***
Обычный весенний денёк в Сентфоре. Почти полдень. Солнце начинает припекать серую поверхность асфальта, отражается от водной глади маленького озера, того, что находится рядом с домом лесника, и просто распространяется в воздухе, начиняя его неведомым и едва уловимым ароматом счастья. Так пахнет пробуждение от зимней спячки. Молодые побеги зелёной травы едва-едва пробились из-под земли, деревья всё еще обнажены, кое-где слышится трель перелётных птиц. В маленький город штата Мэриленд возвращается жизнь. Сегодня у меня особенно приподнятое настроение — я предвкушаю перемены. Это такое тёплое, волнующее чувство, которое концентрируется в районе солнечного сплетения пушистым комочком и греет душу. Пушистым комочком? Вот, до чего доводят женщины. Усмехаюсь этой мысли. Cherchez la femme! * Только любимая способна рождать во мне подобные переживания. Моя маленькая принцесса. Этим утром в моё сознание вторгается ощущение острой необходимости увидеться с Сарой. Уже целых четыре месяца, как она живёт в Балтиморе. И я думаю о ней каждый чёртов день. Это хрупкое создание каждый новый миг умело проникает под кожу, выжигая на ней шрамы своей сказочной неповторимостью. Её глаза всегда со мной. Она присматривает за мной всё время, что мы пребываем в разлуке. Не даёт слететь с катушек в моменты тоски и отчаяния. Уберегает от необдуманных действий. Моя девочка у меня в сердце. И здесь. Я кладу руку на грудь, в то место, где под тканью трикотажной футболки навсегда запечатлены омуты её глаз. Тату, так мастерски набитая Микки. «План на сегодняшний день до безобразия прост: приехать в казино, чтобы предупредить Аарона об отлучке на пару дней, раздать указания подчинённым, а затем помчаться на полной скорости в Балтимор. Сегодня я ей всё расскажу, признаюсь в своих чувствах, и будь что будет.» — размышляю по пути к казино. Уже при подъезде к логову «Чёрных Драконов» внутри что-то начинает сжиматься. Неприятное, леденящее ощущение прокатывается волной по телу, застревая в горле и вызывая омерзительное чувство тошноты. Паркую байк и, слезая с него, начинаю осматриваться. Вроде, всё как обычно: мотоциклы членов банды ровным строем почивают на законных местах, посторонних нет, кругом звенящая тишина. Но днём тут всегда спокойно. И между тем, что-то не так. Внимание привлекает дверь — всегда закрытая на засов изнутри, сейчас — открыта на распашку. Заходи, кто хочет. Не к добру… Продолжая озираться по сторонам, осторожной поступью подхожу ко входу. Переступаю через порог и мгновенно чувствую металлический, вязкий запах — кровь. От уверенности в этом мороз пробегает по коже. Пытаюсь всмотреться в кромешную тьму, но глаза ещё не освоились во мраке после солнечного света. Мышечная память работает отменно, и я просто доверяюсь инстинктам. Рубильник со светом находится возле барной стойки, до него всего пару шагов. Двигаюсь в нужном направлении. Я почти у цели, когда мои ноги неожиданно во что-то упираются, и я падаю, теряя равновесие. На полу что-то мокрое и едва тёплое. Поднимаю руку вверх и тяну на себя рубильник…***
Вы когда-нибудь задумывались о том, как заканчивается жизнь? Как люди уходят из этой сраной жизни? Я часто об этом думал, ведь моя деятельность всегда была сопряжена с высоким риском помереть неестественным путём. Я представлял, как меня подстрелят на очередных разборках, при попытке ограбить ювелирный магазин, при попытке сопротивления во время ареста… — множество различных ситуаций, локаций, людей, приводящих в исполнение мой смертный приговор. Только причина вечного успокоения всегда была одна и та же — пуля в моей голове, разрывающая тонкую нейронную сеть. Поэтому даже помыслить не мог, что моя жизнь оборвётся гораздо раньше, чем остановится сердце…***
Загорается свет, и я обнаруживаю на своих руках кровь. Мои догадки верны. Чёрт! Подо мной целая лужа алой жидкости. Джинсы благодарно впитывают влагу, расцветая тёмными пятнами. В голове пульсирует лишь один вопрос: «Чья это кровь?» — перевожу взгляд и вижу, что в нескольких десятках сантиметров от меня лежит Бурый. Он без сознания. Бросаюсь к нему и шарю руками по уже холодной шее. — Ну же, — я пытаюсь нащупать пульс, но тщетно. — не чувствую. Чёрт! Ну же! — ещё одна попытка мимо. Он мёртв. Оседаю на пол и испачканными в крови руками убираю взмокшую прядь волос со лба. Осматриваюсь по сторонам: перевёрнутая мебель, разбитые автоматы, уничтоженный бар и… чёрные драконы. Бездыханные, истерзанные тела моих названных братьев разбросаны по всему игровому залу. Мир рушится, и время останавливается. Я слышу только, как пульсирует кровь в ушах, как перестаёт биться сердце, и собственный рёв, когда осознаю весь ужас произошедшего. Глаза застилают слёзы. Чем усерднее я стараюсь проморгаться, тем быстрее они текут по моим щекам. Сгибаюсь пополам, оставляя содержимое желудка где-то между барной стойкой и покерным столом. Моё внимание привлекает какой-то шорох. Как загипнотизированный, я двигаюсь на звук. Появляется призрачная надежда на то, что кто-то из друзей всё ещё жив. Это Аарон. Зажимая рану на животе, он пытается подняться, но силы стремительно покидают его, поэтому каждая новая попытка заканчивается провалом. — Аарон! — подбегаю к главарю и зажимаю его рану своими руками, — Не шевелись! Не дёргайся, слышишь! — осаживаю попытки мужчины подняться. — Уходи, Вишня, — хрипит дракон, — проваливай, пока не заявились копы. — сдавленный кашель вырывается из его груди. — Драконы не бегут! — горько усмехаюсь, надавливая на рану ещё сильнее. Кровотечение не останавливается. Блять! — Надо звонить в службу спасения! — бросаю вокруг себя взгляды, выискивая телефон. — Нет, — снова кашель. На этот раз с кровью. Я чувствую, что конец близок, но не хочу отпускать Хилла. Я не готов проститься с лучшим другом. Не сейчас и не так, чёрт возьми! — убирайся немедленно! Они повесят это на тебя. — он из последних сил пытается оттолкнуть меня от себя, и в этот момент его чёрные, как сама тьма, глаза закрываются. Навсегда. Нет… нет. Нет! Трясу наставника за плечи, бью по щекам, угрожаю достать его на том свете, если он немедленно не очнётся. Но всё это не имеет никакого смысла. Он не дышит. Его сердце не бьётся. Моё, впрочем, тоже. Теперь я знаю, как умирают: долго, мучительно, в угрызениях совести. Так и я умираю, когда теряю свою семью. А дальше всё происходит будто не со мной: я — телезритель, смотрящий очередное шоу про копов, юристов и массового убийцу — какого-то парня из преступной группировки, расстрелявшего всех членов своей банды, включая бывшего лучшего друга. Несколько месяцев пролетают как сон. Как дурной, не проходящий сон. За это время меня берут под стражу, предъявляют обвинение, проводят закрытое судебное слушание, выносят приговор — смертная казнь.***
Приговорённые к смертной казни ждут годы прежде, чем наказание приведут к исполнению. Рекордный срок составляет тридцать три года, однако, в среднем этот процесс занимает от двух до пятнадцати лет. Смертники, в надежде на пересмотр дела и изменение решения суда, раз за разом подают апелляции. Мне в пересмотре было отказано. Трижды. Я точно не знаю, сколько уже ожидаю своей участи. В этом месте всё устроено так, что дни, недели, месяцы… и даже времена суток превращаются в одно большое «ничто». Для заключённых это не имеет значения, в камерах время течёт иначе. Есть ты, приговор и дата, когда он будет приведён в действие. Можно, конечно, делать засечки на стене, как многие другие, но сначала мне было лень, а сейчас я уже не в состоянии с уверенностью сказать о количестве днях, проведённых в этой бетонной коробке. Каждый раз, когда слышу скрип дверей, шаги надзирателей в коридоре, думаю, что вот — мой час пробил. И всякий раз — мимо цели. Хуже насильственной смерти — только её ожидание. Так что не думайте, что смертники легко отделываются. Это большое заблуждение. Снова скрип проржавевших петель железной двери, тяжёлые шаги грузного надзирателя и поворот ключа в… моей замочной скважине. Сердце пропускает удар, дыхание останавливается. На пороге возникает Рори — сержант, которого приставили следить за мной лично. Я тут на исключительных условиях: числюсь, как особо опасный. У мужчины в руках полотенце и мыльно-рыльные принадлежности. По режиму водные процедуры перенесены на несколько дней, а значит финал близок. — Ну что, начальник, finita la commedia? ** — улыбаюсь полицейскому, а у самого поджилки трясутся, как никогда прежде. — Последний банный день, кудрявый. Подарок от заведения. — он улыбается в ответ, но в глазах сурового стража закона я вижу некоторое смятение. Поворачиваюсь к нему спиной и прижимаюсь лицом к стене, отводя руки за спину. Чувствую, как холодные металлические браслеты наручников защёлкиваются на запястьях. — Прости, парень. Таковы правила. Я и так нарушил устав, войдя к тебе сразу. Ну, ты понимаешь. — он отходит в сторону и кивает, чтобы я шёл к выходу. — Всё в порядке, здоровяк. Я — могила, ты же знаешь. — под дружный смех мы движемся по тюремному коридору. Раньше шутки не отзывались во мне диким страхом. Но я сломлен этим местом. — Кстати, как там твоя девчонка? Осталась довольна подарком? — Спрашиваешь! Так ночью благодарила, думал не дотяну до утра! Спасибо за совет. — Учись, пока я живой. — снова горькая усмешка. — После душа отведу тебя к начальнику. Хочет тебя видеть. — сержант открывает ключом ванную комнату и пропускает меня вперёд. Я снова прижимаюсь лицом к стене, Рори освобождает мои руки от оков. — Зачем? — Не знаю, парень. Мне приказали — я выполняю.***
— У меня для тебя новости, Вишня, — бывший шериф Сентфора, а ныне начальник тюрьмы особо строго режима Джонатан Никсон сидит напротив меня за столом с пачкой документов в руках, — назначена дата. — он откладывает кипу исписанных листов в сторону и смотрит на меня в упор. — Я догадался, натирая свою кожу до блеска в общей душевой. — пожимаю плечами, будто мне всё равно. Но это не так. Это попытка ввести в заблуждение самого себя. Холодный пот проступает на ладонях. Невзначай вытираю их о штаны оранжевой робы. — По законам штата Мэриленд, осуждённым на смертную казнь не положен прощальный ужин на выбор, — начинает как-то неуверенно, — но у меня кое-что есть на прокурора, поэтому для тебя сделали исключение. — он протягивает небольшую стопку зелёных купюр, по моим прикидкам, там около трёхсот баксов, может чуть больше. — Во-первых, с чего вдруг такая щедрость? — я с подозрением кошусь на деньги. Странно это всё. — А во-вторых, на кой-чёрт они мне здесь? — Держи, — он буквально всовывает деньги в мои руки, — у любого смертника есть право на последнее желание. — Я не пожрать мечтаю, местная баланда меня устраивает. — Ты дашь договорить? — он нервничает? Замечаю, как бывший шериф с опаской оглядывается по сторонам, а затем выглядывает за дверь своего кабинета, проверяя — нет ли кого в коридоре. Интересно. — Уж прости, не стал уточнять у тебя, но решил, что ты захочешь в последний свой день увидеть Сару. Я прав? Поправь, если ошибаюсь. Мысли вихрем мечутся в голове. Я бесконечно рад и в то же время испуган. Я не хочу, чтобы она знала о том, в какой жопе я нахожусь. Ни к чему ей это всё. Но как же хочется увидеть её прекрасное лицо, такие тёплые, родные глаза. Обнять, прижать к себе и никогда не отпускать. Представляю, как пахнут волосы моей принцессы, словно молодой весенний луг на рассвете нового дня. Но разве она не должна быть в Балтиморе? — Нет. — отвечаю коротко и кладу банкноты на стол. — Что? Почему? — Джонатан непонимающе смотрит на меня. — Подумай, шериф. Я не хочу, чтобы она видела меня в этих условиях и в этой одежде. Оранжевый мне не к лицу. — смеюсь над собственной шуткой, но собеседник не разделяет моих чувств и молча достаёт из-под стула доверху набитый моей одеждой пакет. Джинсы, футболка, обувь… и моя кожанка — наследие «Чёрных Драконов». — Надеюсь, ты не заставишь меня пожалеть о содеянном. — ставит полиэтиленовый мешок передо мной. — У тебя будет два часа, дракон, всего два. Я прикреплю на твою ногу браслет, который позволит мне отслеживать твоё местоположение. Сара будет ужинать в закусочной, которая находится в трёх кварталах отсюда. Шаг вправо, шаг влево — расстрел при попытке к бегству. Будь благоразумен. — Днём раньше, днём позже. Какая разница? — пожимаю плечами. — Во-первых, тебя придёт поддержать Итан. Разве ты не хочешь напоследок поговорить с братом? — Итан? Очень неожиданно. Мы не ладим, и это мягко сказано. Так с чего бы ему хотеть быть со мной в этот момент? — Хочет убедиться, что я не вернусь? — в это верится охотнее, чем во внезапно проснувшиеся родственные чувства. — Хочет, чтобы ты не был одинок в свой последний час. — слова начальника тюрьмы отзываются странной ноющей болью где-то в груди. Неужели, спустя столько лет я до сих пор нуждаюсь в банальной поддержке со стороны семьи? А как же моя независимость и непоколебимая гордость? Что это? Простой самообман? Ответ приходит в простой истине: самообман — моя главная привычка, а привычка, как известно, — вторая натура. — А во-вторых? — Во-вторых, это будет не расстрел, — мужчина достаёт сигарету из помятой пачки и подкуривает, — они настаивали на газовой камере, но я выбил для тебя самый гуманный способ — техасский коктейль. Это безболезненно, ты просто уснёшь. — Почему ты это делаешь? — Потому что не верю в то, что ты в одиночку смог перестрелять всех драконов. Слишком сказочно. Это дело шито белыми нитками. Мэр потребовал найти виновного в течение суток, а ты оказался на месте преступления по уши в чужой крови. Поэтому детективы, которые вели расследование, просто нашли козла отпущения. Если бы ты подал на пересмотр ещё раз, мы бы выиграли время, и возможно… — Хватит! — прерываю пламенную речь полицейского, — Я устал сжиматься, словно пружина от каждого шороха в коридоре, думая, что это пришли за мной. Я почти потерял рассудок. Сны о том, как я пытался спасти Аарона, одолели меня, они отравили остатки разума. — оголённые нервы заставляют раскрываться перед Никсоном, выворачивая душу наизнанку. Таков удел любого финала. Правда? Надеюсь, что так. В противном случае ты — просто нытик, Вишня.***
Она сидит передо мной. Хрупкая, невинная и такая по-детски наивная, что моё сердце сжимается в сладкой истоме от запредельного желания обнять Принцессу. Красавица. Белокурые локоны падают на плечи и спускаются волнами до самой поясницы. Личико такое же прекрасное, как и её чистая душа. В ней идеально всё: смех, тихий голос, крутой нрав, что совершенно не вяжется с внешней картинкой. Я вглядываюсь в каждую чёрточку, каждую веснушку. Пытаюсь запомнить мельчайшие подробности, ведь я знаю, что это наша последняя встреча. Хорошо, что она не знает этого. Но перед смертью не надышишься, кажется, так говорят. И это совершенная истина. Когда знаешь, что тебе остаётся жить всего несколько часов, мир молниеносно преображается, приобретая неведомые до этого краски. Отвратительный зелёный чай резко становится вкусным, а обычный яблочный пирог — произведением кулинарного искусства. И люди кажутся красивее, и сентфорский закат — словно восьмое чудо Света, с его неповторимыми розово-оранжевыми всполохами на вечернем небе. А влюблённость в строптивую блондинку перерастает в любовь таких размеров, что сложно вместить её в своей маленькой, чёрной душонке. — Ты сегодня какой-то весёлый. — с улыбкой замечает Сара. — Это потому, что я встретил тебя, Принцесса. Какими судьбами в нашем захолустье? — подливаю чай ей в кружку. — Приехала проведать маму, — она пожимает плечами и тянется своей рукой к моей. — я скучала, Вишня. — И я, малышка. Очень. — голубые глаза прожигают насквозь, пожирают, захватывают в плен без возможности вырваться. А я и не против. Вечность бы так сидеть и держать О’Нил за руку. Но время неумолимо бежит вперёд, заставляя брать от ситуации максимум возможностей в столь короткие сроки. — Потанцуем? — В закусочной? — её глаза распахиваются от удивления. — Ну да, — моя очередь пожимать плечами, — понимаю, музыка здесь паршивая и мало места… — С удовольствием! — Сара прерывает мои оправдания и тянет в сторону музыкального аппарата. Я счастлив как никогда! Вручаю девушке монету, которую она опускает в прорезь, а затем выбирает заезженную до дыр композицию. Ничто не изменит моей любви к тебе. Ничто, Сара. Принцесса обвивает мою шею руками, а я притягиваю её к себе ближе за талию. Мелодия песни медленно ведёт нас в танце. Она утыкается лицом в мою шею, а я вдыхаю аромат её волос. Сердце не бьётся, к горлу подступает ком, который я поспешно проглатываю. Мужчины не плачут. Чушь! Плачут, конечно, но не глазах у любимой девушки. Ведь они должны хранить образ героя, на которого всегда можно положиться. Ты на меня можешь положиться, Сара. Одна из причин, по которой я не подаю вновь на апелляцию, проста, как четвертак: Сара О’Нил — Чёрный Дракон. Я не знаю, кто и за что мстит всем драконам, но я уверен, что сберечь тайну о принадлежности девушки к банде стоит моей жизни. С моей смертью история группировки завершится, и Принцесса будет в безопасности. Замечаю, как к закусочной подъезжает машина шерифа. Точнее, бывшего шерифа. Полицейский напоминает о том, что время, отведённое мне на прощальный ужин, завершено. Спасибо, что хоть без мигалок и сирены. Нехотя отстраняюсь от любимой. Как не чувствовать эту горечь от приближающейся разлуки? Радует только то, что страдать мне долго не придётся. — Мне пора бежать, малышка. Дела не ждут, увы. — мягко провожу ладонью по её щеке, другой рукой достаю из кармана свою «счастливую монету», — Сохрани это для меня, ладно? — вкладываю кусочек металла с изображением дракона в ладошку блондинки и закрываю. — Сохраню в лучшем виде. — очаровательная улыбка появляется на личике О’Нил. — До встречи, Вишня. Рада была тебя увидеть. — Я тоже очень рад. Прощай, красавица. — и последнее, что я краду в этой жизни, — поцелуй невинного ангела. Лёгкий, почти невесомый. За эту кражу я готов отсидеть три пожизненных. Оно того стоит, поверьте, я знаю о чём говорю. Не произнося больше ни единого слова, я покидаю уютную закусочную. На подъездной дорожке красуется моя «валькирия». Подхожу к байку и хлопаю рукой по кожаному сидению. Наши с ней «отношения» — целая история, но расскажет её уже кто-нибудь другой. — Ну что, старушка, в последний путь? — седлаю мотоцикл и мчусь на встречу своей смерти.***
Светлая комната с ярким освещением, какие-то тумбы с медицинскими приборами и кушетка, на которой лежу, — последнее, что я вижу на этом свете. За стеклом в другой комнате стройными рядами стоят стулья, но заняты из них только три. Итан, Никсон и Рори — моя группа поддержки. Кто бы мог подумать! Ради исключения, пока готовится коктейль, жаль что не алкогольный, нам разрешено переговариваться. — Жалеешь о чём-нибудь, Вишня? — интересуется бывший шериф. — Заделался в священники, Джонатан? — усмехаюсь, — Я отказался от исповеди, помнишь? Нет. Я ни о чём не жалею. Будь у меня возможность, я прожил бы её равно так же. Наполнил бы этот сосуд до краёв и выпил бы до последней капли. — КАПЛИ. — Эй, Никсон? — Чего тебе, дракон? — полицейский улыбается. По-доброму, но с долей грусти. — Почини уже раковину в моей пещере! Эти капли просто сводят с ума! — заливаюсь смехом. Нервное. Руки трясутся, на лбу проступают капли холодного пота. Страх, не смотря на всю мою браваду, пробирается под кожу и оседает безжизненным пеплом. — Завтра же займусь этим. Даю слово. — он утвердительно кивает. — Рори, помни, красивое бельё всегда действует безотказно. Накосячил — покупай трусики. Обидел — кружевной лифчик. На день Святого Валентина — бери комплект. И тогда твоя девчонка будет тебя боготворить. — подмигиваю надзирателю и перевожу взгляд на брата. Тяжёлый вдох. — Итан… — Не надо, — прерывает меня близнец, — я с тобой. Я рядом. Это всё, что сейчас важно. — парень улыбается, а я послушно киваю. Острая игла протыкает тонкую кожу запястья, и я принимаю последний в жизни коктейль. Техасский коктейль. Чувствую, как холодная жидкость начинает двигаться во мне. Знаете, что я сейчас ощущаю? Первобытный страх. Паника вместе с инъекцией разливается по венам и сдавливает лёгкие. Это капкан, из которого нет способа вырваться. Я смотрю за стекло, прямо на Итана. Белая пелена начинает застилать глаза, но я всё ещё могу разглядеть очертания брата. Он напуган. Так же, как и я. Не даром говорят, что между близнецами незримая связь. Закрываю глаза, а затем открываю, но уже с трудом. Боли нет. Только страх. Только страх…