Пределы

Энакин нервничал. В очередной раз он придирчиво осмотрел свое отражение в зеркале, одернул тунику, поправил воротник нижней рубахи. Устало прикрыл глаза на секунду, но тут же открыл их — скрипнула половица. Дверь чуть приоткрылась, в комнату бочком вкатился невысокий и от того казавшийся еще более упитанным, даже круглым, молодой человек. — Артур! — Энакин не скрывал волнения, голос его дрогнул. — Она здесь? Диту, под стать своему хозяину, молодой, но крайне амбициозный историк, широко улыбнулся и яростно замотал головой: — Что вы! Конечно же госпожа здесь! — Значит, не передумала... Энакин коротко выдохнул и вновь повернулся к зеркалу. Нервно провел рукой по волосам, всматриваясь в свое отражение, улыбнулся криво. Нет, не свое отражение видел он сейчас в зеркале. В полумраке комнаты, едва освещенной лучами заходящего солнца, он видел себя и Ангела, посланного ему пустыней. Энакин мысленно перенесся в ТОТ день. День, когда он осознал, что не будет рыцарем, откажется от всех привилегий, которые сулил ему этот статус. Уж слишком высокой была бы цена за выбранный путь. Вокруг стоял неровный гул, перемежаемый звоном посуды, глухим стуком придвигаемых к столу стульев. Кантина была забито до отказа — здесь пролегали торговые пути, недостатка в желающих остановиться, чтобы перекусить или просто перевести дух, не было. — ...А вам позволено любить? Это не запрещено джедаям? Падме, легким движением руки поправила платье, присаживаясь к столу. Энакин до этого не мог отвести от нее взгляда, но сейчас, смущенный словами, отвернулся. Уставился прямо перед собой на собственные пальцы, до белизны в костяшках сплетенные в тугой узел. ― Не позволено привязываться, — ответил он, прервав затянувшееся молчание. — Нельзя ничем владеть. Падме вскинула брови, то ли не веря ему, то ли удивляясь сказанному. — Но сочувствие, которое является квинтэссенцией любви, — это самое важное в жизни джедая. Так что можно сказать, что нам положено любить, — Энакин закончил фразу и наконец поднял глаза. Теперь уже Падме, смущенная таким пристальным и красноречивым взглядом, повернула голову в сторону, словно интересуясь происходящим вокруг, а вовсе не ответом. Но все же не смогла удержаться и, немного покрутившись на месте, села ровно, бросая короткие взгляды на своего спутника из-под полуопущенных ресниц. Энакин скорее чувствовал, чем мог объяснить ее поведение в последние дни. Взгляды украдкой, легкий румянец, проступавший на нежной коже всякий раз, стоило им соприкоснуться рукой или краем одежды. Ее нежелание оставаться с ним наедине. А сейчас, после странного вопроса, который до сих пор отдавался эхом в его голове — ... а вам позволено ЛЮБИТЬ... — он чувствовал нараставшее напряжение. Болезненное желание получить невозможное. Тоску и одиночество. А ещё четкое понимание неизбежного конца всего, к чему он стремился эти годы, напрасно полагая, что стать магистром была его цель, а власть над природой, светом и тьмой — предназначение. — Нет, — рявкнул Энакин, стукнув кулаком по зеркалу. Отражение, словно реальность, пошло рябью, упало к ногам мужчины крупными осколками. Острая боль от пореза вернула Энакина в настоящее. — Я вправе любить. Вправе привязываться. И готов сражаться за то, что люблю! — Мастер, пока поиски смысла жизни окончательно не затянули вас в пучину, просто хотел напомнить, что все готово, — у двери раздался негромкий голос. За время, что Энакин стоял, поглощенный воспоминаниями, к Артуру присоединился ещё один участник тайной церемонии бракосочетания, Сит Рипио. — Что же мы, — подхватился Артур, — нельзя заставлять даму ждать, особенно в такой день. Выдав очередную трель на своем свистящем языке, он нарочито весело подмигнул хозяину и попятился в темнеющий проем, боком вытесняя туда и своего товарища. Запищал, затараторил, упрекая друга в неучтивом поведении и призывая справедливую кару на его светловолосую голову. — Не называй меня бесполезным философом, ты — консервная банка! Справедливо возмутился Рипио, но вырываться не стал и позволил вывести себя на просторный балкон. — Что же он медлит? — заметно нервничал Артур. — Он придет. Не сомневайся, — задумчиво бросил Сит. — Думаю, наш хозяин давно уже для себя все решил. Даже раньше, чем встретил Фаришту... Блуждающим взглядом Энакин пробежался по тому, что осталось от разбитого зеркала. Остановился, словно вглядываясь в свои многочисленные отражения — осколки в раме и на полу. Ему почудилось, что в одном из осколков метнулась черная тень, чужое отражение смотрело на него удивленно и непонимающе. И все же в лице незнакомца было что-то неуловимо знакомое: свободно разметавшиеся темные волосы до плеч, упрямо поджатые губы и глаза, горевшие безрассудством. Смело, даже с вызовом смотрел на него этот человек, заявляя всем своим видом: все что захочет, он возьмет сам. — Будь осторожен в желаниях! — предостерег его Энакин. — Будь счастлив! — откликнулось чужое отражение. Мужчины криво усмехнулись друг другу, Энакин тряхнул головой, прогоняя наваждение. В этот раз в осколке отразился лишь он сам. Энакин пожал плечами и вышел из комнаты. День клонился к закату, равно как и его прежняя жизнь. Что ждет его, он не знал, но за счастье готов был бороться. Даже если век его будет недолгим, а заплатить придется своей жизнью. Кайло недоуменно уставился в зеркало. Зажмурился, открыл глаза, закрыл, моргнул несколько раз. В этот раз отражение показало только его. Молодого мужчины, что почудился ему по ту сторону стекла, больше не было. Он, в нарядном свадебном костюме, один стоял посреди комнаты, растерянный и непонимающий. — Будь осторожен в желаниях... — повторил Кайло слова незнакомца. — Они имеют свойство сбываться, — закончил фразу чужой голос. Кайло, всем видом выражая спартанское спокойствие, повернулся. В дверях стоял профессор Диту. Он одновременно широко улыбался и пытался оттеснить своего друга — долговязого старика Рипио. — Мастер, пока поиски смысла жизни... — затянул было Сит, но был бесцеремонно прерван Артуром. Тот, судя по резким, похожим на трели фразам, разразился гневной тирадой. Сит подбоченился и, гневно сверкнув глазами, ответил: — Не называй меня бесполезным философом, ты — СТАРАЯ консервная банка! Я просто хотел напомнить, что все готово... Перебранка двух старых друзей позабавила Кайло. Он, усмехаясь украдкой, постарался незаметно протиснуться между двумя спорщиками. На востоке забрезжила светлая полоса. Занималась заря, небо над лесом окрасилось яркими красками. Всполохи теплого рыжего, ослепительно-золотого и багряного все больше проявлялись на безоблачном небе, контрастировали с прохладой осеннего утра. Кайло размашисто открыл дверь и остановился, не смея разрушить момент. Первые солнечные лучи, мягко, почти что стыдливо, румянили небо. А в самом центре двора, купаясь в рассветном зареве, прозрачная, наполненная светом изнутри и окутанная золотой дымкой снаружи, стояла Рей, заливая пространство вокруг себя мягким, трепетным сиянием. Кайло нечеловеческим чутьем улавливал, как просыпаются дом и его обитатели, как ветер доносит с озера тихий всплеск потревоженной воды. Слышал движения крыльев птиц в густой листве. Он мог поклясться, что даже слышит дыхание Рей, стук ее маленького смелого сердца. Вокруг еще была тишина, не нарушаемая шумом деревьев, голосами людей или гомоном птиц. Казалось, ни одна травинка, ни одна цикада или птица не двинутся, в предчувствии ТОЙ САМОЙ минуты, когда солнце наконец появится на границе ночи, переступит невидимую черту, чтобы подарить новый день всему живому. — Рей, это навсегда? — одними губами позвал Кайло, не смея надеяться, что получит ответ. Но девушка повернулась к нему и твердо, а от того так оглушительно громко, произнесла: — Навсегда.