Сюрприз для принцессы

Девятнадцатый день рождения Рапунцель обрушивается на них с ужасающей неотвратимостью. Вечеринки заслуживают все, решает Джек, а не только бывшие потерянные принцессы, поэтому долго они не думают. Ну то есть. Что значит — долго… Смотря с чем сравнивать же, правда? Обсуждение предстоящего праздника растягивается на месяц. Основными проблемами (спасибо Иккингу за формулирование и конкретику в дьявольском хаосе идей Джека и Мериды — довольно бессвязных, противоречивых и опасных настолько, что абсурд начинает побеждать инстинкт самосохранения) являются три пункта. — Куда деть родителей, — зачитывает Иккинг из тетради и переводит взгляд на друзей. Мерида крайне задумчиво грызёт яблоки. Джек свисает с потолка со съехавшей на лицо толстовкой. Волосы у него по-прежнему отрицают гравитацию, кстати. — Ощправичь их погощьчичь на Олухш? — невнятно бормочет Мерида сквозь четвёртое яблоко за час. — Сразу нет, — округляет Иккинг глаза. — Король и королева, на Олухе, с драконами и моим племенем, учитывая, что из последних двух обстоятельств намного сильнее может испугать моё племя? — А что, моим понравилось! — Мерида. — Ну. Папе. — Ме-ри-да. — Когда он пришёл в себя. — Мерида! — Через неделю, хорошо! — Значит, не Олух, — удовлетворённо констатирует Иккинг. — Ну, мама утверждает как раз обратное… Джек давит смешок. — Эй, наверху, — оборачивается Иккинг. — Идеи будут? — Да полно! — фыркает тот. — М-м-м… — Да-да? — Э… — Внимательно слушаю? — Не торопи меня! Я выдерживаю паузу. — А я можно схожу поесть пока? Ауч! Иккинг обиженно потирает плечо, поражённое метким броском яблока. — Экскурсия по мастерской Северянина! — Так он же на слёте робототехников. — Экзотическое путешествие во дворец посреди таинственной Средней Азии? — У Рапунцель папа зубных врачей боится, — сокрушённо качает головой Мерида. — Релакс-тур на Остров Спящих Песков? — Это ты лучше для моей мамы прибереги, я бы её туда отправила… на годик. — Сафари с охотой на дикие каменные яйца и визит на шоколадную фабрику? — То есть типа Кролик против не будет. Джека такие частности не волнуют. — Но вы не оставляете мне выбора, — с театральным трагизмом он складывает руки на груди. Вниз головой театральный трагизм выходит так себе, но Иккинг и Мерида синхронно белеют. — Нет, — делает большие глаза Иккинг. — Нетнетнетнетнет, ПЛОХАЯ идея. Меридино «нет» звучит немного… не настолько отрицательно. Скорее, как «да-иди-ты». И «ну-почему-не-я-додумалась». И «ах-ты-ж-отмороженный-же-хаггиса-кусок-это-гениально». — Эстет, чьи манеры смогут поразить самую высокородную и благовоспитанную чету Короны. — («Не-е-е-е-ет» — стонет Иккинг). — Восхитительные экскурсии по дивным каналам на великолепных гондолах… — Да он же уже всё решил, — Мерида, откровенно развлекаясь, наблюдает за торжественно раскачивающимся Джеком. — Ты посмотри, на самый конец приберегал! — И венец путешествия — знаменитый венецианский карнавал. Маскарад, потрясающие наряды, изысканные вина, тонкий букет неожиданных эмоций и чувств от обнаружения под масками непредсказуемого и неизведанного… — Я, по-моему, поняла, кто ему рекламный проспект писал. — Я, по-моему, понял, за что Джек хочет сплавить родителей Рапунцель погостить к Питчу. Джек всё ещё невозмутимо покачивается в ледяной полумаске с длинным изогнутым клювом. Клюв, если быть точнее, высовывается из складок окончательно съехавшей толстовки, открывшей по пути голый белый живот, но невозмутимости такие мелочи не помеха. — Джек. — Дже-е-е-ек. — Джек. Фрост. — Ну что? Я всего-то хотел украсить тронный зал! — Во время дипломатических переговоров, — поясняет Иккинг. — С королевой Эренделла. — Мерида, прекрати ржать. — Я тебе потом расскажу, что с ним за это сделали… Джек всё ещё невозмутим. Ну подумаешь. — То есть мы решили. Иккинг безнадёжно накрывает ладонью лицо. — Ну согласись, в этом есть своеобразное очарование, — пожимает плечами Мерида. Есть, но если признаться, он об этом сильно-сильно пожалеет. — Что мы делаем? — Вот это вообще по жизни хороший вопрос… — Кто мы? Что мы делаем? Чего мы хотим? — Ребята. День до праздника. Соберитесь, — руки у Иккинга начинают уставать. Возможно, имеет смысл изобрести устройство, которое само в нужный момент выразительно прикладывало бы ладонь к лицу. Вопрос о том, чью ладонь и к чьему лицу (а также с какой силой), Иккинг предпочитает оставить себе на будущее. Не очень легко быть гуманистом. — И всё же? Воцаряется тишина, подобная той, о какой Иккинг обычно мечтает, рисуя или читая свои конспекты. Блаженная. Совершенная. Нерушимая. — Ладно, — озаряет его внезапно, — давайте так. Без остановки называем по очереди любые варианты, бредовые, безумные, невыполнимые, ненормальные. Возможно, среди них возникнет что-то дельное. Мерида? — Аааааээээ аквапарк! – напрягшись, выпаливает она. — Где мы сейчас тут найдём аквапарк? – вытаращивается на неё Джек. — Не имеет значения, принимается, разберёмся потом! Джек? — Шоколадная фабрика! — В последний раз повторяю, мы не будем трогать Кролика! Эм… представление бродячего цирка? — Ананасы. — Чт… — Ты точно хочешь, чтобы он объяснял?.. — Уже передумал. Бал-маскарад! — Октоберфест. — Всё ещё шестнадцатое декабря. — А ведь она бы оценила. — Это да. — Родео на драконах! — Щас. Хотя… Поднять её в воздух во время церемонии фонарей? — Придержи эту идею! — воодушевлённо кивает Мерида. — Спуск в пещеру с сокровищами? — У неё же клаустрофобия, — напоминает Джек. — Большой Блинный день? — Покормите Джека, он же явно хочет жрать. — Ролевая игра? — задумчиво предполагает Иккинг, одной рукой расстёгивая сумку и доставая из неё гигантский сэндвич. Джек довольно урчит. Спустя полчаса и один сэндвич, с большим трудом поделенный на троих, обсуждение продолжается. С немного меньшим энтузиазмом, правда, зато завихрения идей выходят всё более неоднозначными. — …и потом её встречает колдунья и предлагает выбрать из семи флаконов с зельями правильный… — И во всех семи на самом деле ром? — Уйди. Но я вообще думал про глинтвейн. И тут она должна совместить резинового цыплёнка, верёвку, вертушку, пачку пластилина и… — Стоп. — Что? — И она должна догадаться использовать всё это?! Вы бы догадались? Серьёзно? Джек и Иккинг недоумённо переглядываются. — Да, — отвечают хором. Мерида просто ложится носом в траву. — И мы должны рассчитать так, чтобы оказаться у колдуньи за десять минут до запуска фонарей. — И причём это должно быть совершенно тухлое место! Где-то под третьим мостом за левой подворотней после заброшенной голубятни. Чтобы она начала думать, что не успеет на церемонию, что опять всё наперекосяк… — И чтобы даже не было понятно, что на самом деле она в центре города. — В канализации, что ли?! — Придержи эту идею… Придержав желание повыть в воздух, Иккинг лохматит волосы. Причём почему-то Джеку. Ему так лучше думается, он говорит. — И в финале Джек на Беззубике подхватывает её и поднимает в воздух. Ровно в тот же момент, когда начинают подниматься фонари. — Почему я и почему на Беззубике? – озадаченно спрашивает Джек – с некоторым запозданием из-за чутких пальцев, бездумно перебирающих его волосы. — В темноте он будет почти невидимым. А когда ты посадишь её в седло, она всё-таки поймёт, что это Беззубик и она в безопасности, а если ты просто так подкрадёшься невидимкой и утащишь её в воздух, этот вопль услышит всё королевство, и вопить, кстати, будет не она! В общем, у них даже получается каким-то чудом рабочий план. Небольшие сомнения выхывает только распределение ролей – Мерида оказывается колдуньей, Стражем Ворот и Большим Трухлявым Пнём, Джек задумчиво прикидывает, где ему достать костюм капитана дирижабля и кольчугу короля эльфов, а Иккинг всерьёз намеревается связать на спицах облачение монахини. Остаётся, собственно, последний вопрос… — ПОЧЕМУ. ВСЕГДА. Я. Иккинг смотрит на стол, заваленный снедью, с видом человека, у которого в жизни уже никогда не будет ничего хорошего, и как-то всё упускает из вида, в какой момент Джек с Меридой не только определились, что праздничный торт печёт он, но и растворились в воздухе. Торт. В виде замка. В виде замка Короны. Спасибо, в масштабе. Проблемы начинаются даже не с собственно процесса выпечки — изучив книги на полке в кухне замка и проанализировав более или менее похожие рецепты, Иккинг приходит к выводу, что до вечера успеет. Что его беспокоит больше — как сделать так, чтобы башни вышли ровными и не разваливались. Его собственных навыков лепки хватает на довольно неаппетитного вида горки, угрожающе покачивающиеся и подтаивающие снизу. — Нет, ну почему я? — страдальчески задаёт Иккинг вопрос потолку. Потолок ответом не удостаивает. Но спустя два ведра загубленного теста, вполне неплохой сахарной мастики и не особо удавшегося, но вполне ароматного марципана Иккинг понимает, что пора сдаваться. Нет, ну как сказать. Он не против того, что Джек всё-таки появляется (обвешанный серпантином и разномастными шарфами, с конца одного из которых почему-то свисает Паскаль, и Иккинг подозревает, что шарф принадлежит Рапунцель и отбит был в неравном бою). Но с недавних пор у них намечаются небольшие проблемы с пребыванием наедине, и когда Джек, холодный, быстрый и чуть более порывистый, чем обычно, налетает сзади и, сложив локти на Иккинга, перегибается через его плечо, дыша в ухо... в общем, Иккинг понимает, кто и почему настоял на разделении труда. Способность мыслить из его головы испаряется. — Если я скажу тебе уйти, ты ж не уйдешь? — чуть хрипло интересуется он. — Неа. — Это я так, проверить на всякий случай. — Ну и к тому же есть у меня одна идея. Но понадобится мороженое. — Джек задумчиво кивает на старый гончарный круг Рапунцель. — Много мороженого. Каким-то образом… это оказывается вполне неплохим выходом. Джек опускается на пол перед гончарным кругом и пристально следит за руками Иккинга. Под его взглядом он начинает вполне ожидаемо сбиваться. — Спокойно, — он внезапно ловит ладони Иккинга, останавливает их на шарике мороженого и удерживает. — Расслабь пальцы. И когда Иккинг слушается, Джек склоняется ближе и тихо протяжно дышит ему на руки, как делал бы кто-то, кто пытается согреть замёрзшего человека. Работает — его от прикосновения холодного дыхания резко бросает в такой жар, что голову ведёт хуже, чем от тягучего густого вина. Мороженое под пальцами мгновенно застывает, превращаясь в послушную ему массу. В общем, как и он сам. Джек поднимается и садится на табурет позади него. — Когда будешь готов, — выдыхает на ухо, — нажми на педаль. А потом его руки накрывают пальцы Иккинга. В задачу Мериды входит отвлекать Рапунцель от мыслей о дворцовой кухне. Мерида задачу с блеском заваливает, когда они проходят мимо окон и случайно заглядывают внутрь. Рапунцель медленно зажимает рот ладонью, очень стараясь не выпустить наружу ни единого судорожного выдоха. Мерида роняет голову ей на плечо. — Собственно, поэтому я и убеждала Джека ему не помогать. Их же нельзя вдвоём оставлять. — Зато смотри, до них действительно дошло. — А я не сомневалась, что дойдёт, у меня вопрос был не в том, да или нет, а в том, когда и как… За стеклом по-прежнему слишком заняты. Пальцы Джека медленно скользят между пальцами Иккинга, гладят костяшки, кружат по запястьям. Иккинг не произносит ни слова — сложно, в общем, говорить, прикусив губы и сдерживая дрожь от непрекращающихся прикосновений существа вообще без понятий о личном пространстве и границах. Самое ужасное — при этом всём они действительно делают торт. Ровные круглые башенки одна за другой поднимается между двумя парами переплетённых рук. — Они хоть знают, как выглядят со стороны? — выдыхает Рапунцель. — Ну за одного головой ручаюсь, а… — у Мериды тоже проблемы с дыханием. — А Джек — да нет, ну что ты… За окном Джек, не прекращая крепко и уверенно фиксировать на месте руки Иккинга, опускает голову и утыкается носом ему в ямку между шеей и плечом. — Нам не следует на это смотреть, да? — слабым голосом уточняет Рапунцель, глядя, как Иккинг, не выдерживая, откидывает назад голову. — Угу. Я вообще тебя должна отвлекать, чтобы ты этого не видела, торт они делают тебе на день рождения. — Я не вполне уверена, что смогу его есть, зная подробности процесса приготовления... — Я вот прямо чувствую, что мы должны отвернуться. — Мерида вздрагивает и прячет лицо в плече Рапунцель, почти зеркально повторяя позу Джека и Иккинга. — О дьявол. Рапунцель захлебывается дыханием, когда Джек поворачивает к себе Иккинга. И в ту секунду, когда он открывает глаза, глядя прямо на галёрку за окном, стекло затягивает морозным узором. А с крыши за шиворот просыпается горсть отменно холодного и колкого снега. На стекле проступают буквы. "А ведь могла и сосулька упасть. Не благодарите! Брысь." Мерида насмешливо фыркает, не разжимая, впрочем, рук на талии Рапунцель. — Можно подумать, он не знал. И ему не было всё равно! Рапунцель улыбается. — Ему-то было. Не всё равно Иккингу. И Джек это знает. В итоге всё слишком странно. Хотя и в начале иначе не было, так с чего бы итогу быть другим? Опаздывают они совершенно безнадежно. Дверь кухни наутро оказывается заклинившей, и двадцать ужасающих минут уходит на то, чтобы вывинтить замок с помощью венчика для взбивания, ручки от сковороды и стамески. Джек, пока Иккинг в очень измятой рубашке применяет правило рычага, занят спешным изготовлением короны короля эльфов. Выходит, в общем, похоже. Они договариваются никогда не упоминать того, что она сделана из метлы. Колдунья, проспавшая пару лишних часов в комнате принцессы и надевшая случайно её ночную рубашку, успевает настолько замерзнуть под мостом, что из семи флаконов с глинтвейном остается три. Беззубик просто сбрасывает Джека. Но Рапунцель — в венке из яблоневых веток, с сажей на носу и слегка подпаленными волосами — счастлива. И когда вокруг неё со всех сторон поднимаются чудесные горящие фонари, а глаза блестят от выступивших от восторга слёз, звёздная команда дегенератов решает, что всё-таки справилась. А конюшню отстроить можно. Потом. Наверное.