Usual morning lineup

Она всегда просыпается первой, безошибочно открывая глаза в ту секунду, как только самые тонкие и прозрачные лучи начинают гладить грубый камень подоконника – будто не может иначе, будто само пробуждающееся солнце зовёт её за собой. Мерида ещё дремлет – пылающее облако на подушке, непослушный локон легонько щекочет нежную кожу – и только сквозь сон тянет ладонь куда-то, где, она знает, точно должна быть Рапунцель. Рапунцель тянется, жмурится, когда рассвет целует её ресницы, выгибается, течёт по постели золотистым сияющим лучом, сама вся – солнце, от светлой кожи до мерцающих волн волос – и на мгновение замирает и улыбается, как только пальцы Мериды дотягиваются до короткого тёмного завитка у шеи, и подаётся навстречу прикосновению, запрокидывая голову назад. А рука сонно падает куда-то в подушки. Рапунцель собирает волосы, увязывая их в тяжёлый пучок, откидывается в одеяла и лежит, нежась, целую маленькую бесконечность, пока сломавшиеся о витраж в окне разноцветные лучи солнца гладят её лицо. И пока прокравшаяся через одеяльные горы ладонь Мериды не пробирается между постелью и её спиной. Рапунцель позволяет ей пробежать самыми кончиками пальцев по рёбрам. Медленно, почти неощутимо обвести грудь. И скользнуть по животу – так, что в ответ хочется выгнуться, так сладко-сладко тянет сразу навстречу, так светит в глаза зацеловывающее кожу солнце... Тихо вскрикнув от яркой вспышки проникающего сквозь всё тело удовольствия, Рапунцель тут же зарывается лицом в складки одеял – и, прикусив губы и быстро шлёпнув Мериду по ладони, ловит её запястья и притягивает к себе близко-близко. – Ты понимаешь, да, что за одной стенкой сейчас спит твоя служанка, а за другой не спят все твои братья?.. – шепчет она, прижимаясь губами к не тронутой веснушками впадинке сливочного цвета у плеча Мериды, и Мерида дрожит, и покрывается мурашками с кончиков пальцев до макушки, и вжимается сильнее в Рапунцель, горячая, и какая же нежная... – Я да. А ты? – выдыхает она, когда Рапунцель прикусывает её шею – легонько, совсем легонько, но если знать нужное место – а Рапунцель уже знает – и не выдерживает, выпускает стон, сразу кусая край подушки и длинно вздрагивая. Вместо ответа Рапунцель осторожно накрывает её рот ладонью, и Мерида зажмуривается, выдыхая в сомкнутые пальцы на губах, зажмуривается крепко-крепко, замирая от ожидания... а потом вторая ладонь скользит между ярко-рыжими завитками. – Иди ко мне, – тихо-тихо шепчет Рапунцель туда же, в сливочное, невеснушчатое, медленно двигая рукой, – моя нежная, моя хорошая, моя рыжая, – надавливая, сжимая, гладя горячее и шёлковое под пальцами, пробираясь меж кудряшек, – ещё немножко, ты такая красивая сейчас... – и что-то ещё такое же ласкающее и бессвязное, когда ладонь становится влажной, и слов не остаётся уже, остаётся – с каждым движением скользить по ней, бёдрами по бёдрам, чтобы сильнее, ещё сильнее, запутываться в одеялах, запутываться друг в друге, дышать в пахнущие скошенной травой волосы, слышать, как дышит она, коротко, быстро, горячо-горячо... И когда Мерида резко, судорожно вытягивается в струну, и звенящей струной стонет, не разжимая губ, Рапунцель утыкается лицом в её волосы и целует, и убирает ладони, медленно-медленно ведя по отзывающемуся ещё на каждое движение телу. А потом Мерида змейкой разворачивается к ней и, всё ещё тяжело дыша, опускается ей на бёдра, раскрываясь, заставляя раскрыться в ответ, и толкается навстречу, и трётся, вжимается, и снова трётся, и тянет Рапунцель на себя, и она поддаётся, и течёт по Мериде расплавленным золотом... И тяжёлый узел волос распадается сияющей рекой, тёплым водопадом скрывая их обеих, вздрагивающих, задохнувшихся, смеющихся друг другу в раскрасневшиеся губы. И окна заливает взошедшим солнцем. – Родители скоро вернутся? – сонно спрашивает Рапунцель, гладя пальцы Мериды и переплетая их со своими. – Сегодня, – мурлыкнув, Мерида утыкается в золотистую макушку носом. – И сегодня я им и скажу. Отец, наверное, рехнётся... на радостях. – Мм? – Меня не надо отдавать ни одному из этих никудышных женихов-завоевателей, – смеётся она, – а я достойная дочь Данброха и сама нашла свою принцессу. Он одобрит. На слове "свою" Рапунцель жмурится и целует её под грудью. Мерида чуть прерывисто выдыхает. – А мама? Мерида долго молчит, глядя на разноцветные отсветы витража на тёплой смятой постели. – А маме ты расскажешь о своём генеалогическом древе. Можно с картинками. И, подумав ещё секунду: – И пообещаешь не печь кексов.