубы, осматривая своих дебилов. — Бордель, значит. С разрешения капитана. В жопу захотели?! Солдаты испуганно переминались с ноги на ногу. Честно говоря, эта идея уже не казалась им такой хорошей. И капитан согласился подозрительно легко. Они чисто пошутили в столовке, тот услышал и кому-то позвонил. И такой: давайте, парни, проведайте местных тёлок. Только Белку с собой возьмите. Белку брать не хотел никто. Генрих Шульдих был реально бешеным козлом, который мог засветить в глаз чисто за встречу. Аресов по каким-то личным причинам люто ненавидел, и тащиться с ним на острова было ну вот очень ссыкотно. — Да ладно, это один вечер и... Кто-то из ребят решил выступить. Очень зря. — Заткнули все хлебальники! Не капитану звонить в их говнопосольство и договариваться о трудоустройстве ваших хуёв, пидорасы! — Там только бабы! — возопил кто-то из задних рядов. Передние уже прониклись и заткнулись. — В борделе — да, — Белка улыбнулся, нежно-нежно. От его улыбки мочились французы и англичане на соседних кораблях. Звонок раздался утром, когда Джон уже проснулся и составлял компанию Вадиму. Но не готовил. Он обложился учебниками с твёрдым намерением за месяц стать воспитателем детского сада и учителем младших классов. Вадя только сочувственно поглядывал, но, зная упёртость Джона, не встревал. Джон не успел взять трубку, её перехватил Эмил, злой и заспанный. — Я слушаю, — весьма откровенно зевнул Эмил в трубку, сделав свои слова несколько неразборчивыми. — Одна ночь. Гостевая виза, — Генрих буквально рыкнул в трубку. Конечно он позвонил в их посольство, но там на трубе был какой-то салажонок. Он до смерти испугался и сказал, что присутствие десятка военных с корабля, хоть и с целью приятно провести время, надо обсуждать непосредственно с главным. — Телефон посольства: шестьсот тринадцать-семь-девять, — Эмил раздражённо хрустнул трубкой. — Знаю. Мне велели звонить вам, — Генрих постарался снизить желание убивать в голосе, хоть и с большим трудом. — Кто? И кому нужна виза, а главное — зачем? — Эмил уселся на стол и цапнул за плечо Джона. — Американский корабль близкого контроля. Девять остолопов с этого корабля, которым яйца жмёт. А капитан их — идиот. Один сопровождающий. Ваш бордель на берегу. Два часа. Оплата наличными. Медицинские справки прилагаются. Кто не уложится за это время — сам дурак. Вопросы? У Аресов был хороший слух. Вадим и Герберт тихо устроились рядом, чтобы послушать интересный разговор. Моттс тихо ржал в кулак, любуясь рожей Эмила. Эмил честно попытался сдержаться. Потом — отделаться чем-то вроде шипения. Затем — фырканьем. А затем заржал, как бешеный пустынный шакал. — Ребята, а вы взять увольнительную и смотаться домой не пробовали во имя борделей? — Пробовали. Много раз. А потом у кого-то не хватило ума сделать тупорылое предложение. Типа, пора посетить Остров и местных девочек, — вздохнул Генрих. Этот разговор начал его утомлять. — Спроси, кто он в этом шоу, и как его зовут, — тихо попросил Джон. — Назови имя и звание, солдат, — Эмил кашлянул и попытался сделать серьёзный тон. — Старпом. Тридцать лет. Сопровождающий мудаков. Генрих Шульдих. Но мудаки от страха плохо ворочают языком, поэтому я Белка. Визу даёшь? Вадим подавился чаем, Герберт свалился со стула, Джон закрыл глаза ладонью. — Судьба меня до смерти трахать будет? — задал Джон мужу уже давно риторический вопрос. Эмил тяжело вздохнул: — Даю. Но с тобой нам нужно будет встретиться. На территории Города, можно даже рядом с борделем. Там есть кафе «Пьяный морской ёжик». — Если я пошлю тебя нахрен, главный Арес, виза пролетает? Не то чтобы Шульдиху было жалко девять молодых самцов. Подрочат ручками. Но с момента этой заварухи кэп как-то подозрительно ебал ему мозги. Это наводило на мысль, что кто-то ебёт кэпу мозги, и очень заковыристо, с подвывертом, подтрахом по гейской Камасутре. Генрих не рубил причину, Генриха это бесило, и банально хотелось сбросить с шеи этот хомут и забыть, как страшный сон. Его бесила его работа. Бесила хотя бы тем, что девяносто процентов экипажа, и он в том числе, были рыжими. Аресы любили рыжиков. А Генрих не любил, когда его пытается поиметь начальство во имя каких-то злоебучих киношных экспериментов. — Нет. Но тебе хочется посмотреть мне в глаза, — Эмил прищурился, поглаживая Джона по плечам. — Только чтобы плюнуть. Встретимся в твоём «Еже», и молись, чтобы я тебя им не поимел в жопу. Связь отрубилась. На кухне воцарилась блаженная тишина. За окном пели птицы и шумел прибой. Герберт ржал, упав лицом в столешницу. Джон цыкнул зубом. Герберта хотелось тяпнуть. Снова. — Какой удивительный человек, — мечтательно сказал Вадим, — но не думаю, что Бельчонка стоит допускать до детей без прививки от бешенства. — Думаешь, покусает, как Детка Герберта? — Эмил откинул телефон и потянулся. — Я бы сказал, ребята, что детей нельзя допускать до него. А не наоборот. Наши дети — уже другой мир. Больше похожий на тот, откуда родом прародительница Джона и, технически, всех хоть частично Аресов с рождения. Никому не надо напоминать о том, что в детстве могло показаться прикольным схватить голубя за крыло или оторвать то крыло мухе, чтобы посмотреть, как она бегает пешком?..

***

Генрих сбагрил своих парней в бордель весело и с огоньком. Он орал так, что бордель-маман, кстати, эффектная женщина, предложила ему сразу трёх дам, чтоб заткнуть фонтан его красноречия. За счёт заведения. Генрих обиделся. Он сказал, что он не нищеброд, но шовинист, сексист, анархист. Судя по выражению лица дамы, та считала его просто, хм, пи... в общем, мужчиной не самого мирного нрава, предпочитающего прелести однополых связей. В общем, Шульдих вывалился из дома любви, кстати, приятного и опрятного, в безрадостном настроении. Мог бы мирно потрахаться? Да. Но ему нужно было переться на встречу с Аресом в этого. «Ежа»! «Ёж», кстати, оказался приличным вполне баром в стиле кантри на самом берегу моря. Эмила, а Шульдих был уверен, что именно этот сукин сын тут главный, пока не было. Генриху поднесли ведро какой-то морской херни и кружку светлого пива размером литра в три. Генрих слегка окосел от порции, а его уже ласково предупредили, что тут просто обожают рыжих вояк, и, конечно, это за счёт заведения, и «счастливой вам жизни на острове». Именно что не «хорошего отдыха» или «удачного пребывания», а счастливой, мать его, жизни! Генрих хотел надеть стаканообразную бочку официанту на голову, но побоялся, что его посадят за убийство через утопление в пиве. Эмил, войдя в бар, сперва просто полюбовался Белкой со стороны. А потом, когда тот всё-таки залил в себя часть пива и что-то съел из предложенных морских гадов, подошёл ближе: — Герр Шульдих? Или это только имя немецкое? — Нет. Мама моя просто тупо выбрала папу. Хорошо, что временно. И какого хрена от меня надо Великому Аресу? — Генрих состроил кислую мину. Причин было несколько. Первая: пиво и закусь были невообразимо вкусными, и он бы лучше нализался и поспал на бережку, увеличив ребятам время отдыха, чем беседовать с этим уродом. Вторая: Эмил Стенц чертовски похорошел со времен налёта на Белый Дом. И причина была не только в том, что хрен раскачался и вроде как даже помолодел. Дело во взгляде. Так смотрит мужик, у которого всё пучком. И жена есть, и детишки, и дом, и любимая работа. Рядом с такими особенно чмошно себя чувствуешь. — Просто поговорить. Официант уже тем временем расторопно принёс почти такую же кружку тёмного пива и, вдобавок к вкусняшкам Генриха, тарелку жареных креветок богатырского размера. Эмил повёл плечами и сунул официанту в ладонь, которая тут же как по волшебству опустела, крупную купюру. — Ты явно не хотел сюда приезжать. Заставили? — Да, — Генрих отхлебнул пива. — Видишь ли, все хотят быть сильными, здоровыми, красивыми и не очень тупыми. Поэтому весь мир у вас сосёт. У меня паскудное ощущение, что мы на кораблях не охраняем периметр, а чисто очереди ждём на вакцинацию. Ну и жопу подставить как бонус к продукту. Со мной не прокатит. Ни хрена. Советую сразу запомнить. Мой братишка пытался остановить атаку на Белый Дом. Когда Кейл отдувался. Был ранен. А некоторых ты порешил. И поэтому, Эмил Стенц, Волк, ни хрена мне от тебя ничего не надо. Это так, прояснить ситуацию. Сразу и с порога. А вот хрена тебе надо от меня, вот это интересно. Эмил пожал плечами: — Твоя татуха и кличка. — А?! — Генрих слегка прифигел, судорожно шевеля мозгами. Пару месяцев назад, когда он только сюда прибыл, кто-то из солдафонов сделал его фотку и отправил в интернет. Типа, наш новый красавчик. Потом пару раз слал фотки с фингалом под глазом. Типа, я и привет от красавчика. Но как, зачем и почему Аресы нарыли это фото?! Эмил поставил руки на локти, сплёл пальцы и положил на них подбородок: — Ты ведь знаешь, что мы не люди? И, скажем так, наше развитие не стоит на месте. — Знаю, что вы что-то себе ширнули и стали супероружием. При чём тут я? Правда, мужик, я не хочу в это встревать. Никак. Совсем. Эмил тихо усмехнулся: — Тогда просто угощайся. Тут правда очень вкусно готовят, — он захрустел креветкой. Генрих вздохнул и выловил что-то из своей безразмерной тарелки. Кажется, кусочек кальмара. Всё внутри затопило такое облегчение, что даже появилась странная сонливость. Он рассеяно зевнул в кулак. Эмил меж тем аккуратно, из-под век, оглядывал это чудо природы. Его роскошное загорелое тело. Его татуировку. Рыжие волосы и злые глаза. То, как он машинально облизывает пальцы, отправив в рот лакомство. Эмил даже под очередной глоток пива и креветку представил, как прижимает это роскошное тело к стене прямо за рестораном. Как спускает с него штаны и жадно оглаживает его ягодицы рукой, подбираясь пальцами к... Генрих вздрогнул. Ему показалось, или взгляд Ареса изменился? Урод как будто хотел его сожрать. Надо валить, надо валить! Генрих попытался встать, но ноги почему-то были ватными. А бадья с пивом опустела наполовину. Когда это он успел так нализаться, только ведь сели! Эмила отвлёк сигнал входящего сообщения. Пока тот с улыбкой что-то печатал, Генрих предпринял ещё одну попытку встать, почти на силе воли. — Мне надо... умыться... «Без садизма. Я его уже держу». Эмил усмехнулся, прочитав сообщение от Эмили. И посмотрел на парня, который уже залпом заглотил половину кружки и теперь очень сосредоточенно возил пальцами в своей тарелке и пытаясь подняться. — Ну ладно. Давай. Пошли, Белочка, по дороге сходишь. Генрих кивнул, с трудом вспоминая, что у него там где-то парни трахаются, и надо их забрать. Потом сознание отрубилось. Проснулся он по той же банальной причине. Очень хотелось ссать. Он лежал в машине, на заднем сиденье, накрытый своей же курткой. В салон влетал прохладный морской воздух. На дворе уже не вечер, ночь! — Да тормози, блин, я счас всё обоссу! Где этот бордель, у меня там дети! — разорался Шульдих. Обычно под сильным опьянением он всех вокруг считал своим потомством. Бежал успокаивать и вытирать носы. Этим пугал зашуганный им народ ещё сильнее. Тачка тормознула в загадочных ебенях, вокруг было темно и простирался лес. Генрих решил забить и стал дёргать штаны. Заразы не снимались. Кто-то трезвее помог ему избавиться от штанов, и пришло блаженство. И некоторое просветление. — Где мы, блин? — прошептал Шульдих. На горизонте проступал силуэт чего-то огромного и блестящего ярким светом. Как будто здоровенный дом. Но до него еще пилить и пилить. — В дороге, — Эмил, придерживая его за талию, погладил его по бедру. — Я же обещал, что помочишься по дороге. Генрих покачнулся и практически завалился спиной на Эмила. Ладони этого морального урода лежали у него на животе. — Ты куда меня тащишь, гнида?! Эмил усмехнулся и, придав телу вертикальное положение, застегнул ему штаны. И в самом деле потащил. В машину. — Домой. За парней не волнуйся, они уже вернулись на корабль, счастливые и затрахавшиеся в борделе. — Домой? Моя «домой» в Иллинойсе, немедленно отпусти меня, я буду жаловаться кому-нибудь! — Генрих жалобно икнул, вися в руках бандита. У него началась вторая стадия отходняков. Мозг выяснил, где дети, и ему срочно понадобилось наделать ещё. — Предупреждаю, не отпустишь — я тебя в жопу, это больно! Шульдих рухнул на заднее сиденье на живот, задним мозгом отметив, что это он как идиот открыл врагу тылы. Эмил похлопал его по спине и провёл рукой по заднице: — Это может быть и не больно. Расслабься. И он снова стащил с привлекательных тылов штаны. Шульдих взвыл. Опьянение с него слетело мигом, но тело не слушалось. Его как будто кто-то держал за шкирку крепкой рукой. — Ты, сраный монстр! Тронь меня, и тебе пиздец! Эмил фыркнул и запустил в него пальцы в смазке: — Да неужели? — Прекратите это, сволочи, — у Шульдиха из глаз даже слёзы обиды брызнули. Его разрабатывали, благо хоть насухую пихать не будут. Но было не менее паскудно. — Что тебе надо?! Зачем тебе я?! Эмил хмыкнул: — Не мне. Нам. Но я главный. И к нам ты попадёшь только через мой хуй. Буквально. О, да не сжимайся ты так. Ты сильный, ты злой. Я понял. Но так надо. Шульдих лежал на сиденье, упираясь в него щекой и смотря пустым взглядом на спинку переднего. Ему было уже просто никак. Его елозили по его грёбаной судьбе в старом, как мир, ритме ебли. Члену даже как-то немного нравилось, но это были не более, чем реакции тела. На душе был полный пиздец. Эмил погладил его по голове, запустил пальцы в волосы. Поцеловал в шею: — Я понимаю. Он заставил Белку поднять бёдра и принялся его ласкать. Не слишком настойчиво, но в ритме своих движений. Шульдиху не то чтобы стало хорошо, но как-то уютнее. Он облизал губы, вскрикнул и закусил кулак. У него давно не было нормального траха. На корабле он даже дрочить стеснялся. Начальник всё же. Вдруг кто увидит. Тело охватило горячее тепло. Он впился ногтями в кожу дорогой обивки. Эмил прижался щекой к его шее и подул в затылок: — Вот так, красавец. Давай же. Ну же. От чего ты кончаешь, Белочка? — Назови меня так ещё, — Шульдих дёрнулся навстречу чужому здоровому хую, прогнулся и со стоном загнал в себя до конца. Наверное, будь он трезвым, убил бы гада. Первого, мать его, мужчину. Но сейчас он хотел только слышать. Слушать. И вспоминать. Она его тоже так называла. Давно. И она любила, когда он слабый. — Белочка, — с мурлыканьем протянул Эмил. — Ещё, — Генрих забился ему навстречу, опираясь на руки и задыхаясь от боли и наслаждения, от чёткого, сильного ритма, который задавал сам. Это было чертовски хорошо. Всё тело покрылось испариной, одежду пропитывал пот. Он капал со лба на сиденье. Генрих трахал себя членом и кулаком Эмила Стенца, твари из Белого Дома, и почти сходил с ума. — Наша рыжая Белочка. Мы тебя уже любим, — прошептал ему на ухо Эмил, обведя раковину языком. И Шульдиха накрыло. Он заорал так, что слышал, наверное, весь чёртов лес. Всех обезьян распугал. Сперма брызнула на обивку сиденья, и Генрих рухнул в лужу собственной кончи и замер, чувствуя, что мужик в нём еще твёрдый. — Кремневый, что ли? — сонно прошептал Генрих, сжимая горящую жопу. — Нет. Просто зажрался, — Эмил усмехнулся. — Не дёргайся. И он, укусив его за основание шеи, забился и кончил сам, почуяв вкус крови на языке. Генрих стонал, в ужасе чувствуя какое-то блядское ненормальное наслаждение, в которое превратилась ярость. Он опёрся на сиденье лбом и запустил руки себе под футболку, грубо сжимая и выкручивая соски. — Так хорошо, чтоб тебе, Арес. Ну, давай, давай же. О, чёрт бы тебя побрал, я хочу кончить тебе в рот. Вылизать твою ухмыляющуюся пасть, а потом кончить тебе на язык. Генрих тихо завыл, продолжая одной рукой мучить соски, а второй пережимая уже снова готовый к залпу член. Эмил тут же без слов резко перевернул Белку на спину и забрал его член прямо глубоко в горло, слегка впиваясь когтями в бёдра. Генрих выгнулся и слил второй раз. Откинулся, замирая в руках Ареса, как его добыча. — Я твоя Белочка, детка, — прошептал он, заплетающимся языком, поглаживая жёсткие волосы. И полностью отрубился. Прямо вот так, без штанов и с кончей, вытекающей из жопы. Но было уже просто тотально похер.

***

Шульдих застонал, открыв глаза. Он валялся в палате дурдома. Или нет? Полы мягкие, но остальное вроде нормальное. Из одежды на нём только трусы. — Да вашу ма-а-а… Какое прекрасное утро! На пороге, у открытой бронированной двери стояла девчушка необыкновенной красоты и рассматривала Шульдиха странным взглядом. Эмил стоял далеко в стороне, в коридоре. Но зрение Ареса было очень острым. Он обнимал Джона: — Каким культурным может быть этот Белочка. — Я не верю, что ты так с ним поступил, — Джон ещё дулся, но был заинтересован. Буквально всем телом. — Как с тобой когда-то? Ты серьёзно не веришь, что я ещё на такие поступки способен? — Эмил дёрнул его зубами за серьгу в ухе. — Мы могли бы его, как Августа, нежно, — пробурчал Джон. В это время Генрих выскочил из комнаты, пытаясь свалить на нижний этаж. Но Мэри преследовала его весьма настойчиво. Генрих увидел гада и бросился за защитой. — Уберите ребёнка. Пожалуйста! Эмил подхватил Генриха и задвинул себе на спину. Посмотрел со значением на Джона. — Мэри, дорогая. Белочка ещё, м-м-м, болеет. Поиграешь попозже, ладно? — Ну, ла-а-адно, — Мэри надула губы и ушла во двор, до боли напомнив ему Эмили. — Спасибо, — сказал Генрих. — Так. А теперь я скажу. Вы пи... Джон заткнул ему рот: — Ни в коем случае. У нас очень много женщин и детей. — Ну и где эта тварь меховая?! — женщина по кличке Ракета вышла из комнаты на шухер. Одетая только в шёлковый халат, под которым не было нифига. Генрих выразительно взглядом спросил, мол, а как же дети и культурное общество высших Аресов? Которые уже имели за знакомство. — Это. Трудно. Объяснить. Джон закипал. Пожалуй, стоит немного отъехать от дома на машине и поматериться. На пару с Белочкой. От души.