Q for heat

Они с Сону познакомились летом, когда Чанмина так до смешного обидно за голеностоп укусила пчела с дедушкиной пасеки. Место распухло, Чанмин давился слезами, а Сону всех пугал тем, что смеялся, но это действовало, словно анестезия — Чанмин смеялся тоже, сквозь слезы, про себя отмечая, что наконец этот хмурый парень из соседнего города показывает эмоции. С горем пополам, они немного искаженные призмой его собственного восприятия, но уже что-то. Чанмин в него, если честно, влюбился слишком: слишком быстро, слишком невовремя, слишком опрометчиво. Быстро, потому что прошло всего лишь два лета (это быстро?). Невовремя, потому что скоро поступать в университет (ага, через три года, очень скоро). Опрометчиво, потому что Сону — смуглый парень, чьи пальцы ласково касаются щеки, пока взрослые в панике пытаются вызвать врача в эту глухую деревню, а остальные дети отвлекаются на собачье спаривание. Может, и правда слишком, но зато — взаимно. Чанмин — деревенский парень, о котором ты так никогда не подумаешь, пока не спросишь, а как пересесть на кольцевую линию метро. Сону же — городской, но такой естественно, по-деревенски смуглый, что ты никогда не примешь его за парня из большого Сеула. На его широкой, мощной шее так красиво поблескивает нить серебряной цепочки, а глаза так поблескивают при виде процесса доения коровы, что Чанмин в него падает ровно с той скоростью, с которой американские горки падают вниз. Что за скорость — он, конечно, не знает… Но это определенно стремительно. Сону тепло улыбается, мало открывается и помогает с физикой, когда на улице идет сезонный летний дождь. Чанмин делает вид, что все понимает; от улыбки тает; а каждый секретик, в который его Сону посвящает, Чанмин делает целым событием, и это намного приятнее, чем когда перед тобой все карты сразу. В карты Сону, кстати, играть почти не умеет. И жалеет об этом, когда они с деревенскими собираются играть на раздевание, а на Чанмине из одежды только плавки и майка. Казалось бы, и раздеваться не нужно, но Кью ловко мухлюет, выбрасывая из игры всех, кроме Сону, которому один на один так легко и очевидно поддается, что майки на его юношеском теле будто и не было. В тот момент, когда на кону стояла футболка Сону, вокруг никого и не было уже — поздний вечер, мелких забрали домой, а они с Сону до сих пор играли в карты, как если бы это все еще имело значение. Имело. Для них. Чанмин понимает, что Сону расслабился и просто ждет, пока ему поддадутся в очередной раз. От того и так сладко неожиданно побеждать, создавая удивление на смуглом мальчишеском лице. - Что-о? - Чанмин тянет гласный слог и хитро улыбается. - Ничего-о, - копирует его Сону, без пререканий бросая на траву свою брендовую футболку. На желтом хорошо будут видны зеленые следы дикой травы, ну и пусть. Мать будет ругаться, ну и пусть. Чанмин скользит взглядом по цепочке и ниже — ну и… Пиздец. Почему Кью? Потому что «Чанмин то», «Чанмин это». И для всех Чанмин — сосед, друг, брат, товарищ, башня с шеей жирафа, а для Сону — некто особенный, и он дает ему прозвище Кью буквально через неделю ночных мыслей. Чанмин сначала не спрашивал, что же это значит. Как будто давал Сону время, чтобы все как следует продумать. В итоге получилось «Кью» из задач по физике для старших классов про расчет количества теплоты и сокращение от «Queen» из карт, в которые они играли буквально каждый день. За это Чанмин его, конечно, побил немножко. Но оно того стоило. - Так, - Сону отложил карты. Это была их последняя партия. Либо он, либо Чанмин. И это любезно оказался не он, но Чанмин улыбался так, словно сорвал куш какой-то, - ты проиграл. - Ну, это как посмотреть. Если мы впервые займемся любовью прямо здесь и сейчас, то я, можно сказать, и выиграл. Сону всегда терялся от чего-то серьезного, но пока Чанмин рядом с ним и находит его в такие моменты, пока они оба — шестнадцатилетние подростки… Разве это имеет значение? Это было дико странно, горячо и немного забавно в тот момент, когда на лицо Сону приземлился какой-то жук с деревьев над ними. Чанмин смеялся, но Сону подло повел бедрами и выбил из этого мальчишки весь смех вместе со стоном. - Я планирую закончить школу и переехать к тёте в Калифорнию, собрать там мотоцикл и съездить на Коачеллу. - Если ты таким образом намекаешь мне, что… - О, да. Нам нужно решать больше задач по физике, если я хочу это сделать. А то у меня с ней совсем плохо. Они лежат на траве и оба думают о том, что в деревне звезды лучше видно. Кто знает? Может, те две маленькие звезды справа, расположенные рядом друг с другом — это они из будущего, передают «привет» и говорят, что они все еще вместе и все хорошо. Чанмин не хочет ни к чему Сону обязывать, но Сону хочет обязаться. Ему липко, жарко и все-таки хорошо. Они потом доковыляют до дома Чанмина — кто-то еле перебирая ноги, а кто-то заботливо на чужой спине, не таскавшей ничего тяжелее рюкзака в начальной школе. Там и останутся ночевать, в этот раз засыпая лицом друг к другу и пальцами за чужие пальцы цепляясь. Так уже намного лучше, взрослее. Сону в какой-то момент просыпается, от вспышки жаркого воспоминания. Чанмин рядом, пока еще тоже спит, но вскоре следом проснется, не открывая глаз. Они оба слишком взбудоражены первым сексом, чтобы просто спать и видеть ебанутые сны. Обоим снится то, что произошло на поляне. Снится то, что уже было. И чего хочется вновь. - Ну, может, - сонно начинает Кью, хрипло и улыбаясь, - я намекал не только на помощь по физике. Сону выжидает. Чанмин хмурится. Они оба смеются через три, два, один. И уже завтра все может измениться, и те звезды могли быть просто звездами, но Чанмин тянется ближе к Сону, несмотря на засохшую где-то в горле жаждой летнюю жару, и влюбленно выдыхает. - Коачелла. Поедешь со мной. Сону эта идея кажется совсем хуевой, но он треплет Кью по влажным от пота волосам и: - Тогда мотоцикл на мне, иначе проедем пару метров и дальше придется добираться автостопом. А голосовать точно будешь ты, потому что со мной вряд ли захотят перепихнуться в качестве платы за проезд. И прежде, чем Чанмин захочет его ткнуть в ребро, Сону примирительно добавляет: «Ну а кому не захочется, мне вот хочется, на вот, пощупай». Поцелуй с привкусом «ты идиот, ты тоже» длится где-то до утра.