Молоко

      «С уважением, Директор Орсон Кренник».       На часах — три утра, за окном — глухая темнота далёкого космоса, в который занесло его Разрушитель по приказу, отдачу которого он не помнит. Злосчастный отчёт Таркину (куда же без старого негодяя) наконец дописан. Кренник вдавливает кнопку отправки с такой злостью, что едва не ломает её, с наслаждением слушает короткую трель, означающую, что письмо доставлено. Он откатывает кресло подальше от рабочего стола и стягивает с покрытого холодным потом лба чёрную кепи.       Он устал, устал от бесконечной работы, от вьющихся вокруг него людей, на которых у него нет времени. Устал от чёрно-белого мельтешения штурмовиков перед глазами и визга истребителей за окном. Устал от задержек и неопределённости, от того, что работа над проектом, нет, Проектом, усложняется с каждым днём. Его измучили вечные требования верхушки. Таркин, Юларен, Мотти, Амедда, да ещё и постоянный страх неудачи перед Императором и Вейдером, которая выльется, по слухам, в удушение на глазах у подчинённых — всего этого слишком много для одного директора.       И поэтому его форма не отутюжена до последней складочки, как у этакого перфекциониста гранд-моффа, и поэтому под глазами цвета грозового неба вечно набухают мешки, и поэтому он всё не может избавиться от привычки нервно теребить чёрную лаковую кожу перчаток, когда ему предстоит беседа с начальством.       Он бледнеет, внезапно хватается за голову: в висках выстреливает, и мигрень, как ленивый монстр, по-хозяйски расползается по голове, ищет слабые места, хватается за них своими лапами, и вот уже весь он в её власти. Он цокает языком, откидывается в кресле, вслепую нащупывая кнопку вызова адъютанта. Перед глазами всё белеет, дышать становится тяжелее — он погружается в туман. Нет, в молоко.       — Ксандер, принеси каф и таблетки. И молоко, молоко захвати, — голос осип, говорить больно. Он хочет лишь спать, но с зудящей в голове болью глаз не сомкнуть. Кренник завершает звонок и расстёгивает верхнюю пуговицу, снимает с дрожащих рук перчатки. За окном тьма космоса светлеет, будто её разбавили сливками.       Дверь распахивается, и Кренник морщится, прикрывает глаза рукой. Ксандер нарушает священную темноту его комнаты, врывается внутрь, впуская с собой гудение механизмов, шум голосов, марш сапог штурмовиков по начищенному полу коридора и нестерпимо яркий свет. Он ставит на стол директора поднос, щёлкает каблуками, собираясь уходить.       — На будущее, стучи в дверь, — Кренник говорит совсем уже жалобно, неподобающе для офицера его ранга, но адъютант всё понимает. По крайней мере, ведёт себя так, будто понимает.       — Извините, директор. Буду знать.       Он откланивается, перед этим несколько заботливо вытащив из футляра с таблетками нужную дозу и положив на салфетку рядом с чашкой кафа. Дверь закрывается почти что бесшумно, и звуки снаружи постепенно утихают. Видно, Ксандер попросил не шуметь. Оставшись в блаженном одиночестве, Кренник заглатывает спасительные таблетки, как свою последнюю надежду, запивает крепким кафом. Тёплое молоко он оставляет напоследок.       Когда-то, ещё ребёнком, бабушка всегда давала ему тёплое молоко с мёдом, когда он болел, и, сидя с ногами в широком кресле в своём доме на Лексруле, он кутался в плед и читал отцовские инженерские пособия, поглядывая на проплывающие за окном корабли и мечтая однажды исследовать звёзды. До этого, будучи совсем маленьким, он играл с друзьями на деревянных палках, мечтая стать джедаем.       Сорок с лишним лет спустя он работает над величайшим в истории Галактики супероружием, звездой с сердцем из кайбер-кристаллов. Но детские мечты остались позади. Он не верит в Силу, считает её мистикой и слухами. А вот кристаллы реальны, и с их помощью вся Галактика скоро падёт под дланью Империи.       Каф начинает действовать, туман в голове потихоньку растворяется, но в глазах по-прежнему светло. Да, прямо как в молоке. Кренник отстёгивает плащ, стягивает пояс и сапоги и ложится на кровать прямо в форме, закутывается в одеяло с головой, как сорок лет назад. Голова раскалывается, будто её взорвал суперлазер. Нет, для лазера слишком медленно: мигрень просачивается во все уголки мозга, но не одним милостивым рывком, а постепенно, словно наслаждаясь его болью. Больше подойдёт работа пыточного дроида — директор наслышан об их печально известных способностях.       Под одеялом уютно и тепло, но неожиданно на него накатывает одиночество — настолько непреодолимое, что от него жутко.       Он один, потерявший всех старых друзей и так и не нашедший семью. Дружба с Галеном окончательно превратилась в прах после злополучного визита Кренника на Ла’му, и с тех пор их встречи сводятся к обмену отчётами, короткими разговорами о погоде и вежливыми кивками с плохо скрываемой неприязнью в глазах — Гален так и не простил его за Лиру, хотя с тех пор прошли годы. Заводить новых друзей на его посту — опасно. Доверять высшему командованию — значит, благодаря им, наверняка потерять доверие Императора. Семья будет только отвлекать его, отсрочивать Проект ещё больше, а он уже не может ждать, устав от бесконечной череды осложнений в работе. И вот что осталось у него теперь — высокая должность, невыносимая мигрень, тёплое молоко и далёкие воспоминания.       Он протягивает руку к чашке и залпом выпивает ещё не успевшее остыть молоко. Знакомый, но давно забытый вкус наполняет его, согревая изнутри. Зрение проясняется, туман в голове рассеивается, и космос за окном уже не кажется белым — только беспросветная чернота, куда ни глянь. Директор встаёт-таки с кровати и подходит к окну, отставив чашку обратно на стол.       Странно всё-таки, как круто повернулась его некогда спокойная жизнь. Он ещё помнит, как в пятнадцать лет поступил в Программу будущего Республики, как на первом же занятии случайно столкнулся с застенчивым, но талантливым соседом по парте, который оказался Галеном Эрсо. Помнит безумные гулянки, которые сам же и закатывал, и многочисленных очаровательных незнакомок, и первое повышение по работе. Помнит, как в день провозглашения Нового порядка они с Галеном и всем остальным отделением сидели перед головизором и молча смотрели выступление Палпатина в Сенате, не веря своим глазам. И благодаря тому дню он сейчас здесь — на борту своего собственного ИЗРа, командует Передовыми военными исследованиями, имеет в подчинении инженерных гениев со всей Империи. Харизма и умение управлять людьми всегда были его сильной стороной — так говорил Гален. Но всё равно ему чего-то не хватает. Может быть, поддержки в борьбе с наседающей конкуренцией. Или просто плеча друга.       Кренник рывком отходит от окна и садится за стол. Мигрень постепенно отступает, подавленная таблетками, освобождая его сознание от своих оков. Он вздыхает и придвигает к себе кипу бумаг, ждущую своего часа в углу стола. Но перед этим, прикусив губу и переборов секундный страх, набирает сообщение на голо-клавиатуре.       Получатель: Гален Эрсо       Текст: Есть разговор. Не по работе.       С уважением, Орсон Кренник.       Он ударяет по кнопке отправки, на секунду смотрит в пустоту и робко, отчуждённо улыбается, а в мыслях — надежда на лучшее, тёплая, как молоко.