Грани романтики

Джеймс знает, что по школе ползут слухи. Он слишком часто забывает карту Мародеров в спальне, а у Питера слишком длинный язык. Его друзья легко складывают факты и получают четкий вывод, почему почти прекратились ссоры между Поттером и Эванс. Сложно не заметить на карте две их точки, что каждый вечер прячутся по углам, чуланам, запертым кабинетам. Они эту тему не поднимают, даже Сириус опасается шутить — Джеймс все так же взвивается при любом упоминании Лили Эванс. Да, он все так же приглашает ее на свидание, но уже больше по привычке. Да, она все так же отказывается, но уже отводит взгляд, бросая односложное: «Нет». Они больше не ругаются, знают, что каждая перепалка закончится в каком-нибудь кабинете, за закрытыми заклинаниями дверьми. И по школе вновь поползут слухи. Сплетни пугают храбрую Эванс больше всего. По крайней мере, Джеймсу хочется так думать. Потому что он не находит другого объяснения, зачем они продолжают скрываться, если их отношения очевидны всем. Спрашивать он не станет, много чести, пусть делает, что хочет. Его все устраивает, как минимум до тех пор, пока Лили Эванс продолжает хватать его за руку и тянуть за собой. И раздеваться, едва захлопнется дверь. Джеймс знает, что зря злится. Она просто обсуждает с каким-то когтевранцем подготовку к экзаменам, а его трясет от ревности: с этим придурком она может общаться при всех, а в его сторону даже не смотрит лишний раз. Нельзя же вызывать подозрение. Гребаные правила, придуманные гребаной Эванс для себя же. Лили никогда не нарушает правила, никакие. — Мы говорили о травологии, эссе нужно сдать до пятницы, — Лили беспечно отвечает на вопрос: «Какого хрена?», расстегивает пуговицы блузки, отбрасывая ее на сундук с каким-то хламом, и берется за юбку. Джеймс отпихивает ее руки и сам возится с вечно заедающей молнией. Юбку можно задрать, отодвинуть полоску белых трусов в сторону, подхватить Эванс под бедра и войти. Это пошло, годится только для быстрого «дневного» секса, когда они злятся после ссоры. Лили неловко переступает через юбку и белье и отпихивает их к остальным вещам. Тусклый свет от брошенной на пол палочки почти не дает ничего рассмотреть, но Джеймс и так знает, что она красива: в одних гольфах, с распущенными волосами и блестящими глазами. Лучше, чем в его снах и фантазиях, после которых он подрывался с постели и бежал в ванную снимать напряжение. Лили прекрасно знает, какое впечатление производит на него. Она улыбается так, что злит Джеймса еще больше, цепляется пальцами за ворот его рубашки и дергает на себя. — Эванс, — шипит он сквозь зубы, ударяясь бедром о старый комод, и прижимается к ее губам, сминая в поцелуе. Джеймс знает, что каменная стена царапает ей спину, и придавливает сильнее. Холодные пальцы стягивают с его плеч рубашку, цепляются за шею. Лили льнет к нему, тихо всхлипывает, и теперь усмехается уже Джеймс, спускаясь губами к шее и ключицам, покрывая влажными поцелуями. Он оставляет багровые следы, зная, что Эванс будет проклинать его вечером. Пусть тоже злится, ей не помешает. Лили в его руках ласковая и податливая, совсем не похожа на привычную Эванс — воинственную ведьму. Этот контраст безумно нравится Джеймсу, позволяет ему думать, что здесь с ним она настоящая. Пусть даже это закончится сразу, как они выйдут за дверь чулана. Она что-то бессвязно шепчет, касается губами уха, перебирает темные волосы. И стонет, когда он толкается ей навстречу бедрами. Грубая ткань брюк царапает кожу, пряжка ремня холодит живот. Эванс дергает ее непослушными руками, пытается расстегнуть, но ничего не получается. Джеймс тихо смеется, подхватывает Лили под бедра, заставляя обхватить ногами за талию, и опускает на ветхий узкий комод. Рассохшееся дерево скрипит, но выдерживает, как и всегда. Отстраняясь, Джеймс скользит ладонями по ее шее, ключицам, груди, проводит костяшками по животу, шире раздвигает колени. Едва заметно касается нежной кожи между бедер, специально обходя клитор, но Эванс вздрагивает и подается вперед. — Ну же, Поттер, — шепчет Лили, обдавая его губы тяжелым дыханием. Джеймс знает, что не может проигнорировать такую ее просьбу. Он проникает в нее одним пальцем, и Эванс резко выдыхает. — Еще, — требует она, целуя его под подбородком, чуть прикусывая. Что ж, следы оставляет не только он. Джеймс добавляет второй. От всхлипов Лили, откинувшейся на стену, кружится голова, и самоконтроль летит к чертовой матери. Не прекращая глубоких рваных движений, другой рукой он легко расправляется с ремнем и ширинкой и стаскивает мешающую одежду. Он просто идиот, который дорвался до «правильной» Лили Эванс. Эгоистичной. Желанной. Любимой. Джеймс хватает ее за бедра, оставляет влажные следы на коже, толкается внутрь и замирает. — Ну же, Эванс, — шепчет он и улыбается, скользя мокрыми пальцами по ее ногам, поднимаясь выше, к животу. Она никогда не слышит его просьбы. Воздух холодит влажную дорожку, и бледная кожа покрывается мурашками. Лили вздрагивает и стонет. И двигает бедрами навстречу, задавая ритм. Она цепляется руками за его плечи, целует поджатые губы, сжимает бедра. Внутри нее так ярко, остро и горячо, что Джеймс сбивается, переходя на сильные, жесткие движения. Наверное, ей больно, Лили шипит сквозь зубы: спина бьется о стену, а ягодицы елозят по потрескавшемуся комоду. Этот звук отрезвляет его. — Прости, — выдыхает Джеймс, почти останавливаясь, и касается подушечками пальцев ее щеки. Слишком непрошенно нежно. И это раздражает их обоих. Темп нарастает, а воздуха становится катастрофически мало, но Эванс все равно стонет громко, развязно. Она запускает ноготки в его плечи, всхлипывает в шею и, вытянувшись, замирает. Еще несколько движений, и Поттер изливается, сдавливая Лили в своих руках до хруста в ребрах. Он тяжело дышит ей в макушку и понимает, что в такие моменты готов простить ей все. Даже несносный характер и гриффиндорскую заносчивость. А она поводит плечами, взмахивает ресницами и становится снова чертовой Лили-правильной и неприступной-Эванс. Выходя из чулана, Лили напряженно оглядывается, чтобы их никто не видел, и на миг прижимается к губам Поттера в поцелуе. Она отстраняется внезапно, отходит на несколько шагов и твердо произносит, прежде чем уйти по коридору: — Больше никакого секса в чулане. — Хорошо, если ты настаиваешь, будем заниматься любовью, — усмехается Джеймс ей в спину. — Дурак, — бросает Лили через плечо. — Никакой любви. Она уходит, громко цокая каблучками. Джеймс знает, что Лили Эванс сдалась, пусть даже сама и отрицает это.