***
Четыре года спустя. — Книги, свитки, зелья, запрещённые к провозу магические существа… Эльригель бубнил список себе под нос, сверяясь с содержимым сундука, предъявленного к досмотру. Скучно было до смерти. Скука здесь, на глухой границе с эльфами, была повседневным явлением, но сегодня, в годовщину моего феерического побега из столицы, ощущалась особенно остро. Делать ничего не хотелось, и я с радостью уступил старшинство зануде-эльфу, которому покомандовать удавалось так редко, что это до сих пор доставляло удовольствие. Его фамильяр, маленькая разноцветная птичка с зубодробительным именем, порхал вокруг разложенных вещей, безостановочно чирикая, а мы с Деймом развалились на лежанке в углу зала прибытия. Я почесывал за ухом выросшего в огромного толстого котяру Деймоса и краем глаза следил, чтобы Эль не напортачил, а Дейм облизывался и бил себя хвостом, наблюдая за своим крылатым напарником. В первые полгода я боялся, что однажды он его и вправду сожрёт. Потом понял, что у фамильяров свои развлечения, и успокоился. Путешественник стоял у стола и ждал, свободно опустив вниз руки в перчатках. Плащ в пол, капюшон и замотанная нижняя половина лица успешно скрывали внешность и расу. Несомненными были только высокий рост, ширина плеч и сидящий у ног здоровый чёрный пёс, ни разу не пошевелившийся с момента, как с дорожного сундука откинули крышку. Эль уже заканчивал свою мантру, когда Дейм вдруг текучим движением соскользнул с меня и направился в их сторону. Я заинтересованно приподнялся на руках. Будто выполняя неведомый ритуал, мой котяра трижды по кругу обошёл фигуру в плаще и его фамильяра, остановился ровно напротив пса, потоптался на месте, сделав три круга в другую сторону, потом замер, вздыбил шерсть и хвост и грозно зашипел. Пёс, выждав с полминуты, зарычал в ответ и наклонился вниз, потянувшись к рассерженному коту. Мне показалось, что мир вокруг замер, когда эти двое застыли в паре миллиметров друг от друга в оглушительной тишине. И когда Дейм, качнувшись вперёд, коснулся своим розовым носом черного носа огромной зверюги, у меня в ушах раздался треск, в глазах потемнело, руки надломились, и я, ойкнув, свалился с кушетки на пол. — Керт! — Эльригель кинулся ко мне, бросив скороговоркой: «Можете проходить, добро пожаловать в Диларию, придерживайтесь заявленной цели визита, всего доброго!» — Керт, с тобой всё нормально? Я сидел на полу и озадаченно тряс звеневшей головой. Тяжёлая, словно скрученная в жгут, сила, хлынула в меня неизвестно откуда, грозясь вот-вот разорвать. Дейм смотрел в пустоту расфокусированным взглядом и искрился. Пёс и его хозяин снова замерли статуями. «Немая сцена, холст, масло», — подумал я и плавно съехал в обморок.***
Когда мне было восемь, в мои сны пришли кошмары. Я бежал по холодному черному лабиринту, задыхаясь от страха и нехватки воздуха и стараясь не касаться стен, несущих в себе смерть. Слишком хорошо запомнилось, как разбиваются вдребезги от неудачного падения превратившиеся в черный лёд руки. Я бежал от звавших меня голосов, от скользящей по пятам жути, пока в груди не начинало печь, а сердце не делало попытки остановиться. Тогда меня будил, кусая, за что придётся, мамин фамильяр Вик, зелёная ядовитая ящерица почти с меня размером. В тот год он охранял мою жизнь по ночам, пока заклинатель не сумел избавить меня от кошмаров. И вот мне двадцать. Я вырос, опозорился на вызове фамильяра, был заперт от позора под замок и втихаря сговорен семьёй стать младшим мужем для согласного взять меня в род старшего. Я бежал из дома, из столицы, из страны, решив, что никто и никогда владеть мной не будет. Я носил личину человека, раз нельзя было быть демоном. Менял страны, скрываясь от пущенной вслед погони. Был стражником, проводником, уличным певцом и помощником лекаря. В последние полтора года осел на границе Диларии и Эсхарта между людьми и эльфами, где работал таможенником днем и доброй феей для попавших в беду ночью, оправдывая цвет шкуры своего фамильяра, выросшего наглой ленивой сволочью, любящей ласку и умеющей успокаивать и исцелять. И вот я, взрослый, довольный своей жизнью и своим местом в ней, стою посреди чёрного ледяного коридора из детского сна и пытаюсь усмирить поднимающийся изнутри страх. Я больше не ребёнок. Я больше не побегу. И я справлюсь сам. Справлюсь. «Керт…» Один из голосов — низкий, вибрирующий, жуткий. Словно когтями по стеклу, словно призрак из могилы. Он доносится из-за спины, прячется в клубящихся тенях, обдаёт холодом. Побуждает бежать вперёд и налево, туда, куда зовёт второй голос — высокий, звонкий, острый, будто вспарывающий изнутри обсидиановым лезвием: «Керт!» Но я сворачиваю направо. Иду спокойно, позволяя теням обгонять меня и стелиться по стенам. Сейчас я понимаю, что они не нападают, а охраняют, закрывая собой смертельный лёд. Я иду на третий голос. Бархатный, сладкий, ласкающий уши. Змеёй скручивающийся в желудке. Иду, как кролик ползёт к удаву. Как вплетается в паутину муха. А два других подгоняют меня в спину: «Иди же к нему! Иди…» Тот страх, что мучил меня в детстве, с каждым шагом навстречу манящей неизвестности растворяется рваными хлопьями, и в какой-то момент я понимаю, что безумно хочу увидеть тех, кто гонит меня туда. Я резко поворачиваюсь назад и в ужасе застываю, глядя, как Дейма оплетает вязкая и густая жижа, поднимаясь по лапам вверх, крася в чёрный цвет его белую шубку. Такая же поглощает стоящего рядом уже знакомого мне пса. Она чавкает, вздыхает, дышит, накрывает их с головой и притягивает друг к другу. Будто пережёвывает, превратив в копошащийся, сочащийся грязью змеиный клубок. И, наконец, отползает назад, открывая одно существо. Огромное, украшенное шипами и рогами, безумно прекрасное демонической, только моей расе понятной красотой и чудовищно сильное. Настолько, что от волн этой силы трудно дышать. И я задыхаюсь, ловя ртом ставший твердым воздух. И в этот миг кто-то обнимает меня за плечи и шепчет: «Не бойся. Откройся им. Дыши, Керт. Дыши. Дыши…» И вместе с разбившимся на ледяные осколки воздухом, рвущим изнутри лёгкие, меня вновь накрывает темнота.***
Шёлковое бельё ласкает тело. Хочется нежиться, чуть не мурлыкать, закутываясь в невесомое, но тёплое одеяло. Воздух пахнет тонкими эльфийскими благовониями, моим любимым «ночным этюдом», и вставать совершенно не хочется, но раз я проснулся, то уже утро, и мама скоро… Стоп. Какая мама? Какой «ночной этюд» и шёлковые простыни??? Я в ужасе вскакиваю и встречаюсь взглядом с голубыми глазами Дейма. Тот сидит в ногах шикарного резного ложа из мёртвого дерева и насмешливо наблюдает за мной. Я где вообще? «Проснулся, хозяин? Всё же горазд ты спать». Возникший в голове голос мне знаком. Именно он, звонкий и колкий, звучал в моих кошмарах и звал меня по имени. Я вспомнил свой сон, оплетающую Деймоса чёрную дрянь, застывшую в груди первородную силу. Выходит, это не просто сон? «Не просто». Дейм веселится, припадая на передние лапы и щуря глаза. До меня доходит, что голос в голове принадлежит ему. «Ты умеешь разговаривать? Почему же ты столько лет молчал?» — Потому что кто-то не замкнул связь до конца. Я съёживаюсь, давя на корню желание нырнуть под одеяло. Этот голос я знаю тоже. Третий голос, что звал меня к себе и отзывался внутри так сладко. На кровать, перетаскивая к себе на колени заурчавшего Дейма, садится высший Демон с императорской алой прядью у левого виска и черной, змеящейся почти до пола косой. Я растерянно смотрю на бугрящиеся мускулами руки, витые рога, залипаю на насмешливо изогнутых губах. А после опускаю взгляд и замечаю татуировку на запястье, в точности повторяющую мою. Чего? — Заставил ты меня за собой побегать. Ты бы хоть поискал в библиотеке, прежде чем ставить на себе крест, кого на самом деле ты вызвал. У Деймоса татуировки на лапах под шерстью, меняющие цвет глаза, и магия. Тебе не пришло в голову, что он не совсем обычный кот? Не пришло в голову поговорить с отцом, а не выдумывать объяснения самому? Прочитать брачный контракт, прежде чем драпать от узаконенной тюрьмы, где тебя якобы лишат магии и права голоса? Тебе не пришло в голову пораскинуть мозгами, почему твой побег вызвал такой переполох, что перекрыли границы? И как ты вообще справился с императорской десяткой? Что они делали в твоем доме, ты не задумался? И почему спустя четыре года тебя всё ещё ищут, если ты такой никчёмный и позор для собственной семьи? Подтягиваю к себе колени, кладу на них голову и закрываю глаза. Нет меня. Я в домике. Тьма, как стыдно-то. Не задумывался я ни о чем. Времени не было. Я просто не хотел, чтобы надо мной смеялись, и ошейника на шее не хотел. — У тебя даже не вызвало вопросов, почему твой фамильяр не разговаривает с тобой. Как и твоя возросшая сила. — Я думал, это нормально, что он со мной не говорит. Я же демон, а он создание света, — глухо ответил я, не поднимая головы. — И что сила возросла, тоже ведь нормально. Она и должна была вырасти, я же призвал фамильяра. Я даже пытался быть хорошим, глядя на него. Честно пытался! И у меня получалось. И мне нравилось то, каким я стал. — Посели волка в овечьей стае и внуши ему, что он овца, так он тоже блеять научится, — меня осторожно погладили по волосам. — Керт, Деймос не кот. Он лискурия — двуединый спутник императорского рода. Два существа, сливающееся в одно в случае опасности. В каждом из живущих есть как тьма, так и свет. Мы темная раса, и тьмы в нас больше, она сильнее, но и мы способны к любви и привязанности, к дружбе и состраданию. Испокон веков темная часть лискурии призывалась будущим императором, а светлая — предназначенным ему в мужья. Ты лучшая часть меня, что удержит на краю и не даст раствориться во тьме, если я оступлюсь. Призыв Деймоса был не позором для тебя, а гордостью и честью. Лискурии считаются мифом, о том, что именно они сопровождают императоров, знает лишь ближний круг. Фобос сразу понял, что в мир пришла его половина. И твоему отцу немедленно вместе с объяснениями был доставлен брачный контракт. Да, ты будешь младшим мужем, но императорский брак отличается от обычного, как земля и небо. Если бы я знал, что ты, поняв все неправильно, той же ночью сбежишь, то сразу же забрал бы тебя во дворец. Я ощущаю себя героем дешёвого бульварного романа. Где гордая, но благородного происхождения девочка противопоставляет себя козням своей родни и бежит от навязанного брака из дома, чтобы в итоге выйти замуж за ей одной предназначенного принца. Это всё сейчас серьёзно? Я как дебил все эти четыре года бежал от малой императорской короны, а эта воплощенная эротическая мечта — мой будущий муж? Дейм урчит под сильной смуглой ладонью и довольно щурится, насмешливо глядя на меня. «Я не мог ничего тебе сказать, хозяин. Без тёмной половины я сам был, как неразумный ребёнок, и моих сил не хватало, чтобы замкнуть связь. Старший хозяин говорит правду. Я — светлая часть лискурии. Ты — предназначенная ему пара». Настороженно поднимаю глаза, скользя взглядом по совершенному телу рядом и внимательно его рассматривая на этот раз. Имею право как-никак. Если не брежу, конечно. И очень быстро с горечью делаю вывод, что Демон напротив меня совершенен. Для чего ему я-то? Ради Дейма? Чтобы было, кому держать на краю, и в кого сливать силу? Кстати, сила… Внимательно всматриваюсь вглубь себя и пораженно выдыхаю. — Связь замыкается. В тот миг, как Фобос и Деймос коснулись друг друга, они стали единым целым. В тот миг, когда ты во сне перестал их бояться, единым целым с Деймосом стал ты, и граница между вами исчезла, а сила, клубившаяся вокруг тебя и ждущая с рождения, хлынула в вас потоком. — Откуда ты… — Я был с тобой во сне. Мы и в детстве видели один сон, но ты слишком боялся и был еще не готов, а я не знал, кто ты, потому искусственно запечатал связь между нами, чтобы не мучить тебя больше. Ждал, пока ты вырастешь. Ждал, пока в мир придёт светлая часть лискурии, пока все мы вчетвером не станем единым существом, замкнутым друг на друге. И не получим доступ к магии, до этого мига недоступной. Но распечатать связь было можно, лишь касаясь тебя. Керт… — он притянул меня к себе, и я уткнулся лбом в его плечо, ощущая, как обнимает меня снаружи такая родная магия, не отличимая теперь от живущей внутри. — Не думай, что нужен мне лишь для силы и равновесия. Ты — пара. Тот, у кого со мной один фамильяр. Я потом покажу тебе книги, в которых подробно описано, что это значит. Я всегда знал, что однажды ты появишься. Я никогда не смотрел с нежностью ни на кого другого. И никогда не посмотрю. Я целый, только когда ты рядом. Без тебя я просто жалкая половина. Я даже императорскую магию не могу принять окончательно, пока не замкнута последняя нить связи — между нами двумя. Керт, не думай, что я давлю на тебя, но… — Но у меня нет выбора, верно? — я понимал, о чём он говорит. Я так болезненно зависел от чужого мнения, потому что с самого детства какой-то частью себя знал: я не цельный. Во мне не было стержня, внутренней силы, уверенности в себе. Потому все свои решения и своё право кем-то быть я так отчаянно доказывал. Потому я и сбежал — чувствовал, что в роли эротической игрушки окончательно исчезну как личность. Я был слаб и жалок. «Ну, обмануть императорскую стражу в тот день и все четыре года после водить её за нос тебе твоя слабость не помешала». — Потому что у него был ты и способности, которые он от тебя получил. Пусть и частично. Я тоже его слышу, — это уже мне, целуя в макушку. — Как и ты, если захочешь, будешь слышать Фобоса. А после скрепления брака на огненном алтаре мы будем слышать и друг друга. — Всегда? — испугался я. — Нет, конечно, нет. Мы быстро научимся как ставить, так и убирать барьер. Керт, мы отвлеклись. Скажи мне, — он берёт моё лицо в ладони, — ты разделишь со мной жизнь, как пара и супруг? — Разве у меня есть выбор? — я заворожено смотрю прямо ему в глаза. — Разве он тебе нужен? — шепчет он прямо мне в губы и целует меня наконец. Нет, не нужен. Только тот, кто всю жизнь жил без руки и ноги и вдруг узнал, что это такое, когда руки и ноги две, поймёт меня. Только тот, кто был половиной и стал целым. Мне не нужен выбор, потому что здесь нет выбора. Он говорил правду: это знание раскрывалось во мне, как ему раскрывался я сам. Он принадлежит мне, а я ему. Ему… А как его зовут вообще? Никогда не знал, как зовут наследного принца. «Хозяин…». Я словно увидел внутренним зрением, как Дейм стыдливо прячет морду под лапами. Но мне уже было не до него.