***
Каждый вдох отдавался такой болью, что уже сложно было вспомнить сравнение из прошлого. Как часто ломали его тело до того, что в голове оставалась только молчаливая надежда, что это будет последний раз? Что теперь-то ему не нужно снова подниматься и рывком добираться до своего врага, лишь бы в очередной раз посадить его в Аркхем. Лишь бы дать себе передышку, прежде чем снова пытаться дышать со сломанными ребрами. Вряд ли на них вообще осталось живого места, как и на всём теле. Но несмотря на всё это, Бэтмен ударяет электрическим кастетом по наглой улыбающейся морде, вырубая противника с одного удара. Но Джокеру много и не нужно было, спустя почти часа бессмысленной битвы. И Брюс сплевывает кровь под ноги, марая носок ботинка. Может, просто разбита губа, а может осколок ребра попал в лёгкое. Да и плевать, это просто издержки работы. — Мне нужно просто попросить Альфреда придти, чтобы не терять лишней крови. Но бэтмобиль оказывается в пустой пещере, где не было и намека на присутствие здесь Пенниуорта. Может оно и к лучшему. Точнее, Брюс старается думать о том, что это к лучшему. старику не стоит лишний раз тратить нервы, видя все эти раны, лужи крови, когда Брюс зашивает очередной глубокий порез на спине. У старика может просто не выдержать сердце. Поэтому дворецкий уже несколько лет старался сторониться работы Бэтмена. Старался реже появляться в этой пещере, оставаясь лишь сторонним наблюдателем и вечным хранителем мэнора. — Нужно крепче сжимать зубами остатки плаща, чтобы никто не услышал. Чтобы семья не волновалась. Игла до того легко входит в кожу, что иногда Уэйн сам удивлялся, как мог пить воду так, чтобы жидкость не вытекала наружу. Казалось, не осталось места, где бы не игла не проникала под кожу хотя бы раз. Но каждый раз это заставляет тихо застонать от боли, такой привычной и обыденной, что даже удивительно, что она до сих пор вызывала какие-то эмоции. — Они не должны знать. ОН не должен знать. Иногда казалось, что от этого Бога некуда скрыться. Даже находясь в Метрополисе он мог слышать то, что происходило в этой пещере. В любой подворотне Готэма. Мог слышать безумный смех клоуна в палате 0801. Ему достаточно было часа, чтобы убить всех психов в этом городе и главного злодея в виде летучей мыши. Но Супермен не пользовался своими способностями для этого. У него были более земные проблемы. Или Брюс просто успокаивал так себе, надеялся, что Кларк сейчас не слушал его попытки дрожащей рукой зашить очередную рану. Простая паранойя. Или у него открылся третий глаз на ощущение такой прослушки. Брюс усмехается уголком губ и роняет кровавую иглу на металлическое блюдце и прижимается спиной к спинке кресла. Боль была до того неприятной, что уже просто не ощущалась и в такие моменты он чувствует себя лучше всего. Когда весь мир теряется в боли и плевать, что кто-то мог быть сейчас здесь. Что Альфред решит спуститься или Найтвинг вернется с какого-то задания. Но последнее будет уже из ряда фантастики. Как и то, что ему мерещится знакомый шелест красного плаща. Этот звук обволакивает не хуже, чем если бы Кларк сам решил укрыть его этим чертовым плащом. Но здравый смысл подсказывал, что это просто трепет крыльев его маленьких друзей под потолком, не более того. Но иногда ведь так хочется думать, что всё это не просто игра уставшего мозга из-за битв и бессонных ночей.***
Иногда чужое поведение могло даже обижать. И это не было удивительно. Все, кто когда-либо общались с Бэтменом, прекрасно знали, что проще с ним вообще не говорить и действовать против или вместе молча. Он мог рассмеяться с лицо врагу, если нервы заберут остатки адекватности и мог упорно молчать, если кто-то пытался заговорить с ним по-дружески. Поэтому Кларк даже не пытается ничего сказать, когда видит, как Брюс нервно дергает плечом, сменяя руки в полете и перекидывая крюк на другую руку, чтобы было проще свернуть за углом влево. У него не было высших сил, чтобы летать самому, но даже без этого он справлялся прекрасно. Это всегда удивляло даже злодеев. Простой человек, которому каждый мутант напомнит о том, что у Бэтмена нет никакой силы, нет в нем ничего особенного. Но почему-то все продолжали уважать и бояться. Может, именно в этом и была его сила. Кларк зависает напротив окна в свою комнату и открывает его так, что Брюс успевает усомниться в адекватности этого пришельца. Конечно, никто не додумается лезть на пятнадцатый этаж и воровать через окно, но и летунов было не мало в Метрополисе. Вот только сейчас это не та проблема, ради которой он вообще здесь. — Где тот маячок и почему ты просто не принес его мне? — Брюс цепляется когтями за выступ подоконника и проскальзывает в чужую комнату так, будто был профессиональным домушником уже много лет. Плащ тут же скрывает большую часть тела, позволяя ему остаться в чужой тени. — На нём бомбочка и я не хочу потом клеить обои даже после небольшого взрыва, — было даже забавно слушать то, что человек, ломающий каждый раз дома в городе, не хотел, чтобы кто-то содрал даже полоску обоев у него в доме. Тень скользит дальше в комнату и Брюс не видит смысла в том, чтобы включать свет. Его глаза давно привыкли к этой тьме, а Кларк просто не хотел разрушать чужой мир хотя бы сейчас. Он лишь молча следит за тем, как детектив подходит ближе к настенным часам и осматривает мигающую красным лампочку. И не может сдержать легкой улыбки от того, как замер Бэтмен, осознавший весь этот бред. Брюс осматривает простую лампочку, работающую от одной мелкой батарейки и пытается сложить этот элементарный, но оттого и сложный пазл в голове. Это не был маячок. Не была бомба. Это была просто какая-то детская игрушка для привлечения внимания или работающая как бесполезный светильник. Ноющие раны прошибает неприятным током, когда он чувствует, как человек позади подошел слишком близко. Стоит ли ему напомнить о том, что в другой комнате спит жена, уснувшая с сыном в одной постели, пока рассказывала ему очередную историю о Криптоне? Явно нет. Но Брюс хмурится от этого желания возмущенно крикнуть и лишь выпрямляется, словно вместо позвоночника в тело ткнули раскаленный штырь. — Что это значит? — в голосе чистый лёд, а в голове паника. Сейчас маска была тем самым спасательным кругом, за который он мог зацепиться, не показывая хотя бы часть своих эмоций. — Я должен понять, почему ты боишься меня, — Кларк смотрит на черный затылок с легкой грустью и даже не пытается этого скрыть. Брюс знал, что друг никогда не смотрел ему под кожу, кроме одного раза, когда при первой же встрече хотел узнать, кто скрывается за маской мыши. Он мог бы списать это на то, что просто и правда боялся криптонца. Боялся его огненных глаз, его нестабильности. Но это ведь была бы чистая ложь. Каждый нажитый шрам неприятно ноет под пристальным взглядом чужих глаз, которые даже не пытались смотреть через одежду. Брюс понимает это, знает, что Кларк не смотрит насквозь, но это не уменьшало ощущение позора и отвращения. К себе самому и к своей работе, из-за которой ему приходилось вскакивать сразу, как только Супермен хочет помочь с лечением и снять броню, чтобы осмотреть раны. Приходится стараться не подставлять ему спину, чтобы в какой-то момент не услышать этот вздох, полный отвращения и сожаления. Кларк был тем, кто готов принять на себя все грехи человечества, сам того не понимая. А Бэтмен бы просто не смог показать причину своего страха и паранойи. — Думаешь, я боюсь тебя? — Брюс сам тихо усмехается, потому что это не тот страх, о котором подумал его пришелец. Да, криптонит всегда хранится на поясе, это он даже не скрывает. — Я не могу иначе объяснить себе причину того, что ты никогда не доверяешь мне быть позади себя. В такие моменты люди признаются в чем-то важном, долго говорят об их проблеме, а после мерятся или прекращают общение окончательно. Брюс опускает голову, пытаясь понять, были ли они этими простыми людьми, которые могли бы поступить так же. Решить проблему как взрослые, а не бегать от нее уже несколько лет. Он надеется, что чужие руки на плечах сейчас сломают его тело и не нужно будет ничего говорить. Но этого не происходит. Они лишь оглаживают напряженные плечи и забираются под плащ, ломая такую нужную сейчас защиту. Брюс жмурится от того, как ярко чувствуется тепло чужих рук на спине, будто кевлар был просто бумагой. Нет, он не думает о том, что Кларк может воткнуть нож ему в спину. Он даже не думает о том, что его могут покалечить или предать. Но чем крепче чужие руки прижимали к себе, тем отчетливее в голове слышался совершенно сумасшедший смех. — Я не хочу, чтобы ты видел это, — потребовался не один год, чтобы он смог озвучить эту мысль перед Кентом. И дыхание сбивается от одного только ощущения того, что Кларк точно улыбается позади. Он был тем человеком, который может буквально раздеть человека лишь взглядом, но сейчас он упорно делает вид, что не имеет таких способностей. — Ты не должен показывать мне всё, — конечно это было глупостью и они оба понимали это. Брюс усмехается и позволяет повернуть себя лицом к лицу. Глаза маски пристально изучают каждую эмоцию на лице пришельца, словно сканируют каждую клетку и это тепло в огненных глазах. — И как ты себе это представляешь? Ответом служит простая улыбка, которая заставляет всё равно напрячься.***
Бэтранг, кинутый в руку двери, ломающий этот простой механизм, даёт легкое ощущение изоляции от мира. Даёт возможность расслабленно опустить плечи от понимания, что если кто-то их и услышит, то будет уже точно плевать. Брюс позволяет кому-то обращаться с собой как с очень дорогой куклой. Которой нужно было менять одежду для красоты, а раздевая каждый раз, удивляться идеальной коже фарфора. Но что-то было не так в этом сравнении. И это понимание приходит только когда он чувствует, как теплые пальцы касаются шрама на боку, при попытке снять остатки верха костюма. Он немного хмурится, но остается стоять ровно между ног Кларка, лишь немного прижавшись коленями к краю кровати, потому что что-то подсказывало, что стоять долго он не сможет. Хотелось спрятаться, укутаться в плащ так, чтобы он наконец стал второй кожей. Идеальной кожей. HAHAHA Кларку не нужно было смотреть, чтобы чувствовать под пальцами четкие буквы. Не нужно было смотреть через органы и нити нервной системы, чтобы понять, как выглядела спина символа правосудия. Как выглядело само правосудие в их мире. С множеством шрамов на спине, от каждого воткнутого ножа в неё. С зеленовато-фиолетовыми синяками под лопаткой и нитями на новой ране, которые стоило бы уже убрать, чтобы они не вросли в кожу окончательно. Но ему можно было лишь коснуться этих нитей, чтобы понять, что он не имел права ничего менять в этой общей картине последствий. Может он не хотел этого именно из-за такого взгляда. Брюс морщится, когда видеть в глазах мужчину вину и сожаление. Видит свою слабость, простого человека. Это бьет больнее, чем когда пальцы проходятся по ребрам. На груди было меньше шрамов, но даже этого было достаточно, чтобы почувствовать отвращение к себе и еще больше ненависти к своим врагам. Знал ли Джокер, что будет именно так? Вполне возможно. — Мы оба знает, кому ты принадлежишь, Бэтси. Смех пробирает до костей и Брюс вздрагивает то ли от этого голоса безумия в голове, то ли от простого поцелуя под ребрами, поверх наклеенного пластыря. И он сжимает крепче плечи Кларка, потому что ему без разницы на человеческую силу. Не почувствует ничего, кроме самого прикосновения. Брюс слегка усмехается от понимания того, насколько его пришелец был идеален. В силе, в теле, в огненных глазах и в человеческих чувствах. Разве Богам не запрещено касаться простых смертных, чтобы не заразиться от них слабостью? Но сейчас ему позволяют слишком многое, несмотря на страхи и боль. Отвращение. Ему было плевать на то, как жена или девушки касались его шрамов с печалью в глазах. Они не понимали того, что было доступно только некоторым. Джокер понимал всё прекрасно, когда вырисовывал широкую улыбку под лопатками, от которой осталось мало что, но ведь осталось. Кларк понимал, что так не должно было быть, что он мог давно переступить границу и избавить мир от одного психа. Брюс понимал, что сам допускает каждый раз клоуна к себе, что каждая рана давала напоминание о жизни. И только Брюс понимал, что этим двум нельзя было встречаться на его спине. Кларк не должен был чувствовать всё это под пальцами. Потому что они не в тех близких отношениях, чтобы позволять такое. Они просто друзья. Коллеги. Кларк просто герой, чьи губы были не менее огненными, чем эти чертовы лазеры из глаз. Брюс немного морщится, когда ему позволяют скрыться, ложась на спину. Руки изучают слишком идеальное тело, на котором никогда не будет шрамов или даже синяков. Ничего, что намекало бы на реальность для этого существа. Таких не должно быть на Земле, но почему-то Кларк продолжал сейчас быть рядом, целовать так, чтобы не задевать ни одного шрама, не касаться тех мест, от которых Уэйн мог бы хмуриться и пытаться отстраниться. Он смотрел насквозь, но не рентгеном, а лишь наблюдая за реакцией тела, эмоций на лице. Был до того осторожным, что иногда приходилось ударить его в плечо или по спине кулаком, лишь бы отвлечь от этой заботы и дать ему намек на то, что нужно отпустить себя. Не было ничего сложного в том, чтобы скрывать голоса сейчас. Брюс мог молчать даже когда в бедре псих прокручивал нож, поэтому сейчас было привычно сдерживать себя, заставляя легкие мучиться от этого. Кларк же успел пару раз пожалеть о том, что они остались здесь, потому что сдержать собственные стоны куда сложнее, чем могло бы показаться. Но когда Брюс решает эту проблему поцелуем, Кларк слегка улыбается в чужие губы, словно в знак благодарности. Когда сил остается только на то, чтобы попытаться одеться, Брюс сам не замечает, чтобы отворачивается спиной к полусонному пришельцу, пока застегивает пояс костюма. Это осознание приходит слишком резко и неожиданно, что оба замирают. Брюс тихо усмехается, поведя лопатками от слишком пристального взгляда, но оставляет это без комментария. Пока не хотелось долго думать о том, что их уровень доверия явно повысился на несколько процентов, а ему можно будет расслабиться, когда за спиной снова послышится шелест красного плаща.