веснушки

у изуку россыпь веснушек на щеках и красные воспаленные глаза. зияет дыра в груди от вырванного сердца. душа в прострации, и всё происходит будто не по-настоящему, будто не с ним. мидория знал, что сердцу придётся разбиться, испепелиться и развеяться по ветру, но готов к этому он не был. по крайней мере, не сейчас. надежда теплилась в груди каждый раз, когда кацуки свой алый взгляд на изуку переводил, каждый раз, когда разговор шёл непринуждённо и откровенно. надежда горела слабым огнём и потухла под натиском безответной любви. веснушка — маленькое клеймо невзаимных чувств, от которых душа разрывается лишь только у тебя самого. кацуки поцеловал не его. кацуки никогда его не поцелует. кацуки будет целовать кого-то истомно, долго, а у изуку в это время веснушки будут гореть на лице. он будет россыпь пятен прятать, тональными кремами маскировать, но позже по жалобным и сочувственным взглядам других поймёт, что ничего ему уже не скрыть. урарака за обедом пытается веснушки мидории, что сидит напротив, сосчитать, но каждый раз сбивается со счёта. много, думает очака. за друга ей больно и обидно, и чувствует она себя отвратительно оттого, что ничем не может помочь. простодушными разговорами пытается изуку вытянуть из пучины отчаянья и самобичевания, но выходит паршиво. избавить его от страданий сможет только чудо или бессердечное время. и, чтобы мидории на больное не давить, лиловые чьи-то засосы на шее и ключицах кофтой пытается прикрыть. изуку решает бакуго забыть. так будет лучше для всех, подумал он. вот только как из сердца чувства вырезать так, чтобы не перестало оно кровь алую по венам пускать. как такое возможно, если каждый день кацуки дает знать о себе, и каждую секунду веснушки на щеках о нем напоминают. план был глупый и простой: не думать, не смотреть, не мечтать и не надеяться. план простой, думал изуку до тех пор, пока не началось его исполнение. когда кацуки попадал в поле зрение мидории, он затмевал собой все. даже кислород на какое-то время куда-то испарялся. изуку на парня огромными вожделенными глазами смотрел, забывая обо всем, но вдруг резко вспоминал о пятнах на щеках, отчего внутри все сжималось, кричало и корчилось. дурно становилось и звенело в ушах., а потом мидория продолжал дышать. план с крахом провалился. наивно было полагать, что он сработает. изуку в своей комнате слезами давился до головной боли и желания исчезнуть. он все задавался вопросом: как это возможно? как возможно кого-то так невыносимо любить? изуку трясло, словно кто-то бил кувалдой по его костям. и все тело трещинами шло, немые крики из груди вырывались, а перед глазами его взгляд, его улыбка и взлохмаченные белые волосы. и вот он словно наяву перед ним явился, гладил по щекам и целовал в макушку, что-то на ухо шептал и смотрел на него, смотрел, смотрел, смотрел. мидория упивался этой фантазией, чтобы не было так тяжело. с течением времени он начал приходить в себя, находя силы для обыденного образа жизни. изуку страдал, но начинал принимать настоящее как есть. все возвращалось в свое русло, за исключением израненного невзаимностью сердца. свою боль он утолял тренировками и боями против злодеев. это заменяло ему кислород. он давился ядовитыми выхлопами. избегая общества одноклассников и уйдя в себя, мидория полностью отдавался работе. во время одного поединка кое-кто дал ему новую пищу для размышлений. слова злодея звучали как истина, они искусно проникли в разум и копошились там словно черви, не давая покоя. разве эти мысли ни разу не посещали тебя, де-ку ку-н? изуку был сам не свой. тревожность он загонял подальше в закоулки своего сознания и держал там на цепи. привычный мир вдруг пошатнулся. игнорировать это было сложно. внутри все отравлялось, не хватало только зажечь спичку, чтобы все разорвалось на куски.

***

мидория шел вдоль улицы, погруженный в свои мрачные мысли, когда увидел знакомые силуэты неподалеку. кацуки и урарака держатся за руки, их пальцы идеально переплетаются, улыбки сияют на их лицах, и эти улыбки предназначены только для них двоих, ни для кого больше. ярким светом исходит от них счастье и нежность, словно сама богиня благословила их и осветила божественными солнечными лучами. это так поразило мидорию, что он не мог сделать ни шага. изуку рассмотрел каждую мелочь в них словно в замедленной съемке. заколотилось сердце. они выглядели как идеальное целое. разве такое возможно? к горлу подступил ком. в венах заплескалась зависть и обида, а щеки горели ярым огнем. кожу хотелось содрать, избавиться от маленьких бесконечных веснушек. они появились из-за очаки? как же она могла так поступить с ним, почему ничего не рассказала? изуку захлебывался в своей любви, которую некому было отдать, пока урарака его заговаривала и мило хлопала глазками, натягивая наивную улыбку. почему, почему, почему… — хей, изуку! идешь с тренировки? — кацуки наконец-то заметил его и помахал в привественном жесте. его слова выдернули мидорию из ступора, словно по щелчку прервалась тирада в его голове. каччан и урарака, смущаясь от того, что их заметели вместе, смотрели на него в ожидании ответа, а деку сжимал кулаки и испуганными глазами смотрел на них в ответ. и чего он испугался? их неожиданных слов или своей насыщенной злости? удрал, не ответив ни слова. за спиной слышались их голоса, но с каждым шагом они отдалялись. опять. опять это чувство, сдавливающее грудь. изуку злится. на себя, на очаку, на бакуго, на свои веснушки, на свою любовь, которая держит его в заложниках. он злится. почему страдать должен именно он, а не кто-то другой? почему каччан улыбается, пока калечит его? их улыбки… изуку не улыбался так давно. заметил ли кто-нибудь его боль? в итоге всем все равно. понимаешь? нас-рать. они просто принимают как данное то, что тебя отымели, а потом продолжают закрывать на все это глаза. никто не поговорит, не поддержит и даже не скажет «эй, деку. он любит тебя, но только по-другому.» от этого стало бы легче, не находишь? но они этого не скажут. потому что у тебя эти веснушки. ты просто дефект, который отвергли. и разве это справедливо? а ведь веснушки — это достаточно мило. он сказал правду. им на самом деле все равно. урарака не подавала виду, бакуго верно молчал. делали вид, будто все как прежде, но на самом деле все было совершенно по-другому. сам изуку был другим. он надеялся на взаимность, но в ответ получил разбитое сердце. хотел быть ближе, но в итоге сгорал. избегал, но всегда мысленно был с ним. вся его жизнь превратилось в сплошное преследование бакуго, которого почти никогда не было рядом. это было нечто другое, чем просто любовь. это была мания, неправильная и нездоровая, разъедающая каждую клеточку тела и разума. это болезнь. у мидории не было лекарств. и сил бороться тоже не было. хотелось исчезнуть. хотелось, чтобы всё это наконец-то прекратилось. — несправедливо, — шептал изуку, смотря на себя в зеркало. на щеках горели пятна. — он должен быть моим. внутри него все кипело и взрывалось. мысли приобретали другой оттенок. мидория страдал слишком долго. раны до сих пор кровоточат. в голове метался один вопрос, на который не было ответа. он всегда был рядом, так почему кацуки выбрал не его? изуку отдавал ему всё, а взамен получил пятна на своих щеках и разграбленное сердце. он не сломался только благодаря своей фантазии. ночами мидория оставлял поцелуи на шее кацуки, грубыми ладонями гладил его кожу, тяжело дышал и часто повторял его имя, а бакуго в это время не отрывал от него взгляда. но мидория был совершенно один. изуку понял, что ему необходимо большее. всегда было необходимо. стало невыносимо терпеть. всё началось с веснушек. с этих маленьких пятен, которые перевернули жизнь с ног на голову и забрали тлевшую надежду на взаимость. с веснушек, что отравили лицо и стали напоминанием о ненужности. ими же должно все закончиться. кто-то зажег спичку.

***

— какого черта, изуку? — недовольно спрашивает кацуки, когда его прижимают к стене. — послушай, каччан, я очень много думал в последние дни, — ровный уверенный голос обычно не свойственен мидории, отчего у бакуго пробегают мурашки. — я не плакал, не мечтал о тебе, не жалел себя, а просто… расставил все точки над «и». тогда я понял, что заблуждался. обманывал сам себя. и тогда же я понял, что мне нужно сделать, чтобы все исправить. оказалось, все намного проще, чем я себе представлял, — говорит, взгляда от кацуки не отрывая и нож от его горла не отставляя. — что с тобой произошло? — бакуго сглатывает. изуку он не узнает. — со мной произошел ты, каччан. не строй из себя дурака, ты же все понимаешь. — нет, не понимаю. все было в порядке, так почему ты… — в порядке? — прервал изуку. — я желал тебя каждый гребаный день и витал в облаках, пока однажды не проснулся и не увидел у себя на щеках веснушки. жизнь тогда превратилась в ад. я смотрел на них и с каждым разом все больше ненавидел себя за свою никчемность. только потом до меня дошло, что я ни в чем не виноват. — о чем ты говоришь? — во всем виноват ты, каччан, — мидория с удовольствием протягивает его имя, как делал это бесчисленное количество раз по ночам. — ты причина всех моих страданий. и я собираюсь от них избавиться. — хватит нести чушь, — фыркает бакуго, пытаясь выбраться из ловушки. изуку сильнее напирает и прижимает его к стене, всё ещё приставляя к его горлу нож. кацуки зло хмурится. — что ты делаешь? — ты не понимаешь, — вздыхает изуку, опуская лезвие. — я собираюсь избавиться от тебя. — что… бакуго вдруг чувствует острую боль в районе живота, что импульсами разливается по телу. он ошарашено смотрит на мидорию, который отходит назад, и замечает в его руке окровавленный нож. глаза кацуки расширяются в испуге. опускает голову и наконец-то замечает кровь на своей белой футболке. из-за осознания происходящего плывет в глазах и подкашиваются ноги, бакуго беспомощно скатывается вниз по стене. — ох, каччан, — изуку опускается на колени рядом с кацуки, сострадательно улыбаясь. — я надеюсь, ты простишь меня за это… перед смертью. — ты свихнулся, — руками зажимает кровоточащую рану. теперь ему страшно. в глазах некогда доброго и чуткого мидории читалось безумие. почему до этого момента никто ничего не замечал? — я должен тебе признаться, — изуку вдруг стал серьёзен. — я любил тебя почти всю свою жизнь, но больше не могу, это слишком больно. на меня вдруг снизошло озарение, и в ту ночь я понял, что ты никогда не будешь моим. тогда я решил: раз ты не будешь моим, то не будешь ничьим. — изуку, послушай, — кацуки отрицательно мотает головой. не может трезво мыслить, происходящее кажется ему нереальным. — ты всегда был мне дорог. и мы можем разобраться со всем этим. хорошо? просто… просто убери подальше нож. пожалуйста. я… я… — слова вертятся на языке, но никак не находятся подходящие. он смотрит на безэмоциональное лицо мидории, не сводит взгляда. на щеках его веснушки начинают бледнеть. сердце бакуго пропускает удар. — что, каччан? продолжай, — изуку внимателен и терпелив. ему некуда спешить. — тебе больше нечего сказать? — прости меня, изуку, — обреченно выдыхает, — прости. я не думал… не знал, что ты так страдаешь.  — не хватает кислорода, начинает рвано дышать. мысли в голове путаются, а страх сковал тело. принять смерть от преступника было бы легче. принять смерть от мидории… просто не укладывается в голове. это удар под дых, от которого пред глазами мерцают звёздочки и заканчивается кислород. словно ты был обманут всю свою жизнь, а теперь тебя окатили леденящей правдой, от которой дрожь пробирает до самых костей, но даже после этого правду невозможно принять. ведь это изуку., а он бы никогда… никогда… от смятения и инстинктивного страха наворачиваются слёзы. бакуго этого даже не замечает. — ты плачешь? о нет, прошу, не плачь. только не это. я не хочу, чтобы ты плакал, тебе это совсем не идёт. — ты же герой, деку. герои не убивают, — он заглядывает ему в глаза в надежде увидеть там проблеск прежнего мидории., но этого не происходит. — значит, я больше не герой. да, наверное, так, — ухмыляется и взирает на испуганного и удивленного бакуго. смотрят друг другу в глаза. кацуки слабеет, держать рану становится тяжелее. безысходность одурманила разум. временная слабина перед страхом смерти. может, чуть позже он бы боролся за свою жизнь, но не сейчас. не под натиском взгляда изуку. это холодный взгляд, по которому понимаешь, что тебе не сбежать. бакуго вдруг почувствовал себя ничтожно маленьким и беспомощным по сравнению с мидорией. и кажется, что если хоть немного двинешься в сторону, то для тебя всё мгновенно закончится. и бакуго замер. даже старался ровно дышать, чтобы не спровоцировать свою смерть. зажатый в угол и обездвиженный. не способный защитить себя. жалкий. может, именно так чувствовал себя изуку? но этого он уже не узнает. — ты так легко отказался от своей мечты? — я отказался от всего.

***

изуку лежал на полу перед включенным телевизором и рассматривал свое лицо в маленьком зеркале. белоснежно чистое и испачканное кровью. одежда пропитана алыми пятнами. мидория не торопился их смывать. улыбка не сходила с его лица, но чего-то не доставало. руками ощупывал грудь, что-то мешалось там и не давало дышать. он всё не мог понять отчего. странно. всё было до странности другим. потерял счет времени. не мог вспомнить, как вернулся домой. не мог понять, почему рядом раскинуты ножи. обрывки фраз вцепились в сознание, отчего изуку мгновенно привстал. он направил свое внимание на экран и сделал погромче звук. фотография хмурого кацуки бакуго высветилась в левом верхнем углу. ведущая новостей бесстрастно говорила об убийстве. — каччана убили?.. — неверяще вопросил мидория. внутри всё сжалось. перестал дышать, посмотрев на свои руки. на них была засохшая кровь. и лицо его тоже было в крови. и вся одежда была в крови. изуку только сейчас придал этому значение. только сейчас он вдруг понял, что натворил. воспоминания переключаются, словно фотопленка в проекторе. целует бакуго в макушку и вновь вонзает лезвие ему куда-то под ребра. тот резко выдыхает весь воздух, теряя возможность вскрикнуть от боли. он обнимает его и оставляет поцелуи на лице и шее. член набухает в штанах. каждый новый удар словно вспышка, а в глазах всё темнеет и темнеет. что-то нашептывает, не переставая. по щекам скатываются слёзы. пытается ослабевшими руками его удержать. не может. больше не может. запах крови ударяет в нос, отчего начинает мутить. он стонет и кричит. испускает последний вздох, смотря на него, а в его взгляде абсолютная пустошь. он неживой. прикрывает глаза, чувствуя, как лезвие продолжает вонзаться ему в тело. и больше ничего не чувствует. изуку разжимает пальцы, и нож с грохотом падает на пол. его кровь смешалась с его кровью. теперь у них одна судьба и одна смерть. он ложится на бок, поджимая к себе колени. тихо нашептывает его имя. гладит его по волосам, притрагивается к его губам и придвигается ближе. он не чувствует его дыхания. они смотрят друг на друга, окровавленные и беспомощные. — твои веснушки исчезли, — замечает кацуки. — это потому, что исчез ты, каччан, — отвечает изуку.