Oidhre

Как только Том начал спускаться в Тайную комнату, он понял: что-то неладно. Вернулся затхлый запах сырости, от которого ему изначально удалось избавиться; каменные стены подземелья вновь потемнели от влаги. Он замер на последней ступени и коротким взмахом палочки проверил комнату, в котором был заперт Василиск: чары оставались на месте. Только тогда Риддл двинулся в противоположную сторону — в настоящую Тайную комнату. В расшифрованных им записях, благодаря которым Том узнал о её расположении, писалось, что в своё время Салазар Слизерин создал комнату для того, чтобы скрыть здесь Василиска. В действительности комната, в которой был заперт Василиск, была скорее резервуаром, в то время как другая имела вид гораздо благоприятнее. Она походила на кабинет. Более того — в ней даже хранились фолианты. Такие, к которым без тщательной проверки Том не стал и приближаться. Большая их часть была в непригодном состоянии: в сыром подземелье за тысячелетие они попросту сгнили. Риддл не поверил тому, что Салазар Слизерин сознательно оставил их в таком виде — без хотя бы защищающих от влаги чар. (Только если Слизерин и не собирался их там так оставлять, думал он.) Том чувствует, как слегка нагревается древко палочки, и произносит на парселтанге пароль. Ему нравится змеиный язык. Но стоит Риддлу увидеть, во что превратилась комната, у него темнеет в глазах от ярости: она вновь выглядит так же, как и месяц назад, когда он только её нашёл. На обклеенных обоями стенах бесчисленное количество плесени, шкаф с книгами перевёрнут вверх дном, рабочий стол завален всяким хламом. Риддл обращает внимание на сползшую чуть поодаль по стене девочку: она не в форме и даже в общем не похожа на студентку Хогвартса. Странного вида одежда и несобранные длинные волосы совершенно не вяжутся с образом здешних девушек. Том медленно двигается в её сторону и кончиком палочки приподнимает её подбородок, заглядывая в полуприкрытые глаза. Он собирается позвать неизвестную девчонку и уже позволяет фальшивому беспокойству проступить на своём лице, когда его внезапно дёргают вперед: Риддл чувствует, как кулак врезается ему в скулу. Том отшатывается, мгновенно отшвыривая её заклинанием. Что эта девица вытворяет? Риддл терпеть не мог маггловскую манеру без разбора кидаться с кулаками, это невыносимо напоминало ему приют, где обыденным делом для детей было бросаться в драку, а для воспитательниц — раздавать пощечины. Всё это было так... по-плебейски. Когда девочка приподнимается на локтях, Том замечает, что она шепчет себе что-то под нос, и выглядит это так, будто она читает очень длинное заклинание. Или точнее — насылает проклятье. Том быстро отправляет в её сторону парализующее, но эффект оказывается неожиданным: луч рассеивается и окутывает девчонку серебристой пеленой — в точности повторяя очертания её тела. Как если бы щит возникал не ограждающей стеной, а плотными доспехами. Девочка поднимается с пола, а эта пелена всё ещё продолжает мерцать. Девочка делает шаг в его сторону, и Риддл уже было посылает в неё другое заклинание, когда внезапно осознаёт: он обездвижен. Кажется, что за эту долю секунды его зрение становится острее в стократ. — Кто. Ты. Такая. Он произносит это четким, ледяным тоном, и только мелькнувшая в сознании мысль о том, как он раздробил бы девчонке руку, не позволяет бушующей ярости хоть как-то отразиться на его лице. Девица лишь качает головой и чуть хмурится. Она в смятении. Риддл ядовито интересуется: — Кто сказал тебе, что проникновение в чужую собственность является признаком хорошего тона? — Не ты владелец, — отвечает она вдруг отрывисто. Голос чуть хриплый, как если бы её какое-то время душили. Том знает, как могут звучать люди после этого. — Разве? — бросает он в свою очередь коротко. — Я – единственный наследник Салазара Слизерина. — Да, — девчонка отвечает ему с неожиданной тоской. — Ты. Это становится последним, что Риддл слышит, прежде чем всё медленно заволакивает тьмой. В следующий раз Том увидит её через неделю в Большом зале. Еву Колетт распределят на Рэйвенкло. • Она появляется там, где не должна быть. Однажды они сталкиваются в коридоре, когда Риддл с Яксли приводят в чувство зарвавшегося Эйвери. Стоят заглушающие чары, но Том всё равно не повышает голоса: Эйвери нужно понять своё место. Колетт останавливается у противоположной стены и, подпирая её плечом, спокойно смотрит в их сторону. — Том?.. — начинает Яксли вопросительно. Риддл раздумывает не дольше секунды. — Уходите, — говорит он и имеет в виду Эйвери и самого Яксли. Он внимательно наблюдает за тем, как Колетт расслабленно провожает их взглядом. — Так... Кто же ты такая? — Том позволяет себе усмешку. Он собирается применить легилименцию. Но прежде, чем Риддл успевает сделать шаг навстречу, глаза Колетт вспыхивают золотом: она резко поворачивается, вытягивая вперёд руку. В другом конце коридора стоит Лестрейндж, и кажется, размышляет над тем, какое заклинание наложить на Колетт. Видимо, он стоял там всё время, что Риддл и Яксли разговаривали с Эйвери, с раздражением думает Том. Он едва удерживается от того, чтобы не цокнуть: неужели Рэйнард решил, что сейчас ему может понадобиться помощь с девчонкой? Колетт вдруг начинает читать заклинание. Нараспев и так естественно. Это похоже на древний язык, и Том с неприязнью понимает, что даже не может его определить. Лестрейндж так и замирает с направленной на Колетт палочкой и мрачной решимостью в глазах. Сначала Том думает, что это просто неизвестная ему форма парализующего, но потом замечает: в оконном проёме застыла птица. В полёте. — Ты приостановила время, — Риддл не спрашивает. Он не допускает мыслей в духе “это невозможно”, потому что он понимает: возможности магии простираются за пределы того, что ему известно. Пока. — Лишь отчасти, — отвечает Колетт. — Магия времени неподвластна никому и ничему. Последнее она произносит заметно отчетливее. — Что тогда? — Позволение, — говорит Колетт просто. Том не думает, что она издевается над ним, и только это заставляет его сдерживать своё раздражение. Риддл уже готов поинтересоваться, как же, между тем, она оказалась в Тайной комнате за неделю до своего поступления, но Колетт добавляет: — Магия подразумевает баланс, — она не звучит ни поучительно, ни надменно. Напротив, её голос почти мягкий. — Равновесие. Магия не допустит больше необходимого. Том видит, как она на секунду заминается и оглядывает коридор. — Узнаешь, наследник, — говорит Колетт неожиданно. — Должен. Но Риддл отчего-то ощущает отголосок горечи — может, не в словах, а в ней самой, — и даже подаётся чуть вперед, чтобы рассмотреть внимательнее выражение её лица, но Колетт к тому моменту уже разворачивается. Лестрейндж приходит в себя через минуту. Том, разумеется, не собирается ему ничего объяснять. • — Ты не понимаешь, — произносит Колетт медленно. — Магия для тебя лишь инструмент. До тех пор, пока это остаётся так, ты будешь жестоко, жестоко ошибаться. Они сидят в Выручай-комнате, и на этот раз на комнату она не похожа: потолок слишком высокий, и стены каменные — однако как если бы они находились не в Хогвартсе, а в совершенно другом замке. Отдавало чем-то Средневековым. Том посмотрел на Колетт — странное сочетание почти золотисто-карих глаз и светлых волос. — Это не так. Я уважаю магию, — Риддл не стал говорить ей, что на самом деле чувствует всякий раз самое что ни на есть восхищение. — Как то, чем ты владеешь, — качнула Колетт головой. Том не стал ей отвечать. Он не видел смысла в её словах: они, волшебники, были наделены магией, обладали ею, когда как те же магглы — недостойные — нет. Всё просто. Колетт неожиданно говорит: — Ты можешь посмотреть. Риддл на это невольно прищуривается. Легиллименция? Знает ли она, что он собирался сделать тогда в коридоре? Спустя минуту он всё же поднимается со своего места и подходит к Колетт почти вплотную, всматриваясь в выражение её лица: спокойное, ровное. Однако в её взгляде он снова замечает эту... непонятную тоску, засевшую в глубине глаз. Направленную явно не на него. Тома отвлекает прикосновение: одной рукой Колетт дотрагивается до его запястья (зачем?), а другой закрывает ему глаза. Это похоже на водоворот, затягивающей его с каждой долей секунды всё больше; Том перестает ощущать прохладу чужой ладони и его окатывает разом: запах влажной листвы, жар от костра… Понемногу головокружение проходит, и он видит: отблеск кольчуги, остриё меча; Колетт стоит перед драконом, касаясь его кончиками пальцев; она оборачивается и выжидательно смотрит в сторону человека позади неё; когда он кивает, она склоняет перед драконом голову; плотный туман пронизывает верхушки гор, Колетт стоит в одиночку на самом краю и не отрывает взгляда от неба; она сосредоточенно поднимает руку и на месте, куда она указывает, начинает образовываться ураган; Колетт вновь с тем же человеком, что и в первый раз: он незамысловатыми движениями пальцев на расстоянии продевает нити через жёлуди (Том слабо припоминает: в кельтской мифологии это означает защиту); Колетт, всматриваясь в громадную рукопись, что-то нараспев читает читает; они в сумрачной долине, впереди высоченный рябиновый костёр; Риддл кожей чувствует покалывающую магию, в ушах отдаётся треск горящих в огне веток — напряжённый, опасный; Колетт проходит сквозь костёр; Том оказывается неподалёку от озера — водная гладь кажется ему стальной; краем глаза он замечает лес и осознаёт, что находится на территории Хогвартса, только... всё выглядит иначе. Он обращает внимание на шестерых людей, стоящих полукругом: Колетт, тот же мужчина, что появлялся раньше, и... Взгляд цепляется за чёрные волосы, стянутые лентой: весь вид этого человека источает благородство, и, оказавшись чуть ближе, Риддл понимает. Салазар Слизерин. Том не знает, что он хочет найти в его лице, но оно отражает лишь спокойствие и умиротворенность. По правую руку с достоинством стоит другой мужчина — Годрик Гриффиндор — высокий, со смеющимися глазами. Риддл признаёт Хельгу Хаффлпафф и Ровену Рэйвенкло в двух женщинах, что разворачивают свёрток. Они вчетвером и неизвестный мужчина с Колетт протягивают к центру руку — ладонью к грозовому небу. Они приносят клятву, и картинка вновь начинает меняться. Том видит ритуалы, Том видит признание, Том видит баланс. Магия благоволит. Он приходит в себя и даже через плотную ткань мантии и рубашки чувствует жар. Ему кажется, что каменные стены замка горят изнутри. Он старается перевести дыхание как можно незаметнее. — Видишь? — спрашивает Колетт. Она впервые за всё время улыбается. • Риддл не может даже себе сказать, что конкретно дало ему это знание, однако он понимает: что-то неуловимо изменилось, и изменилось бесповоротно. И дело далеко не в том, что воспоминания Колетт о столь древней магии привнесли в его собственное восприятие. Сейчас Том знает, что словно с её появлением чудом избежал ошибки, которую совершил бы однажды. Целой череды ошибок. Риддл вспоминает ледяную ярость, окатившую его при встречи полтора месяца назад, вспоминает своё отвращение к неизвестной девчонке, которая вторглась в Тайную комната и из-за которой та вновь была разгромлена, — и Том не может соотнести это нелепое первое впечатление с тем, что он видит в Колетт сейчас. Какую силу, какие знания. Она по-прежнему находится неподалёку: рассматривает в другом углу запретной секции книги, когда Том появляется там ночью; встречает его в заброшенных классах и колдует; прикрывает глаза, расслабленно сидя на столе, пока он читает заклинание на гэлике. Она едва разговаривает с ним о том, что было в той — настоящей — её жизни. При основателях. — Ваше время — закат древней магии, — просто говорит она ему однажды. Колетт не нужно показывать что-то ещё. Том знает. Том чувствует, что до последнего момента часть его намерений была... ошибочной. Он не обладал всей информацией, и поэтому едва не начал идти в неверном направлении. Но сейчас — сейчас он знает. • — Останься. Риддл думает о том, сколько ещё он мог бы узнать от Колетт. Даже спустя целое тысячелетие сам Хогвартс откликается на её магию, и — Риддл никогда бы не подумал, что скажет это, — замок чувствует её, принимает. Колетт приоткрыла ему завесу древней магии и... Риддл был готов признать свою благодарность ей за это. Сколько, однако, остаётся ещё вещей, о которых он мог бы узнать. Колетт с мягкой улыбкой качает головой. Она молча подходит к нему, заглядывая в глаза, и Риддл вновь ощущает искрящуюся в ней магию: не осознавая, он проводит пальцами по её щеке. Колетт подаётся вперёд и касается лбом его лба. — Помни, наследник, — шепчет она. Тогда Колетт исчезает. Никто о ней не говорит: Яксли прекращает задавать свои уточняющие вопросы, место в глубине класса отныне не занято вновь — в каждом из них. Евы Колетт никогда и не существовало. Теперь. Тому неизвестно, какие именно вещи подвигли её оказаться здесь. Что она должна была узнать в своём времени, — о нем самом, о магии, — чтобы принять решение попасть в Хогвартс другого тысячелетия. Она изменила то, что было необходимо, это очевидно, — и Том не стал выяснять, что конкретно. То будущее уже не наступит, а значит, оно несущественно. У Тома есть более реальные цели. • Никто не помнит Колетт. Помнит Риддл и Хогвартс.