Пять раз, когда Томас Барроу краснел

Томас очень легко краснел. Злость, гнев, ярость, негодование или раздражение — на его скулах вспыхивал лихорадочный румянец, как у больного чахоткой. «Томми, у тебя на лице всё написано», — говорила его мама. А мистер Карсон говорил, что тому, кто хочет стать хорошим лакеем, просто необходимо научиться скрывать эмоции. «Я и скрываю, старый болван», — бурчал себе под нос Томас и краснел ещё сильнее. От досады. Впрочем, несколько раз в жизни он краснел от смущения. Первый раз он покраснел, когда хозяин, мистер Калмбруд, переспросил: — Как-как тебя зовут? — и легко провел ладонью по его бедру, обтянутому тканью новеньких брюк. В тот день хозяин обедал один у себя в кабинете, и прислуживать направили только Томаса. — С вашего позволения, я Томас, сэр, — ему удалось сдержаться и не выдать голосом волнения, хотя рука блуждала уже на несколько дюймов выше. Но с краской, вспыхнувшей на его щеках, он ничего поделать не мог. — Я буду называть тебя Томми, — ободряюще улыбнулся мистер Калмбруд и принялся ловко расстегивать пуговицы на брюках Томаса. Тот прикусил губу и покрепче сжал пальцы, держащие поднос, чувствуя, как жар заливает всё его лицо и шею. Возвращаясь на кухню с деньгами в нагрудном кармане и ноющей задницей, Томас думал, что с местом ему несказанно повезло. Второй раз Томас покраснел, когда гость других его хозяев — семьи Кроули, весёлый и крайне привлекательный герцог Кроуборо, уже готовясь ко сну, вдруг спросил: — Дружище Томас, ты бы не мог задержаться? Мне что-то скучно одному, — смотрел он при этом в сторону, а голос его звучал совершенно спокойно, будто ничего необычного в такой просьбе не было. Томас, не уверенный, что правильно его понял, всё же с готовностью отозвался: — Конечно, сэр. Вы что-нибудь… хотите? — Тебя, — по-прежнему безмятежно ответил герцог. Томас сглотнул. Который раз он получал такое предложение от джентльмена, но впервые — от молодого и красивого. «Попрошу наутро подарить пару фунтов», — подумал Томас, когда язык герцога оказался у него во рту. «Пожалуй, хватит и одного», — прикинул Томас, когда тот опустился на колени и обхватил губами его член. Никого более родовитого перед ним в такой позе не оказывалось. А когда герцог ткнулся мокрыми губами ему в ухо и зашептал какую-то тарабарщину — видимо, на языке лягушатников — Томас решил ничего не просить. Просить денег у любви всей своей жизни как-то странно. Третий раз Томас покраснел, когда лейтенант Куртенэ на ощупь поднёс его изуродованную руку к лицу и прижался к ней губами. А потом, решительно вздохнув, словно перед прыжком в воду, качнулся вперед, вцепился в плечи Томаса и начал покрывать поцелуями его губы, щёки, подбородок — торопливо, будто боялся, что его сейчас оттолкнут. Это было во время прогулки в ближайшей роще у госпиталя, над головой оглушительно пели птицы, названия которых Томас никогда не знал, а сердце у него билось, кажется, ещё громче. Конечно, он не оттолкнул лейтенанта, но и не отвечал. Наконец тот сам отстранился: — Капрал, простите. Я не должен был?.. Мне казалось… Томас вздохнул: — Вам правильно казалось, лейтенант. Но мне не стоит пользоваться положением… — Куртенэ вскинулся. Он болезненно относился даже к намёкам на своё увечье. Томас торопливо добавил: — В смысле, я на службе. Через четверть часа мне надо помогать доктору. Приду к вам после смены, — и с удовольствием заметил, как тревога исчезла с лица лейтенанта. Поздно вечером, оказавшись с Куртенэ в кромешной темноте кладовки, Томас подумал, что теперь-то они наконец на равных. Четвёртый раз Томас покраснел, очутившись с Джимми наедине впервые после того безобразного скандала. — Что вам нужно, Джеймс? — нарочито сурово спросил Томас. — Я, кажется, попросил прощения. — Теперь пришла моя очередь извиняться, — ничуть не обиженный его тоном, отозвался Джимми. — Не за то, что я сделал, а за то, что не сделал, — и повернул ключ в замке. Глядя, как Джимми, торжествующе ухмыляясь, вытаскивает из кармана банку с остатками кольдкрема леди Эдит, Томас изумленно спросил: — А почему же ты тогда поднял шум? — Потому что ты меня до смерти перепугал, вампир чёртов, — фыркнул Джимми, снимая с себя рубашку. — Прокрался как Носферату к девице в том дурацком фильме… Почувствовав умелые губы на своем члене, Томас решил, что явиться тогда в чужую спальню было не такой уж плохой идеей. Пятый раз Томас покраснел, получив открытку на День святого Валентина — впервые за чёрт знает сколько лет. Неуклюжим почерком человека, привыкшего таскать подносы и чистить хлев, а не заниматься каллиграфией, там было выведено: «ТОМАС С ДНЬОМ СВИТОГО ВАЛЕНТИНА. ЛЮБЛЮ.» Томас поднял взгляд. Вид Энди, тоже покрасневшего, не оставил сомнений в том, кто это написал.