Неотправленное послание

Привет, Джош. Давно мы с тобой не говорили по-настоящему, да? Так давно, что я и не вспомню, когда это было в последний раз. Быть может, перед этой злосчастной битвой. Но были ли это мы? Курьер сегодня приходила ко мне. Она была одета так, как ты. До чего уморительно на ней смотрятся эти твои брюки! Ты же выше ее на целую голову. Я ей ничего не сказал. Но я помню. Знаешь, о чем я еще помню? О том, что ты всегда звал меня по имени. Давно я не слышал, чтобы кто-то отстранялся от моего титула при обращении. Никто не знает Эдварда Сэллоу. Никто его не помнит. Но — и не пререкайся! — ты не забыл. Мы оба помним, как Билл прятался за нашими спинами, когда по пути нам встречался очередной зверь. Как я еженощно у костра рассказывал вам обоим про какую-то свою очередную любовницу, оставшуюся в Могильнике, как и другие; ведь тогда я и их помнил, а теперь даже не представляю, как они выглядели. Как ты закатывал глаза, когда я в очередной раз отказывался выслушивать твои нравоучения и лекции; да-да, самые настоящие лекции. Ты никогда не мог признать, что, даже обучая меня диалектам этого сброда, ты ни капли не похож на настоящего преподавателя. Ты им и не был. Но ты был моим другом. Знаешь, я думаю, у меня рак. Вечно трещит голова, я постоянно отключаюсь, мне тяжело ходить, мне иногда даже думать больно, а что-то стирается из памяти. Я иногда даже забываю, о чем мне доносит Вульпес. Ты никому не расскажешь, я знаю. Не расскажешь о том, что я боюсь. Боюсь однажды не проснуться — оттого и отвратительно сплю. Постоянно вижу кошмары. Боюсь однажды забыть, все забыть. Но в кошмарах я вижу тебя. «Воздайте кесарю кесарево, а божье богу,» — говорил ты. Знаешь, наверное, сейчас я понимаю, что имелось ввиду в твоей книге. Надеюсь, понимаешь и ты. Уж не знаю насчет бога, но я свое точно получил. Мы оба получили. Но вместе с тем не получили ничего вовсе. Где ты теперь? Молчи, я знаю. И знаю, что ты всегда любил отвечать на риторические вопросы. И каково тебе там? Твои Мертвые лошади никого тебе не напоминают? Быть может, они и не пленили тебя, и выходы у тебя есть, но ты не делаешь другого выбора. Знаешь, что такое Легион? Я и ты. Эдвард Сэллоу и Джошуа Грэм. Цезарь и... к черту, Легат Грэм. Кровь и огонь. Ты можешь сколь угодно долго сидеть в своей пещере, притворяясь святейшим мессией. Но Легион из тебя не вымыть кровью, к чему стремишься ты, и не выжечь пламенем, что испробовал я. И мы до сих пор страдаем вместе, Джош. Один из моих фрументариев видел, как ты мучаешься, снимая бинты. Твои раны как будто бы не затянулись и вот-вот загорятся вновь. Я чувствую то же самое внутри своей головы: как будто бы вместо мозга у меня в черепе раскаленные уголья, которые с минуты на минуту должны стать настоящим костром. Тем костром, у которого мы сидели. Я старею, Джош, я начал отчетливо это понимать. Хоть я мало о чем жалею, я хотел бы, чтобы нам с тобой снова было по двадцать с небольшим. Да, пускай я поступал бы ровно так же, говорил бы те же слова и лелеял бы те же мечты. Но мы бы снова сидели у костра и обсуждали моих недавних на тот момент любовниц. Я и теперь могу рассказать тебе про приглянувшуюся мне женщину. Слушай: весьма странная девица, глупая, но любопытная и очень миловидная, хотя и жутко тощая, и левой руки у нее нет. Я прозвал ее Фелисой — чем-то она напоминает мне кошку. Рассказываю ей иногда какие-то занятные вещи из философии или истории. Слушает внимательно, но задает множество идиотских вопросов и едва ли до конца понимает, о чем я. Кроме того, она такая блядь по натуре. Чем-то хорошо, чем-то плохо, а в общем-то — все равно. Как о человеке мало что могу о ней сказать. Но одно точно: в отличие от нас с тобой, изнутри она еще не до конца прогнила. Не сказать, что я чувствую угрызения совести. Это скорее тоска, сожаление, ностальгия. Отчасти какая-то вариация на тему чувства долга. Я должен — и что-то, и кому-то. Насчёт «кому-то», в первую очередь, себе и Легиону. А значит, и тебе. Должен ли я тебе признание вины или скорую смерть? Так или иначе, последнее тебя точно настигнет. Мы оба не молодеем; рано или поздно твои руки ослабнут настолько, что ты не сможешь держать в них пистолет, а крепких молодых легионеров — десятки и даже сотни. Последнее время меня слишком часто настигают мысли о смерти, как я уже писал выше. Но знаешь, что я думаю? Мы все-таки погибли тогда в плену у Черноногов. Зато родились другие люди: Цезарь и Мальпаисский Легат. Да, названы так мы будем позже, но Легион взял свое начало именно тогда, а значит, и мы с тобой явились чем-то совсем иным, иным и единым. Давно, очень давно никто не звал меня именем, данным мне матерью. И порой я задумываюсь, а принадлежит ли оно мне? Вижу иногда свое отражение и думаю: неужто это я? Шучу про себя, чтобы не подохнуть от тоски: наверное, Эдвард Сэллоу — это тот юный красавец с угольной гривой на голове, а Цезарь — почти лысый мужчина, гордый и статный, давным-давно растерявший в походах все свое ребячество. И вправду, вдруг дело в волосах? Потом (к счастью, я не выжил из ума) отдаю себе отчет в том, что шутка не смешная ни черта. Но ты бы посмеялся. Я могу быть откровенным с тобой, Джошуа Грэм. А потому скажу, что горд тем, что построил. Мы построили. Еще не совершенная, но великолепная живая машина. Это наше детище, и оно будет жить, даже когда нас не станет. Легион будет иным, но он устоит. Как устоял четыре года назад. Устоит назло тебе, назло мне. И, конечно, назло плутократским дегенератам, хотя об этом можно было не упоминать. Легион априори сильнее. А Легион Новый будет сильнее и нас с тобой. Мне тяжело размышлять о его судьбе, уже через несколько минут мне становится обидно, что я едва ли смогу проследить за тем, как флаг Быка возвысится над Могильником. А ты тем более не сможешь. Если в твоей книге правда (а в минуты уныния я поневоле задумываюсь об этом), то, быть может, откуда-нибудь из преисподней будет неплохой вид на Калифорнию. Мы жили совсем не по заветам Джошуа Грэма, совсем не по воспитанию Эдварда Сэллоу. Но мы жили, и мы стали сильнее. Благодаря Легиону. Не забывай об этом, Джош. Не вздумай об этом забыть! Я все еще зол на тебя, я все еще возлагаю на тебя вину за поражение. Но знаешь... Тебя бы не было без меня, как и наоборот. Тебя здесь не хватает. Тебя мне не хватает. Но я приказываю тебе оставаться там. А я и дальше стану подбрасывать монету, гадая, умрешь ты наконец или нет. Це Эдвард Сэллоу